5 Круг замкнулся…

Круг замкнулся…  

                              

Ещё не сгустились тени,

Но всё холоднее высь.

Бичуя опустошенье,

Над сердцем ветра взвились.

О, канувшие удачи,

 Которых  не нужно мне!

О, сон, что живёшь иначе,

 И жизнь, что ведёшь во сне!

Взвевайтесь ветра над глушью,

 Простёршейся мглы ночной!

Безлюдье пугает душу

Бескрайнею тишиной…

И, слёзы тайком глотая,

Вперяешься в миражи…

О, жизнь ты моя пустая

Хоть кто я такой, скажи?

Ф.Пессоа, перевод Б.Дубин

– Не поняла? Что сие значит? – Олеся, зашедшая утром за Настей, чтобы вместе ехать в институт, одарила подругу недоумевающим взглядом.

Нет, сегодня Настя не проспала. Она была уже вполне готова…

 Только вот к чему? Потёртые джинсы, старый свитер стального цвета крупной вязки (за узор в виде сцепленных между собой колечек и цвет Рыжая прозвала его «кольчугой»). Волосы собраны на затылке в «конский хвост». Никакого макияжа на лице. На тумбочке в коридоре замшевая ветровка и кожаный «походный» рюкзачок. А у двери, на коврике с милой надписью: «Добро пожаловать!», стоят готовые сорваться в путь берцы с высокой голяшкой, на шнуровке и толстой подошве-платформе. Такие ботинки можно даже как средство самообороны рассматривать! Если кому-нибудь таким башмаком «засветить» – мало не покажется!

Весь вид Настасьи заявлял о том, что Рыжая куда-то собралась, но явно не в институт… Потому как  на занятия её в таком виде и силой не загонишь!

А сегодня, между прочим, по экономике предприятия первая контрольная в этом году!

– Я больше так не могу! Я устала, – со вздохом сказала Настя, присаживаясь на уголок тумбочки.

И Олесе сразу расхотелось возмущаться и взывать к совести подруги.

– Я иду туда.

– Куда? – проворчала Петрушенко, уже зная ответ.

– На Воронов утёс, –  серьёзно ответила Романова и вновь вздохнула.

– Рыжая, ты что заболела или головой ударилась? – терпеливо начала Леся, словно говорила с маленьким ребёнком. – Кто-то говорил, что в скалы больше ни ногой!  Или мне память изменяет? Настёнок, какого чёрта ты там забыла?! Тебе мало что ли прошлого раза? Зачем ты туда пойдёшь, скажи на милость?

– Так надо! – упрямо доложила Настя. – Постой, не перебивай! Послушай!

Олеся поджала губы, всем видом показывая, что выслушать  готова, но заранее не одобряет затею Романовой.

– Я, в самом деле, заболела. Вернее… Я знаю, что ещё немного и просто свихнусь! Я должна найти способ помочь себе! Только я сама – никто другой! Ты даже представить себе не можешь, Леся, что такое эти ночные кошмары! Они мне всю душу вымотали, в клочья нервы изорвали, они из меня силы выжимают!  Живу, как на краю пропасти… Ни о чём другом думать не могу! Сегодня вот контрольная, а мне до этого дела нет! Потому что, какая тут может быть учёба, если меня сегодня всю ночь опять истязали! Ты знаешь, как это – каждую ночь умирать?! Чувствовать, как тебя убивают! До мельчайших деталей, до каждого нового оттенка боли и страха! Всё это чувствовать! Снова и снова!

– К этому можно привыкнуть! – возразила Олеся. – Это только сны, Настёнок! Они тебе реального вреда не причиняют!

– К этому нельзя привыкнуть! – огрызнулась Настя. – Нельзя привыкнуть к тому, что тебя убивают, а ты даже защитить себя не можешь.

– Но ведь это всё понарошку! А если ты там, на Вороновом утёсе,  опять с этими психами столкнёшься? Ты себя защитить сможешь? – взорвалась Олеся. – Им же только того и надо, чтобы ты вернулась! Тогда они тебя уже не во сне убьют!

– Я буду осторожна. Я буду готова. Если уж на то пошло: пусть лучше один раз в реальности, чем вот так каждую ночь. Всё равно мне жизни нет! Не жизнь, а так… существование, микс ада и бреда…

– Тоже мне нашла выход из положения! – Олеся состроила гримасу. – А Надежда Андреевна знает, что ты задумала?

Теперь уже Настя посмотрела на подругу так, словно сильно сомневалась в её умственной полноценности.

– Нет, конечно! – Настя отвела взгляд. – Разве с матерью говорят о таком? Я не хочу, чтобы она из-за меня переживала. Я её слишком сильно люблю! И так последнее время из-за меня покоя не знает. Я и тебе бы ничего не говорила, но просто надо, чтобы хоть кто-то знал, где меня искать, если я вдруг не вернусь…

Олеся вытаращила на неё огромные чёрные глаза:

– Вот что, Рыжая, никуда я тебя не отпущу! Ишь чего вздумала – «если я не вернусь»!

– Это я так… к слову… Всякое может случиться, – спокойно рассудила Настя и, слегка отстранив подругу, принялась шнуровать свои ботинки в стиле «military».

Олеся заметила, что на поясе у Насти прицеплен сувенирный охотничий нож её брата Дениса. Сувенирный, в смысле изукрашен оригинально, позолоченными узорами – но острый-то он совсем как настоящий!

– А это тебе зачем? – насторожилась Леся.

Настя зашнуровалась и выпрямилась во весь рост.

«Ну и осанка! И впрямь царица!», – невольно позавидовала Петрушенко.

Рыжая коснулась рукояти ножа.

– Я ведь сказала – я буду готова к встрече! Я, безусловно, постараюсь её избежать, но, если вдруг, я смогу о себе позаботиться, – Настя протянула руку к куртке, но, встретившись с тревожным взглядом карих глаз, добавила: - Не волнуйся, Лесёнок! Я не собираюсь лезть на рожон!  Я просто хочу понять, что есть ложь, что есть истина. Мне НАДО вернуться туда! Я хочу понять, почему Сысоев и его опера ничего не нашли. Хочу ещё раз оглядеть это место. И, если там действительно нет никаких следов, попытаться понять, куда они делись. Вот и всё! Я не желаю открытого столкновения! Но мне следует вернуться в начало этой истории, чтобы поставить в ней точку и жить дальше! Понимаешь, иногда, чтобы продолжать путь, надо вернуться к исходной, к старту… Просто круг должен замкнуться, Леся! Да… Круг… – рассеянно закончила Романова. – Это неизбежно!

– Может, мне пойти с тобой? – спросила нерешительно блондинка.

Ей не хотелось возвращаться в скалы, к какой-то там исходной точке, и её мало волновала истина, но зато сильно мучила совесть: она бросает подругу одну, когда та идёт навстречу смертельной опасности! С другой стороны никто её туда не гонит, сама решилась,  а Леся ещё не спятила окончательно! Спрятаться за ширму собственного малодушия гораздо проще, уютнее и, главное, безопаснее. А хорошенько подумав, можно посчитать собственную трусость мудростью и благоразумием, тогда и муки совести утихнут.

И Настя это поняла.

– Нет, Лесёнок! Это моё дело, – улыбнулась Романова. – Это моя война! И я сама буду с этим разбираться!

Настя закинула на плечо рюкзачок, поправила куртку.

– А знаешь, Олеся, как хочется жить, когда кто-то желает тебе смерти? Я только теперь это поняла! Мы ведь не живём, а так… существуем. Просто ждём, когда пройдёт наше время… А в такие минуты чувствуешь вкус жизни, чувствуешь, как кровь кипит от адреналина, начинаешь ценить каждую секунду, которую тебе отмерило небо! Страх научил меня ценить жизнь, Леся! Но пора уже закончить этот затянувшийся поединок. Финальная битва! И, видит Бог, сдаваться я не собираюсь!

– Ты – чокнутая! – с улыбкой заметила Петрушенко. – Имей в виду, вояка, если к пяти часам вечера не вернёшься, я буду бить тревогу: звонить в ментовку, и твоей маме тоже. Короче, всех на уши поставлю! Постарайся к этому времени, агент Скалли, успеть докопаться до истины, отделать этих «шаманов» и возвратиться до дому, до хаты! Как ты там сказала – вернись к исходной точке, и живо назад! Старт – финиш! – распорядилась Олеся.

– Да! И круг замкнётся… – подтвердила Анастасия, открывая входную дверь.

***

В этот раз Настя избегала окольных троп. Шла торопливо, не особенно восторгаясь красотами природы, обгоняла иногда редких туристов.

Был уже конец сентября, довольно тёплого для этих мест. Однако стоило остановиться, и зябкий холодок  тут же заползал под одежду.

На душе было неспокойно, тревожно. Но и страх, и осенний утренний холод сейчас Насте не мешали, напротив, подгоняли вперёд, заставляли забыть обо всём на свете. Оставалось в голове только одно – цель пути!

«Так или иначе, но сегодня я избавлюсь от этого наваждения!» - сказала Настя самой себе.

Возле Святогорского ключа остановилась, зачерпнула пригоршню воды, выпила. Монетку бросать не стала.  Но мысленно попросила: «Святой Прокопий, защити меня от этой фурии! Не знаю как… Вам – святым – виднее с небес! Дай мне одержать верх!»

Если признаться честно, «верующей» Настя не назвала бы  себя даже с натяжкой. Да и как иначе?! Хоть и самым краешком детства, а успела застать «эпоху безверия» на Святой Руси. Но, тем не менее, она не отрицала, что существуют в мире некие могущественные и необъяснимые силы, которые управляют всеми процессами во Вселенной. Сегодня, однако, (сама от себя такого не ожидала!) вот уже второй раз за день молилась!

Первый был ещё на остановке, когда взгляд скользнул по медноголовой церквушке, возвышавшейся над Павловкой. Вспомнила вдруг легенду о святом Георгии и прошептала в утреннюю тишину, в синеву небес: «Защити, святой Георгий! Говорят, ты  – покровитель  воинов, сам воин Господа; говорят, можешь спасти от любой беды, уберечь от любой опасности! Не уверена, что достойна твоего покровительства, но больше не к кому мне взывать! Лишь к святым и к Богу, в которых я никогда не верила!»

 Пустынно было сегодня у Воронова утёса. Вроде бы и дождя нет, и денёк хороший, тихий. Мрачноватый слегка, ну так ведь осень на дворе… С утра было прохладно, а сейчас солнышко пригрело, распогодилось так, что уже жарко стало.

 Но у скал было безлюдно, тихо, и только последние осенние птицы – те, что из-за странного птичьего патриотизма не желали улетать в далёкие тёплые края – нарушали лесную тишину звонкими раскатистыми трелями.

Настя не стала  подниматься к вершине Воронова утёса, лишь немного вверх, а потом, выбрав место почище, пошла левее. Сейчас она примерно представляла, где должно находиться прибежище «шаманов». Вскоре она наткнулась на ручей, по которому стремительно убегала от погони больше месяца назад.

«Значит, я на верном пути!» – подумала Настя, и на душе вдруг стало как-то спокойно. Может, она просто уже устала бояться?

Пройдя ещё немного, осторожно ступая по мокрой и скользкой опавшей листве, Настя  внезапно для себя оказалась прямо у знакомой ей каменной площадки.

 Она хотела спрятаться, но облетевший лес не мог дать ни малейшего укрытия. Она даже растерялась, но, бросив взгляд вокруг, поняла, что таиться нет смысла. Стойбища «шаманов» здесь не было. Как и говорил Сысоев, никаких следов того, что именно здесь творилось кровавое действо.

Настя спустилась вниз, её шаги гулко застучали по массивной плите. Прошлась немного по каменному кругу, внимательно оглядывая всё вокруг, даже каждую трещинку у себя под ногами.

Странное чувство овладело Рыжей: такое, будто стоишь у запертой двери, хочешь её открыть, но не знаешь, что может за ней оказаться – спасение или смертельная опасность! Настя ещё раз осмотрелась.

Это было то самое место. В этом девушка не сомневалась. Тот самый каменный круг. Вот здесь, в центре, в небольшом углублении горел костёр. И высился столб-треножник, к которому привязали несчастную жертву. Там, в стороне, у ручья была приземистая халупа, из которой вывели убитую позже девушку. Настя оглядела лес: а вот и кусты шиповника, в которых они с Олесей прятались – теперь уже заметно поредевшие!

Да, это было то самое место! Но, как и говорил Сысоев, не было здесь никаких улик, никаких доказательств, что девчонки не солгали и дали правдивые показания. Настя спокойно утвердила в мозгу этот факт: Владимир не лгал – это уже хорошо. Остаётся только понять, куда «испарились»  убийцы вместе со всеми доказательствами?

Настя приблизилась к огромным валунам, что раньше лежали почти у входа в хижину, а теперь просто громоздились на берегу ручья, но не обнаружила ничего, что могло бы дать хоть какую-либо зацепку.

«Костёр!» – озарило её.

Да! Если он горел, то должна же хоть копоть на камнях остаться!

Настя вернулась к центру площадки, опустилась на колени. Она энергично разгребла руками опавшие листья, которыми занесло небольшое углубление. Камень здесь, в самом деле, был темнее.

Настя торжествующе усмехнулась, глядя на испачканную чёрной сажей руку: «Вот  оно – доказательство! Был здесь костёр!». Впрочем, радость тут же исчезла. Да и была это не радость, а скорее злорадство – дескать, вот, просмотрела доблестная милиция улику, а я нашла! Настя тут же поняла, что это ещё не победа: костёр мог жечь кто угодно – это ничего не доказывало.

«Надо искать! Искать! Искать что-нибудь ещё! Думай, Настя, думай!» – сказала девушка самой себе.

И вдруг ощутила, как по спине прошёлся неприятный холодок, словно кто-то задел её ледяной рукой, так что душа сжалась в комочек от этого чуждого прикосновения. Романова явственно ощутила чьё-то присутствие, чьё-то враждебное внимание…

Она обернулась и отшатнулась в ужасе, едва устояв на ногах.

На большом валуне у берега ручья стояла та самая ведьма.

 Сегодня она выглядела несколько иначе, но Настя без труда узнала её: всё тот же чёрный балахон, распущенные красные патлы беспорядочно  рассыпались по острым плечам. На лице уже нет того страшного макияжа – и лишь глаза, подведённые чёрным, зияют на бледном лице, как пустые глазницы черепа, глядят прямо в душу с такой жестокостью, с холодной нечеловеческой ненавистью.

И без того высокая, теперь, стоя на камнях, она, казалось, терялась где-то в облаках…

И оттуда, с высоты, раздался леденящий надменный голос:

– Вернулась погреться у моего костра, Рыжая?

Минутная слабость прошла, Настя отогнала страх. «Я не боюсь её! Не стану бояться! – твёрдо приказала себе Настя мысленно. – У неё нож, но и у меня нож! Она выше и сильнее, но я быстрее и проворнее! Она привыкла убивать беззащитных, безропотных жертв, но я буду защищаться! Я права, и в этом моя сила!»

– Ты сегодня явилась без ментов и даже без  своей подруги – очень самонадеянно с твоей стороны, – добавила ведьма почти дружелюбно и сошла со своего каменного пьедестала.

– К чему они здесь? Это только моё дело, – ответила Настя таким же тоном, не отводя взгляда от «шаманки». – Я в состоянии сама позаботиться о себе!

– Вот как? – женщина хохотнула, окинув девушку сверху вниз насмешливым взглядом жутких черных глаз. – Впрочем, ты права! Это наше дело! Никого не стоит вмешивать в наше сражение. Потому они и не нашли ничего, те, что пришли сюда… Так легко скрыться от тех, кто не видит, кто не желает видеть, кто не верит… – медленно промолвила ведьма,  с каждым словом всё ближе подбираясь к Насте.

Девушка сунула руку под куртку, незаметно нащупывая рукоятку ножа, но через секунду она  забыла обо всём.

– Так легко! – повторила ведьма. – Но ты-то видишь?

Она медленно подняла руки к небу, ветер шевельнул лохматые рукава чёрного балахона и стих испуганно. Воздух вокруг как будто всколыхнулся, как дым над костром, вздрогнул, и за спиной ведьмы, на прежнем месте, возникла та самая завалившаяся хижина, вновь из ниоткуда  на площадке взялся жертвенный треножник, на светлом дереве темнели въевшиеся бурые пятна засохшей крови. И пока Настя растерянно озиралась, пытаясь хоть как-то логически объяснить произошедшее, ведьма подошла ещё ближе.

– Ты видишь! Ты видела…   – тихо пробормотала она. – Слишком много видела… То, что нельзя видеть никому… Ничего больше не увидишь, ничего больше не услышишь, никогда не расскажешь никому!

Ведьма бросилась на Настю. И девушка едва успела увернуться от лезвия её ножа, молнией сверкнувшего в нескольких сантиметрах от лица. Настя отскочила, и тут же ей пришлось делать ещё один прыжок, потому что та снова была рядом. Она вилась вокруг, как разозлённая оса, и шипела, рычала нечеловеческим голосом. А Настя была вынуждена скакать по всей площадке с проворностью зайца, ускользая от выпадов «шаманки».

Ещё один взмах ножом, и широкая амплитуда удара настигла Настю. Удар пришёлся на кожаный рюкзак, который по-прежнему висел за спиной девушки. К тому же, согревшись в лучах полуденного солнца, Настя сняла с себя куртку и забросила её туда же, продев в лямки – именно это и спасло её сейчас! Куртка и рюкзак смягчили удар, и Насте чудом удалось избежать ранения.

Однако на какое-то мгновение это выбило девушку из колеи. Она остановилась  лишь на один короткий миг, но тут же поплатилась за это. Ведьма метила в живот, но в последнюю секунду Настя закрылась от удара левой рукой, и нож «шаманки» оставил яркий алый росчерк на предплечье девушки ниже локтевого сустава и почти до запястья. Вот в этот миг Настя пожалела, что сняла куртку: конечно, рукав свитера тоже слегка спас  её, но, тем не менее, лезвие злобной мегеры распороло не только тонкие нити Настиной «кольчуги», но и довольно глубоко рассекло кожу. Кровь полилась рекой, Настя взвыла от боли, попыталась увернуться от следующего удара, не устояла, и, больно ударившись несчастным левым коленом, упала.

Ведьма с торжествующим рёвом бросилась сверху, окровавленное лезвие сверкнуло в хищной руке.

Напрасно, конечно, Настя  сняла куртку… Это могло бы спасти её руку!

Но зато у Насти были классные ботинки! Этого ведьма не учла. Вернее, учла, но секундой позже, когда этот самый тяжёлый ботинок прилетел ей в лицо! Может, Настя не умела махать ножом как «шаманка», однако пиналась она виртуозно! И в этот удар ногой вложила всю силу, которая в ней была. Удар рифлёной подошвой прямо в подбородок отшвырнул нападавшую прочь метра на три.  Это на несколько секунд вывело её из строя, Настя успела уже вскочить и выхватить из-за пояса охотничий нож Дениса, пока ведьма, кряхтя и постанывая, поднялась на ноги.

Настя не знала, что делать! В руках своих она держала нож, но сможет ли  он защитить её хотя бы какое-то время?

«Господи, помоги!» – взмолилась она, по обыкновению не придавая этим словам особого значения. Но тут, как видение, возник на миг перед внутренним взором, где-то в мыслях, на границе разума и чувств, возник и исчез, почти сказочный образ: прекрасный рыцарь на белом коне; в руке копье, копьё, пронзающее скрутившегося в кольцо змея.

– Круг! Круг должен замкнуться! – сказал рыцарь.

И тут же на смену Святому Георгию явился темноглазый старец с длинной седой бородой в блеклой холщовой рубахе. Он махнул рукой, указав под ноги Насти. «Замкни круг!»

Она вдруг поняла, что надо сделать! Поняла внутренним чутьём! Ведь столько раз видела это в фильмах, в книгах читала! Но никогда не  думала, что самой доведётся, не верила, что это и вправду может подействовать! А верить сейчас было нужно, ой, как нужно!

 Настя упала на колени, схватила нож в правую руку и, пачкая камни кровью, очертила  широкий круг. Там, где линия прошла по мху, её было отчётливо видно, на камнях она терялась, лишь кое-где блистала тонкая царапина.

– Защити, Господи! Защити, Святой Георгий! Защити, Святой Прокопий! – приговаривала Настя, замыкая круг.

И, уже докончив, она всем телом и душой ощутила силу этого ритуала. Словно стена от земли до небес встала между Романовой и ведьмой, невидимая, но несокрушимая стена.  «Шаманка» бросилась к девушке, но, налетев на границу круга, отскочила как ужаленная, завыла и зашипела совсем уже по-звериному.

– Ах ты, рыжая тварь! Скрыться от меня хочешь?! Всё равно не уйдёшь! – орала ведьма, беснуясь на границе замкнутого круга, словно панночка из «Вия», желающая добраться до Хомы. – Нигде в этом мире ты от меня не спрячешься!

Она бормотала что-то уже совсем невнятное, а потом завыла так, как тогда, в первый раз.

 «Главное, не бояться! Главное, не бояться! И верить, что я в безопасности!» Ведьма вдруг захохотала.

– В магическом круге спряталась? Так я тебя вместе с ним  с лица земли сотру! Уничтожу! Так спрячу, никто не найдёт!

Хохот ведьмы резал по ушам, в голове зазвенело. Настя упала на колени, не выпуская ножа из правой руки, попыталась зажать уши.  Ей вдруг стало жарко, словно она стояла на огромной сковородке.

Поднялся чудовищный ветер. Он обрывал последние листья с деревьев, поднимал их с земли. Весь этот мусор и грязь летели в Анастасию. Девушка жмурилась, старалась закрыть лицо.

И она вдруг заметила, что граница её круга сияет алым светом, словно раскалённая лава. Ведьма крикнула что-то громогласное. Земля дрогнула. И Настю вышвырнуло из круга…

 Она прокатилась по земле, ударилась головой об острые и очень твёрдые валуны, успела ещё ощутить резкую боль в руке, сжимавшей нож, успела понять, что порезалась об острое лезвие, и отключилась.

 Разумеется, делать этого было никак нельзя…

Но что тут противопоставить?! Слишком сильный удар достался её несчастной рыжей голове. Возможно, Настя могла бы устоять перед чёрной «шаманкой», но устоять перед чёрными скалами Воронова утёса она не сумела...