Все было напрасно, потому что мы проиграли тяжбу.
Бывший священник, которого приволок дядя Грегори, поклялся в суде, что был лишен сана, когда проводил свадебный обряд над моими родителями. И мать разом из почтенной вдовы превратилась в стареющую содержанку, а мы все – в горстку бастардов.
Как будто этого было мало, дядя – великий мастер пачкать все, к чему притрагивается – изящно намекнул в своей речи, что я – вообще не дочь своего отца. Мол, и внешне непохожа, и разум мой блуждает в тумане, а у Майтлтонов всегда было отменное душевное здоровье, да и мало ли с кем могла крутить шашни актриска из разеннского бродячего театра до того, как ей посчастливилось подцепить стареющего аристократа?
Он давно распускает мерзкие слухи. Я не знаю, как противостоять им, поэтому пытаюсь делать вид, что выше подобных гадостей. Дядя – искусник мешать правду с ложью и делать скользкие намеки. Я и правда пошла в мать. Но насчет “отменного душевн
– Последняя подпись – вот здесь, граф. Вы уверены, что не хотите оформить бумаги по стандартной процедуре?– Нет. Спрячьте его! Видят боги, я люблю своих детей. Даже Элисон, хотя, кажется, Грегори прав и она – кукушонок. Не знаю, за что они меня так ненавидят. Я был хорошим отцом, Томас. Я не заслужил этого!– Конечно, граф.– И я останусь хорошим отцом. Выполню свой долг перед семьей. Спрячьте его, Томас! Хорошо спрячьте и не доставайте, пока не услышите о моей смерти!– Хорошо, граф.– Куда? Куда вы его кладете? Разве это надежный тайник?– Это шкатулка-головоломка. Ее невозможно открыть, если не знать ключа. В ней я храню самые ценные бумаги.– Ее слишком легко украсть!– Не волнуйтесь, шкатулка хранится в тайнике в моем кабинете. О его существовании и тем более расположении не знает н
В огромном зале сумрачно и пусто. Тяжелые портьеры скрадывают и без того скудный свет зимнего солнца. Блики свечей играют на полированной столешнице – настолько огромной, что на ней можно было бы станцевать вальс.Традиция. Совет фэйри заседает при свечах.Стол слишком велик для жалких трех десятков сиятельных фэйри. За ним с легкостью уместилось бы и несколько сотен. Но стол тоже традиция. Все присутствующие равны друг перед другом. Место судьи во главе – лишь признание его авторитета, дань уважения…Я бросаю короткий взгляд в его сторону. Князь Церы бесстрастен. Худой, жилистый, с орлиным носом, лысым черепом и подрагивающей кожаной пленкой, прикрывающей третий глаз на лбу, он сегодня воплощенное правосудие.Идет пятый день Малого совета.Нет, напускное безразличие князей и танов не обманет меня. В зале повисло грозовое напряжение, предчувствие беды, ожидание первого рокочущего удара.Ленивые, внешне равнодушные взгляды
Земля под ногами зашаталась. Мой самый страшный страх – оказаться безумицей во власти бреда. В тщетной надежде я вглядывалась в честное лицо Бакерсона, ища на нем подтверждение своей правоты. И не находила. Он сидел рядом – весь сочувствие и вежливый интерес, за которым прячется скука.– Но как же так… не может быть! Я точно знаю… Он говорил. Про шкатулку-головоломку. Которую вы спрятали в тайник. Вот в этом кабинете!Шкатулку я особенно хорошо разглядела. Из темного дерева, инкрустация белым камнем и вся расписана странными символами, как на моем кольце с Терри. Встречу – ни с чем не спутаю.Стряпчий развел руками:– Шкатулки, головоломки, тайники… Леди, я вас уверяю – обычные дела о наследстве совершенно лишены подобной романтики, – он подался вперед и перешел на доверительный шепот. – Простите, мисс Элисон. Вы ведь старшая среди детей графа? Это не у вас ли иногда бывают припадки?
Франческа– …надеюсь, на основе всего вышеизложенного, судья примет единственно верное решение, – последние слова своей речи я адресую хранителю закона. Так же, как и взгляд – прямой, в упор.Время замирает.Момент истины.Он не сможет судить иначе. Я не оставила ему выбора. Вся блистательная башня из несокрушимых доводов, аргументов и прецедентов, которую я возвела, взывает к этому решению!Марций Севрус должен признать Ламберта таном! Чтобы тот открыл мне, как я могу обрести тень и стать равной своему мужчине.Чтобы у нас с Элвином было будущее, которое мы сможем построить вместе. Будущее в мире фэйри, будущее в мире вечного настоящего.Князь Церы улыбается, его третий глаз жмурится, словно в непонятном предвкушении, и у меня, невесть отчего, начинают дрожать пальцы.Он не должен быть таким довольным! Здесь и сейчас я вынуждаю его предать гордыню ради истины.Падают последние к
ЭлисонКольцо лежало там же, где я его оставила. А я до последнего представляла себе всякие ужасы. Что его найдет и заберет себе колдун, например. Не зря же он расспрашивал про Терри. Я тогда специально не стала говорить, что мой друг – призрак. Но Элвин жутко умный, мог и так догадаться.– Наконец-то. Я думал, ты про меня совсем забыла, Элли. Знаешь, как скучно быть призраком среди развалин? Ну что? Я был прав, все хорошо?– О, Терри, – я зашмыгала носом. – Все совсем не хорошо. Все очень-очень плохо!– Что на этот раз случилось, принцесса?Хорошо, когда есть кому рассказать свои беды, и этот “кто-то” не посмотрит на тебя, как на дурочку и не начнет убеждать, что тебе лечиться надо.За разговором мы медленно шли обратно в город. Конечно, леди не положено ходить пешком, но лошади у меня не было, а нанимать карету не хотелось. Опять сплетни пойдут – зачем бы чокнутой Элисо
Я тоже замерла. Прямо сидя на земле. Даже про боль в ушибленной коленке забыла, так удивилась.– Элисон, это ты?Я моргнула:– Вы меня знаете?Я бы поклялась в зале суда на священных символах, что никогда не встречала его раньше. И все же, в нем было что-то смутно знакомое. Так, бывает, мучительно пытаешься вспомнить вчерашний стершийся из памяти сон.– Вряд ли, – насмешливый голос Терри разрушил напряженное молчание, с которым мы вглядывались друг в друга. Мы оба, не сговариваясь, посмотрели на него:– Ой. Вы так похожи! Вы родственники, да?– Да.– Нет!Оба ответа прозвучали одновременно.– Так “Да” или “Нет”? – сидеть на земле было холодно. Я встала. Хорошо, что уже морозы – платье почти не запачкалось.В голове ощущалась какая-то пустота. Я знала, что надо бы удивиться, что незнакомец может видеть Терри и говорить с ним.
– Ты мне доверяешь?– Вот опять ты вопросом на вопрос. Как будто я у тебя не ответов, а золота прошу.– Элли, это важно. Ты мне доверяешь?– Да, – буркнула я.– Хорошо, тогда слушай. Я надеялся, у нас еще будет несколько лет, но нет. Опасность гораздо серьезнее, чем ты можешь себе представить. Ты должна слушаться меня. Если я что-то говорю – просто делай. Не спорь и не задавай глупых вопросов, как обычно. Договорились?!– Мне это не нравится. Ты играешь мной, как пешкой.– Пешка может стать королевой, Элисон. Но для этого ей надо пройти долгий и опасный путь пешкой.Рэндольф отсутствовал недолго. Вернулся в сопровождении все того же неопрятного старика. В этот раз нас отвели в нормальную жилую комнату, только маленькую и без окон. Судя по тому, что нам пришлось спуститься, находилась она под землей. Здесь был шкаф, кровать и даже кадка с горячей водой. Не хуже, чем в гостинице.
– Кончайте тискаться, голубки. Рэнди, отпусти ее.Фэйри вздохнул, помог мне сесть и поправить платье. Я скривилась. Левое плечо наливалось болезненным жаром.– Больно. Зашнуруй чуть-чуть.– Не надо. Будет хуже заживать. Оставь так.Я засмеялась:– Не могу я с голой спиной по улице идти. Меня сразу в Батлем отправят.– Переночуешь здесь.– А как же Саймон? Брат с ума сойдет, если я вот так пропаду без предупреждения.– Напишешь записку. Я передам. А завтра попробую найти адепта жизни.Я не знала, что значит “адепт жизни”, но поняла, что фэйри хочет сделать для меня что-то хорошее. В глазах защипало. Обо мне, кажется, никогда в жизни никто так не заботился. Чтобы спокойно, без лишних слов, нотаций и суеты взять и решить все проблемы.– Спасибо. Спасибо за все, Рэндольф. Я твой должник. Надеюсь, когда-нибудь смогу сделать что-то равноценное для тебя.
Элисон– Элисон.Я не повернулась.– Элисон, не надо, – кровать чуть скрипнула и прогнулась под его весом. Сел рядом.Я лежала, отвернувшись к стенке, подтянув согнутые колени к подбородку. Совершенно неприличная для молодой леди поза. И плевать.Руки мягко легли на плечи. Обнимая. Поддерживая.– Лучше бы вы оставили меня там, – голос звучал, как чужой – глухой и безжизненный.– Не лучше.– Все из-за меня. Я несу только боль и смерть тем, кого люблю.– Это судьба. Ее не изменить.Я упрямо стиснула колечко. Можно сколько угодно тереть его и кричать “Терри”, никто не придет. Просто кольцо.Терри семь лет был моим другом, братом, товарищем по играм, наставником, защитником и утешителем. Он пришел, когда в моей памяти впервые появились лакуны, черные дыры с шелестящими, осыпающимися краями – я боялась не то, что заглядывать
Франческа лежала на алтаре, раскинув руки. Платье из алого, как кровь, бархата мягкими складками спускалось до земли. Голова запрокинута, обнажая беззащитную шею с черной полоской ошейника. Каштановые кудри разметались блестящей волной по ковру изо мха и веток.Она выглядела невредимой. Спящей. Беззащитной.…бывало, я засиживался до утра, и она засыпала одна – ровно в такой позе, словно обозначая свои границы и желание спать в одиночестве. Но стоило мне лечь рядом, как Франческа поворачивалась набок. Не просыпаясь, подползала ближе, чтобы положить голову плечо. Я обнимал ее – осторожно и нежно, чтобы не разбудить. Тихий ритм ее дыхания, теплая щека на плече, мягкое руно волос под пальцами – все это было так просто, обыденно и правильно.Никогда не говорил сеньорите об этом, но я любил смотреть, как она спит…Я с чувством выругался, больше от облегчения. И только со второго взгляда заметил, как сквозь черное сукно плаща прор
– Куда-то торопитесь, драгоценные мои? Невежливо уходить из гостей не попрощавшись, – граф стоял, лениво облокотившись на дверной косяк. В руках он вертел тяжелый бронзовый шар размером с яблоко. – Элисон, не хочешь представить мне своего друга?– Нет.Я и моргнуть не успела, как Рэндольф оказался около Блудсворда. Слитная атака с двух рук была бы великолепна, не столкнись мечи с невидимым защитным полем. Короткий электрический разряд отбросил фэйри на пару ярдов от мага.– Жаль. Люблю знать, что писать на могиле, – горбун огладил “яблоко”. – А мне даже нравится, как все складывается. Устроим милый вечер на троих. Посмотрим, как ты отреагируешь, когда я начну отрезать кусочки от твоего приятеля.С этими словами Блудсворд оторвался от дверного косяка и пошел прямо на меня. Он не торопился, уверенный, что я никуда не денусь. Рэндольф еще хватал ртом воздух и тряс головой, пытаясь подняться. Я цапнула пер
– Дориан?! – я не слышу своего голоса. Губы бесполезно шевелятся, а звука нет. И нет сил оторвать взгляд от кровавой раны от птичьего клюва чуть ниже ключицы. По всему телу мага виднеется множество подобных отметин – от едва зарубцевавшихся, покрытых влажной корочкой до давнишних белых шрамов.В каких бы преступлениях ни был виновен этот несчастный, он не заслуживает такого. Никто в мире не заслуживает такого!– Сколько времени прошло, леди?– Десять лет, – отвечаю я против своей воли.Перед лицом его страданий все мои заботы кажутся ничтожными. Но я не могу не задать вопрос, который терзал меня так долго!– Зачем вы сделали это Дориан?Я не уточняю, что «это», но бывший маг и так понимает меня. Его смех, как треск сучьев под ногами:– Мы хотели бессмертия. Да-да, мы получили его, – зрачки дерева-Дориана выписывают безумные восьмерки в глазницах.– Не надо
Мы подошли к лестнице.– А что со мной будет?Она кивнула, показывая, что надо спускаться. Я не стала упрямиться – горло болело ужасно, а Кьяра все так же держала удавку наготове и смотрела на меня выжидающе.– Вы меня убьете, да?– Это решать мастеру.– Почему ты ему помогаешь?! – продолжала я допытываться, пока мы спускались по лестнице, сначала на первый этаж, а потом и в подвал. – Я тебе что-то сделала? Или моя семья?– Нет, – она даже остановилась.– Тогда почему ты ему служишь?Показалось – на лице ее мелькнула неуверенность, а потом Кьяра оскалилась:– Не твое дело. Заткнись и спускайся.Она сказала это вроде бы сердито. Но так сердятся, когда не хотят слышать правду.Эта лестница была, как дорога на эшафот. Казалось, стоит дойти и все. Уже не вырваться отсюда никогда. И я мысленно порадовалась, что Кьяра хромает.–
Элисон…она настигает. Справа. Слева. Отовсюду. Она здесь. Везде. Во мне.…а я в ней.Не оборачиваться! Только не обернуться!Тропка вдоль реки. Кусты шиповника. Вперед, не смотреть по сторонам, только не смотреть. Только на шиповник, везде шиповник, куда ни глянь…Вверх. Уводит вверх тропка. Обманула. Не надо вверх. Не надо туда, совсем не надо, там плохое. Страшное.Было?Есть?Под ногами камушки, мелкие. И шиповник, везде шиповник. Дикая роза – так его зовут.Розы. Холмы и розы. Страшно!Камень серый. И черный. И бук. Здесь был бук раньше, теперь нет, обугленная головешка. Пахнет кровью, пахнет гарью. Небо падало на землю, сейчас не падает. На месте. Над головой. Высоко.Сидит на алтаре. Болтает ногами, во рту соломинка, в волосах сухие листья.–
(Десять лет назад)ФранческаКогда на холм поднимается Джованни, я не удивляюсь. Я не удивляюсь больше ничему. Встреча после десятилетней разлуки буднична, словно мы расстались час назад.Магия ошейника защитила меня от неумолимого времени. Меня, но не брата. Он стал мужчиной – невысоким, крепким, полным опасной силы.Я жду расспросов, презрения, обвинений во лжи и в пособничестве культистам, но Джованни верит моему рассказу сразу, избавляя от необходимости кричать и доказывать.– Инферно потухло, – голос брата звучит глухо, а лицо бледно. Не будь я так измучена, я бы засыпала его сотней вопросов, выясняя, что с ним случилось, и как он здесь оказался. – Надо уходить, Фран.Он наклоняется и бережно берет девочку на руки. Та доверчиво кладет рыжую головку на плечо и всхлипывает. По губам брата плывет нежная улыбка, которая удивительно его красит.– Культисты сделал
(Десять лет назад)Джованни– Начинают, – отметила Адаль и потянулась к луку.– Погоди! – он приник к зрительной трубке, снова пытаясь рассмотреть, что происходит на вершине соседнего холма. – Что за обряд? Никогда раньше такого не встречал.– Я тоже.В исцарапанном мутном стекле отобразилось детское личико – распущенные рыжие волосы, курносый нос в россыпи конопушек.– Дети… откуда там дети?– Какая разница, – Адаль пожала плечами. – Жертвы. Или новички. Я сниму вон ту, в синем платье.Джованни проследил за ее пальцем. Сидящая женская фигура на острие главного луча, невольно притягивала взгляд. Он снова взялся за зрительную трубку.Дорогое и изысканное платье из бархата, каштановые волосы волной укрывают спину. Почему она сидит, если остальные культисты стоят?Сидит на земле в таком платье?К
(Десять лет назад)ФранческаЯ прихожу в себя и оглядываюсь. Руки в запястьях и ноги у щиколоток стянуты кожаными ремнями и так затекли, что я почти не чувствую их. Болит затылок, в глазах темнеет и двоиться, к горлу подкатывает тошнота. Растрясло в карете? Или все дело в питье, которым меня пичкали на протяжении всего пути. Стоило чуть вынырнуть из забытья, как перед глазами оказывалась темная бутыль, заполненная резко пахнущей жидкостью. Я не помню человека, который был рядом в карете. Только бутыль, руки – жесткие, с обгрызенными заусенцами и приказ «Пей!».Когда я пыталась сопротивляться, он открыл мне рот и влил питье насильно.Разве можно вот так – взять, похитить человека посреди улицы?! Сунуть мешок на голову, затолкать в карету и увезти незнамо куда?!Можно, как оказалось.Зачем я здесь? Что им нужно?Трудно думать, слишком болит голова. Я сижу, привалившись к