Как можно забыть групповое изнасилование? Особенно если единственный, кто способен сделать тебя счастливой, косвенно в этом виноват?
Можно ли обрести любовь, имея ненормальную зависимость от секса? Возможно, только ОН сможет помочь…
ОДНОТОМНИК. Современный любовный роман, 18+
ОСТОРОЖНО!!! В тексте очень много секса, а также довольно противоречащих с некоторыми моральными принципами, сцен.
Спасибо Александре Гринберг за редактуру.
— Кажется, их было пятеро или семеро, я точно не помню, слишком пьяная была, — я чешу нос и щурюсь, изображая задумчивость.
На самом деле я все прекрасно помню — их было шестеро, и я была не пьяная, а под кетамином, в народе его еще называют «наркотиком насильников». Вообще-то это препарат для наркоза и обезболивающее. Но он нередко вызывает страшные галлюцинации, поэтому жертва во время изнасилования и физически, и ментально пребывает в самом настоящем кошмаре. Вот и я побыла в том кошмаре. Я все понимала и все видела, ощущала, но… все мои чувства и эмоции были утрированы, усилены в десятки раз.
Это мне потом уже объяснили в больнице… Да-да, мои насильники были столь любезны, что даже в больницу меня доставили, в частную клинику, где заплатили врачам за молчание и за то, чтобы с меня убрали все следы их безудержной страсти. Он — вожак стаи этих выродков — так и сказал. Я очень хорошо запомнила его слова, а еще ярко выраженный сарказм, с которыми он произносил эту фразу. Ну а мне обеспечили хороший и качественный уход за телом. Вот только душу оставить в покое не желали. Приходили каждый день, проверяли, не решила ли я там вздернуться ненароком? Не решила ли позвонить кому-нибудь и пожаловаться — родителям или подругам, к примеру? Или не дай бог, в полицию заявление накатала?
Нет-нет. Им это было неинтересно. Они хотели и дальше со мной играть… На этот раз уже в любовь.
Больные ублюдки…
Мажоры только-только вошли во вкус, и им понравилось… очень понравилось.
И если бы не случай, я не представляю, что бы сейчас со мной было…
Пауза затягивается. Бросив взгляд из-под ресниц на лицо моего нового психотерапевта, я мысленно морщусь.
Жалость — вот что я вижу в его взгляде.
Нет, все же было ошибкой прийти к мужчине. Раньше я всегда выбирала женщин, стеснялась такое обсуждать с мужчинами. Но женщины слишком сильно меня жалели, хоть и старались поначалу делать вид, что не испытывают этого непрофессионального чувства. Однако я всё равно замечала…
И вот, спустя два года после очередной не самой удачной терапии, я решилась на мужчину… и что я вижу? Опять жалость.
М-да, вообще-то я не этого хотела от квалифицированного специалиста-мозгоправа, а работы над моей головой. И желательно качественной.
Но почему-то именно жалость сильнее всего выбешивает. Вроде уже тринадцать лет прошло. И мне бы смириться. Но жалость… Странно, но даже когда кто-то осуждающе качает головой, слушая по телевизору рассказ очередной жертвы изнасилования, и приговаривает: «Сама виновата, нефиг шляться где попало», я почти никак не реагирую. Потому что знаю — им никогда этого не понять. И дай бог, чтобы они или их дети не поняли. Понять можно, лишь пройдя через это.
Но жалость… Эта эмоция в глазах людей меня уничтожает. Я начинаю себя чувствовать прокаженной, смертельно больной. Словно меня уже похоронили. Словно мне уже недоступна жизнь обычной счастливой девушки, смотрящей на мир огромными глазами и ждущей своего принца на белом коне. Хотя мне всего лишь тридцать лет. Я не смертельно больна. Я здорова… физически. Шрамы давно зашили, да и не так уж много их было. Мои насильники были осторожны. Убивать меня никто не хотел. Всего-то лишить девственности… во всех возможных местах. С несколькими мужчинами одновременно. Всего-то показать мне, что я такая же грязная, как и они. Сломать и заставить забыть, что такое доброта и любовь; уничтожить надежду на счастливое и светлое будущее.
Во рту першит от горечи собственных мыслей.
Ну уж нет! Хватит! Это невыносимо. Только не слезы… слезы делают из меня слабое ничтожество, а я сильная! Сильнее многих! И все благодаря уроку, который мне когда-то преподали. Жестокому, чудовищному, но уроку!
Не верить, не любить, не надеяться, не ждать, а брать жизнь в свои руки. Из рабыни превратиться в хозяйку!
Как там говорится в пословице? Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее? Я криво усмехаюсь. В другой поговорке говорится немного иначе — «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее, или инвалидами».
А моя личная поговорка звучит так — «Все, что нас не убивает, делает нас сильными инвалидами».
Я беру сумочку и, встав с кресла, молча иду к двери. За сеанс я заплатила еще на входе, поэтому здесь меня больше ничего не держит.
— Подождите, — слышу я голос психотерапевта. Обернувшись, с раздражением и злостью смотрю на него. — Сядьте, мы еще не закончили.
Изогнув бровь, идеально откорректированную, в лучшем салоне красоты славного города Новосибирска, я растягиваю губы в кривой усмешке и властно-надменным тоном, отточенным долгими годами в должности главного помощника генерального директора, отвечаю:
— Закончили.
И повернув голову, иду дальше. Но слышу еще один вопрос:
— Чего вы на самом деле хотите?
Я берусь за ручку двери и на краткий миг замираю. Но затем, тряхнув головой, выхожу.
Нет, не здесь и не сейчас. Да, я уехала ради этого в другой город — столицу нашей любимой родины, но все же, все же… Нет. Не могу.
Уже в такси я долго размышляю о вопросе психотерапевта. И понимаю, что не могу на него ответить. Чего я хочу на самом деле? Забыть о том, что со мной случилось тринадцать лет назад? Нет, я не хочу. Жизненные уроки забывать нельзя. Так чего же я тогда хочу? Выйти замуж и нарожать кучу маленьких ребятишек? О нет, спасибо… дети — это точно не моё. Как и стирка, уборка и забота о муже. У меня со стиркой и уборкой справляется приходящая домработница Галина Дмитриевна. А забота о муже? Я уже настолько привыкла жить одна и ни о ком не заботиться, что не смогу терпеть на своей территории кого-то еще. Пыталась не раз завести нечто вроде длительных отношений, но максимум меня хватало на неделю. Да, рекорд — целая неделя.
Так чего же я тогда хочу?
Я тоскливо вздыхаю, рассматривая незатейливый осенний Московский пейзаж за окном, краем сознания отмечая, что эта осень в столице выдалась необычно жаркой и сухой. И понимаю, что хочу я только одного — избавиться от своей ненормальной тяги к сексу с незнакомцами.
Но сейчас признаться в этом доктору, еще и мужчине, я не в состоянии. Потому что эта болезнь, по моему мнению, неизлечима. Нет, это не нимфомания, нечто другое. Оргазм я не всегда испытываю. Последнее время вообще перестала чувствовать хоть какое-то удовольствие. По большей части лишь отвращение и ощущение, словно вывалялась в помоях. Но остановиться не могу… Я как наркоманка, пристрастившаяся к наркотику. Привычная доза уже давно не вставляет, и её приходится увеличивать. Но из-за этого сильно страдает качество. И найти качественный секс каждый день, да с разными мужчинами, порой и с несколькими одновременно, довольно сложно…
И это очень сильно мешает моей карьере.
На моих губах опять появляется невеселая улыбка.
Потому и хожу до сих пор не в заместителях генерального, а лишь в помощницах, причем таких, которые по командировкам разъезжают.
Устала я мотаться по всей нашей необъятной матушке России. Хочется уже собственного уютного кабинета. Секретаршу с кофе по утрам. Или лучше секретаря.
Прикрываю глаза и представляю, как я бы зажигала с этим самым секретарем… Ну а что, любому начальнику нужно вечером сбросить стресс.
Да и Афанасий Игоревич уже давно намекает, чтобы я на попу присела, потому что на заводе я ему гораздо нужнее, чем неизвестно где. Эх… Но в родном городе, хоть он и миллионник, я не смогу искать каждую ночь нового партнера. Слишком велик риск нарваться на неприятности. Потому и катаюсь по разным городам в поисках приключений на свои нижние девяносто.
Но где наша не пропадала? Везде пропадала…
Поток моих не слишком радостных и достаточно аморальных мыслей прерывает телефонный звонок с рабочего номера. С отточенной профессиональной белозубой улыбкой я беру трубку и бодро отвечаю:
— Кристина Эдуардовна Ярова, главный помощник генерального директора ННПЗ слушает.
— Кристя, это я, — голос шефа глухой и усталый.Я тут же подбираюсь и, стерев улыбку со своего лица, озабоченно спрашиваю:— Что случилось Афанасий Игоревич? Что-то с Иришкой?— На пенсию меня отправляют, малышка, — хмыкает мой любимый шеф, практически заменивший родного отца. — Из столицы проверяющий приедет. Ну и, судя по сплетням, он и на моё место метит.Мои брови непроизвольно приподнимаются. Вот так финт ушами. Этого я ожидала меньше всего.— А Заречинский как же?— Остается, — вздыхает Афанасий Игоревич. — А тебе надо бы домой поторопиться. Я буду тебя рекомендовать как одного из лучших сотрудников. Но ты сама понимаешь…— Да-да, «новая метла», — удрученно бурчу в трубку. — А по вашим слухам, он один едет или?..— Или, — так и вижу, как шеф поджимает губы и недовольно хмурит кустистые седые брови. — Целую ко
Нас принимают в клинике как самых дорогих и долгожданных гостей. Впрочем, было бы странно, если б принимали иначе. Все же клиника частная.А дальше все проходит уже без моего участия: я понимаю, что привлекать к себе внимание будет очень глупо с моей стороны. Да и Тарасенко неплохо справляется с ролью переговорщика. И я решаю отдать ему все козыри в руки — пока мы в клинике, само собой. Ну а как только я отсюда выберусь — сделаю так, чтобы наши дорожки никогда больше не пересеклись.В приемном покое дежурный врач, представившийся Игорем Юрьевичем, сразу же нас допрашивает. Тарасенко без запинки выдает ему то же, что и врачам со скорой:— Это глупое недоразумение.Не знаю, верит ли ему Игорь Юрьевич, но на этом он прекращает допрос и командует медсестрам, чтобы нас отправили по палатам.Я наивно надеюсь, что уже через несколько минут останусь наедине с врачом и сразу же прозондирую почву на тему быстрой выписки, но Тарасенко &mdash
— Прости меня, пожалуйста, Крис, — слышу я приглушенный голос Тарасенко.Он так и продолжает лежать на мне после того, как кончил, уткнувшись лбом в сиденье поверх моей головы.Я же наслаждаюсь запахом мужчины и еще отхожу от оргазма. Думать совершенно не хочется. Поэтому я не сразу понимаю, чего от меня хотят, и на автомате расслабленно спрашиваю:— За что?Женя судорожно выдыхает, приподнимается на локтях и осматривает моё лицо. Увиденное ему явно не нравится. Ну ладно, я тоже смотрела на себя сегодня в зеркало и не была в восторге. Так что мужику можно даже памятник поставить, с такой страхолюдиной трахаться… не каждый сможет.А мне пофиг.Я после секса всегда как кисель, и как минимум минут пятнадцать меня не будет существовать для этого мира.— Я набросился на тебя, как маньяк, а я хотел… — говорит Женя, сглатывая, — Я хотел иначе. Хотел сделать тебе предложение в ресторане. Даже
Сдав номер и немного поскандалив с администратором — мол, это не гостиница, а проходной двор, — выслушала его заверения, что они возместят полную стоимость моего имущества. После чего мы наконец-то покидаем гостиницу и вновь садимся в машину.Всё это время Тарасенко крепко держит меня за руку. А замечаю я эту деталь, лишь когда мы садимся в машину. Странные чувства переполняют меня. Абсолютная защищенность и уверенность в завтрашнем дне.Это неправильные чувства, это всё иллюзия. Я отворачиваюсь к окну, костеря себя всевозможными матерными словами.Я слишком сильно напугалась того погрома в гостинице, позволила-таки моему врагу просочиться сквозь кожу.Несколько раз вдохнув и выдохнув, я беру себя в руку. Сейчас мне ни в коем случае нельзя расслабляться, нужно позвонить шефу и как-то его предупредить. Что если его жизнь сейчас в опасности?Я вытаскиваю из сумочки сотовый и хочу набрать СМС, но Тарасенко выхватывает его из моих рук.
— Ты с луны, что ли, свалился? Как это ты не знаешь Матроскина? — с удивлением спрашиваю, пока мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. — Да этот мультик знают все дети, его же по телевизору постоянно показывали, и до сих пор иногда показывают.— В детстве телевизор был под запретом, а сейчас, у меня нет времени на детские мультики, — хмыкает мой муж, который почему-то отстает от меня на пару шагов, хотя лестница в этом доме достаточно широкая, чтобы тут человек пять без проблем в одну шеренгу прошли. И когда я оборачиваюсь, то понимаю, чего он плетется сзади. Этот хитрый жук упорно рассматривает мои нижние девяносто, и взгляд у него такой горячий, что невольно хочется изменить походку и призывно повилять попкой.Сдержав улыбку, я поворачиваю голову и, стараясь не терять нить разговора, спрашиваю с иронией:— Что значит «под запретом»? Ты был наказан на все детство за плохое поведение?Ну не верю я, что ем
— Может, сначала пообедаем? — спрашивает Тарасенко, когда мы подъезжаем к одному из самых дорогостоящих торговых центров в нашем городе.Один умный и хваткий мужик — я знаю его фамилию, даже пару раз пересекалась с ним, — построил это место для элиты всего города и собрал в него все самые дорогие бутики и лучшие рестораны. Очень удобно и расточительно. Я сюда не так часто заглядываю, как хотелось бы, и это с моим достаточно высоким уровнем зарплаты. Но сегодня оторвусь по полной программе.— Хорошо, сначала обед, а потом я буду делать тебя бедным, — благосклонно киваю мужу.У того, к моему немалому сожалению, ни один мускул на лице не дрогнул. Так и продолжает лыбиться да смотреть на меня с умилением. Мол, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Ладно-ладно, посмотрим, кто еще первым взвоет.Я выбираю японский ресторан, надеясь на статистику — ведь в девяноста процентах случаев мужчины терпеть не могут
Злость? Не-е-ет, это не то чувство.Гнев?.. Близко, но все равно не то.ЯРОСТЬ! Вот оно, то самое чувство, что я испытываю сейчас. И нет, я не просто его испытываю, оно выжигает все мои внутренности!И самое отвратное, что выплеснуть эту ярость я не могу. Мне надо делать вид, что все хорошо, что будто так и надо. И вообще это нормально, когда два амбала пристально наблюдают и всюду ходят за тобой. Даже в туалет! В туалет, мать его! Они заходят первыми и проверяют, не спрятался ли кто в толчке, и лишь потом позволяют войти туда мне. И это не общественный туалет! Это мой личный туалет, в моем личном кабинет!— Гр-р-р! — это я уже вслух. Не могу сдержаться, вот просто не могу и всё!А эти два урода только прикрываются телефонами, чтобы не показывать, как им смешно.А все так хорошо начиналось… Такое ласковое утро, я всю ночь была с родителями. Мы так и гуляли по лесу, потом возвращались домой, смотрели телевизор, обедали, мам
Без пятнадцати шесть звонит стационарный телефон. Продолжая всматриваться в цифры на экране, беру трубку и слышу взволнованный голос секретаря шефа — Любови Станиславовны.— Кристиночка, зайди, пожалуйста, прямо сейчас к Афанасию Игоревичу, у него к тебе какой-то очень серьезный разговор.— Насколько серьезный? — хмуро спрашиваю.— Я не знаю.— Даже так? — мои брови непроизвольно взлетают вверх.— Да, сама в шоке, — слышу недовольное бурчание в трубке. — Поторопись.К заскокам, Любови Станиславовны я давно привыкла, она любит командовать. Все на заводе называют заместителем генерального именно её, а не Маркелова. За глаза, конечно же, и с оглядкой, чтобы не дай бог не услышал сам Маркелов. Любовь Станиславовна всегда имела на шефа огромное влияние, к её словам и опыту он очень часто прислушивался. Она даже не гнушалась на каких-нибудь планерках или важных собраниях давать шефу совет