Элисон
– Элисон.
Я не повернулась.
– Элисон, не надо, – кровать чуть скрипнула и прогнулась под его весом. Сел рядом.
Я лежала, отвернувшись к стенке, подтянув согнутые колени к подбородку. Совершенно неприличная для молодой леди поза. И плевать.
Руки мягко легли на плечи. Обнимая. Поддерживая.
– Лучше бы вы оставили меня там, – голос звучал, как чужой – глухой и безжизненный.
– Не лучше.
– Все из-за меня. Я несу только боль и смерть тем, кого люблю.
– Это судьба. Ее не изменить.
Я упрямо стиснула колечко. Можно сколько угодно тереть его и кричать “Терри”, никто не придет. Просто кольцо.
Терри семь лет был моим другом, братом, товарищем по играм, наставником, защитником и утешителем. Он пришел, когда в моей памяти впервые появились лакуны, черные дыры с шелестящими, осыпающимися краями – я боялась не то, что заглядывать
ЭлисонБлудсворд приехал после обеда.Я следила, спрятавшись за гардиной, как его сиятельство спрыгивает с лошади, передает поводья конюху и движется быстрым шагом по садовой дорожке к главному входу, а на душе было тяжело от скверных предчувствий. В этот момент граф вскинул голову, посмотрел на окно, и я отшатнулась. Показалось, что он разглядел меня за моим ненадежным укрытием. Словно дыры взглядом в занавеси прожег.Он заперся в комнате с маменькой и долго о чем–то совещался, а я ходила кругами, изнывая невозможности подслушать.Когда чуть позже дверь открылась и меня позвали в гостиную, я даже не удивилась, потому что ждала чего–то подобного.Не удивилась, но испугалась.Я боялась его всегда, с первой встречи. Несмотря на то, что граф ни разу не пытался как–то навредить мне. Только иногда делал двусмысленные комплименты и смотрел.Так смотрел, что после этого липкого предвкушающего взгляда хотело
Блудсворд попытался провести рукой по моей щеке, но я отшатнулась, и граф укоризненно покачал головой:– Элисон! Вы как испуганный зайчонок. Почему вы так меня боитесь? Разве я когда–нибудь обижал вас или давал повод думать обо мне плохо?Я попробовала сглотнуть, но в горле совсем пересохло:– Тогда… в малиннике. Патер Вимано…Граф изумленно приподнял брови:– Малинник? Патер Вимано… припоминаю, так звали священника, который заведовал приходом в Сэнтшиме лет пять назад. Но при чем здесь он? И малинник?В его темных глазах заплясали насмешливые искорки, а я снова ощутила жуткую раздвоенность, когда непонятно, где настоящее, а где видения или бред. Была ли та встреча в малиннике правдой или она только приснилась мне? Помню, как прислуга судачила о смерти патера Вимано, а в день похорон у меня был приступ, поэтому не запомнилось почти ничего.Я не могу себе доверять до конца. Слишком часто заб
Все наши беды начались с маскарада, на который я не поехала.Я уже давно стараюсь избегать балов и приемов. Мне на них неловко, все время кажется, что обо мне перешептываются, говорят «чокнутая» и пальцем показывают.На балах я особенно остро чувствую себя чужой и ненужной. В прошлый раз за весь вечер у меня было только три танца, а ведь я хорошо танцую! Лучше сестер, даже лучше большинства невест в Сэнтшиме! Но меня редко приглашают. Обычно я сижу в кресле, смотрю, как кружат другие пары. Я стараюсь не завидовать. Любуюсь, какие они красивые, а к горлу так и подкатывают непрошеные слезы.Старая дева – девятнадцать лет. В обычной жизни я научилась не жалеть себя и не думать об этом, но знаю, что на балу не получится.Фанни тоже осталась дома. Маменька по этому поводу очень расстроилась. Фанни пятнадцать – самый лучший возраст, чтобы искать выгодную партию.– Ах, дорогая, но срок траура уже почти миновал. И нам всем про
Франческа…в стылых мартовских сумерках тлеют свечи. Дрожат на ветру, но не гаснут, как заговоренные. Запах горелого воска висит над долиной, мешаясь с запахами мокрого камня, прелой листвы, сожженных трав и дыма от факелов.Короткий, отчаянный крик «Не надо! Я буду хорошей! Не трогайте Терри!».Кровь на моих руках. Кинжал, застрявший в теле мага. Пробирающий до последней жилочки, тихий, жуткий шорох. Смерть проносится мимо, не задев, лишь опалив леденящим дыханием щеку.Снова крик «Терри-и-и!».И небо – сиреневое вечернее небо – падает в долину…За секунду до того как стоящего рядом человека разорвет на части, за мгновение до того как второго, чуть дальше, вплавит раскаленной волной в темный камень, а происходящее превратится в нечеловеческий кошмар, я вспоминаю, что это все – сон, морок. Открываю глаза, сдержи
Элисон– Ты дурочка, счастья своего не понимаешь, – Китти надувала губки и разглядывала себя в зеркало. Судя по довольному выражению ее лица, то, что она в нем видела, ей очень нравилось. – Будешь графиней.– Он гадок!– Ну, почему сразу “гадок”? На любителя. Говорят, его мать была из Эль-Нарабонна, поэтому такой темненький, – она хихикнула. – Еще брился бы почаще или отпустил бороду. И бровушки эти… Зато богатый. И нас, наконец-то, смогут посватать.– Я не выйду за него, – устала повторять. Эти слова, как заклинание, которое не работает.– Выйдешь, куда ты денешься.В последние дни было ощущение, что я ступила в трясину и теперь бесполезно барахтаюсь. О свадьбе говорили, как о решенном деле.– Саймон еще мог бы все отменить, как глава семьи. Да где его искать? – вздохнула Фанни. – Элисон хорошо, хоть при муже будет. А нам
Это случилось тем же летом.Малина вымахала густая, высокая. Ее заросли подступали к задней стене Гринберри Манор, и я, ускользнув от мисс Уайт через малую калитку, бродила по краю кустарника. Общипывала ягоды и отправляла их в рот – прямо так, немытыми. Так вкуснее.Крупная и душистая малина пахла вареньем, которое мама всегда распоряжалась открывать на Мидст. И еще летом и чем-то очень хорошим. А косточки застревали в зубах, как всегда.Я почти вышла к главной дороге, когда наткнулась на Блудсворда.– Какая встреча, о моя сладкая Элисон.Сегодня от него снова разило кровью. А рядом не было совсем никого из взрослых. Никто даже не знал, где я. Когда еще хватятся, когда станут искать в малиннике?Мне стало очень страшно.– Здравствуйте, сэр, – я попятилась, но он подошел ближе. И облизнулся.– Что вы делаете здесь одна, бесстрашная Элисон? Разве матушка не предупреждала вас, что юным леди опасно пр
Франческа– Я нужна вам, Ламберт.День едва перевалил за половину, а в кабинете сумрачно, как под вечер. Слишком мало света дают крохотные оконца, и слишком пасмурно за стенами – второй день, как небо обложено тучами. Серые, низкие, они давят, не дают дышать. В камине потрескивают дрова, отблески огня ложатся рваным красно-желтым кружевом.– Вы – полукровка, родившийся без тени. В глазах закона это делает вас человеком.Ламберт леан Фианнамайл яростно выдыхает сквозь зубы.– Меня растили для этого. Каждый день, каждый час. Только обучение и работа. Когда отец уехал на год, я правил вместо него. Никто не скажет, что я был плохим таном. Это мое Предназначение. И у меня есть тень…Я не даю ему закончить:– Князья и главы кланов не признают вас. И вы это знаете.Он отворачивается к огню. Блики пляшут на нечеловеческом лице, превращая его в подобие карнавальной маски. Остры
– Вы спрашиваете, зачем мне бессмертие?– Я знаю, лорд-Страж и так подарил вам бессмертие. Неужели люди так жадны, что не в силах остановиться на полпути?Мое возмущение от ханжеских слов столь велико, что прорывается наружу:– Легко рассуждать о человеческой жадности теперь. Что бы вы сказали десять лет назад?– То же самое, – он медлит, вглядываясь в мое лицо. – Людям не понять, но тень – это сила, которая всегда дается для чего-то. Поэтому у фэйри есть Предназначение. Хотите, я дам зарок на Великий долг? Великий долг главы клана – хорошая оплата.Он что же – держит меня за дуру? Смешно сравнивать.– Нет. Просто расскажите, что с вами случилось.– Это знание будет бесполезным для вас. Рискнете повторить мой путь – погибнете.– Или пойму, что вы правы, и не стану рисковать.Ламберт не верит. Я сама себе не верю. Потому что, если есть хотя бы к