За городом царил покой. Поля простирались от дороги к горизонту, и стоило подняться на гору, взгляду открывалось лоскутное одеяло. Крис и забыл, что зеленый цвет имеет столько оттенков. В последние годы он редко покидал стены семинарии, а из города и вовсе не выезжал.
— Запоминай дорогу, сын мой.
Голос ректора вернул в реальность. Они мчались по автостраде, и конец пути означал для семинариста новый этап в жизни.
— Господин ректор...
— Падре. Называй меня падре, — викарий1 носил очки только в кабинете да на уроках и теперь подслеповато щурился, — тем более что я, в некотором роде, действительно стал тебе отцом. Орден принимает тебя по моей протекции. Если не справишься...
— Тогда, падре, расскажите мне о сновидцах. Я...
Тихий смех наполнил салон авто.
— Волнуешься? Напрасно, сын мой. Ты сам все увидишь, все поймешь. Единственное, что тебе надо знать — с момента представления именно ты за неё отвечаешь. Если со сновидцем что-то случается, спрашивают с его хранителя. Тебе понадобится много сил и еще больше — терпения. Но ты показал себя смиренным человеком, ты справишься.
Крис отвернулся и откинулся на спинку кресла. Ректор не сказал ничего полезного.
Солнце слепило, а темные очки лежали в багаже. Пришлось закрыть глаза. Кондиционер исправно работал, и жары не ощущалось. Как и шума автострады. А значит, это тихое шипение — не шорох колес.
Крис распахнул глаза. Автомобиль свернул с шоссе на неширокую дорогу. Тополя почетным караулом выстроились справа и слева. Они закрыли солнце, вызывая из небытия призраков.
— Криссссшшш, оглянисссшшш...
Не в силах противиться, но и не смея повернуться, он взглянул в зеркало.
Ректор дремал. Его рот приоткрылся, и всхрапы то и дело нарушали тишину, заглушая шепот. Но тот, кто звал, ничуть не боялся священнического сана: справа от викария сидела девушка.
Крис перехватил ее взгляд. В глубине бесцветных глаз родились сполохи огня, жаркого, словно пламя самого Ада.
Крис зажмурился, губы привычно зашептали молитву. Он не смел даже пошевелиться, пока солнце не защекотало веки, и голос водителя нарушил тишину:
— Кажется, нас не ждут.
Двухэтажный домик утопал в зелени. Вдоль дрожки из гранитной крошки росли цветы, но никто не срезал увядшие бутоны. Траву на лужайке явно не косили уже несколько недель, она даже зацвести успела.
Сорняки заполонили альпийскую горку, и только кусты у дома еще держали форму, заданную садовником.
— Abominatio desolationis2! — ректор оглядел сад. — Тебе придется все тут в порядок привести, сын мой.
Крис только вздохнул. Но его спутник заволновался:
— Она до сих пор даже в окно не выглянула! Скорее!
Дверь не поддалась. Ректор вытащил ключ:
— Если закрыто на щеколду, будем ломать.
Дверь приоткрылась с протяжным стоном. Из дома пахнуло пылью и чем-то гнилым, словно мясо испортилось. Ректор зажал нос и вошел. Тут же раздался грохот. Крис и водитель кинулись следом.
Темнота и вонь... Крис не смотрел по сторонам, не прислушивался. Ректор почти бежал, натыкаясь на предметы. Странно было видеть его в такой суете. Уронил подставку для обуви, споткнулся, руки взлетели как крылья птицы, внезапно разучившейся летать. Что-то упало сверху, хлопнуло по плечу и осталось лежать на полу... Крис едва успел подхватить растерянного ректора.
— Она наверху... Скорее! — падре Иоанн задыхался, и времени обращать внимание на призраков не осталось.
Пыль покрывала вещи ровным слоем. Кое-где на ней проступали отпечатки рук, уже почти незаметные. Остатки еды гнили на столах и полках, куски пиццы уже даже мух не привлекали. Хлеб, сожранный плесенью... Опарыши в колбасе... Все это воняло так, словно в доме труп разлагался.
Но в комнате запаха не ощущалось. Ветер врывался в окно, створка с давно немытым стеклом качалась под его ударами. Сквозняк поднял клубы пыли и опустил её на кровать. В лицо лежащей прямо на покрывале девушки.
— Она... жива? — просипел над ухом ректор.
— Не знаю, — честно ответил Крис.
Лицо спящей отливало синевой. Веки казались тонкими до полупрозрачности, но глазные яблоки под ними не двигались. Ресницы, закручивающиеся на концах, отбрасывали на щеки тень.
Впечатление портили волосы. Спутанные до состояния валенка, они облепляли голову, а когда Крис наклонился послушать дыхание, едва не задохнулся от запаха пота. Девушка смердела, словно не мылась с самого дня своего появления на свет. Но грудь под засаленной футболкой мерно вздымалась.
— Живая!
— Буди! Буди скорее! Ох...
Стараясь не дышать, Крис потрогал девушку за плечо. Она не пошевелилась. Крис обхватил двумя руками в встряхнул как следует:
— Просыпайся!
Ректор всхлипнул:
— Всего три месяца без хранителя, и вот результат... Анна, ну нельзя же так! Просыпайся, девочка...
Отчаявшись разбудить девушку обычным способом, Крис сбегал в ванную комнату. Ковшик воды заставил спящую задохнуться и подскочить.
— Какого...
Крис отступил. На миг ему показалось, что та тварь из тени вылезла на свет: бледная, с ввалившимися щеками... Мокрая футболка облепила тело и, казалось, на кровати сидит не человек, а оживший скелет.
— Анна, слава Всевышнему, ты жива.
— Какого черта? — девушку ничуть не смутил сан собеседника. — Я почти напала на его след!
— Сколько раз говорить? Так нельзя. Погружаться в сны одной, без поддержки хранителя...
— К демонам ваших хранителей! Хоть бы один помог... — она замолчала и облокотилась на подушку.
— Не спи! Нельзя сейчас. Да что же ты стоишь? — набросился ректор на Криса, — не видишь, что ей плохо?
— В кухне я нашел только это... — в комнату протиснулся водитель. Фартук с оборками смотрелся нелепо поверх темной одежды. На брюках пятнами осела пыль, на рубашке, почти касаясь колоратки3, висела паутина.
Одним движением ректор переставил стул поближе к кровати и смел с него ворох вещей. Крис и не подозревал в нем такой живости.
— Анна, нужно поесть, хоть немного...
Девушка уставилась на стакан с жидкостью. Запах пара выдавал в ней бульон из кубика. Рядом, на тарелочке, лежала пара галет.
— Я спать хочу...
— Нельзя! — ректор словно с капризным ребенком говорил. — Сейчас надо покушать и привести себя в порядок. Потом погулять в саду... А твой новый хранитель тем временем приведет дом в порядок и приготовит что-нибудь получше этого набора специй.
— Хранитель?
Крис поежился — от взгляда девушки вело холодом.
— А давайте пари? Сколько он продержится?
— Анна! Имей уважение к моему сану!
— Да ладно вам... Думаю, месяца два?
Крис подавил желание уйти немедленно. Останавливало понимание, что иначе Орден не оставит его в покое. А что такое прикасаться к тайнам, он знал не понаслышке.
— Сей молодой человек весьма терпелив. Но все же прощу тебя, будь с ним помягче! От тебя уже седьмой Хранитель отказывается.
— Ну и что? Падре, мне не нужны костыли. Тот ушел, и этого забирайте!
Ректор вздохнул и повернулся к водителю:
— С едой совсем туго, сын мой? Пожалуйста, съезди в магазин, купи все необходимое.
Черная с золотом карта перекочевала из рук в руки.
— Сновидица, — голос ректора изменился. Сейчас он как на проповеди вещал, — позволь представить тебе хранителя. Полагайся на него во всем, используй его веру, как путеводную нить, и да хранит тебя Всевышний.
Повинуясь нажиму руки, Крис опустился на колено. Анна не шевелилась, так что ректору пришлось повысить голос:
— Сновидица!
Вместо ответа девушка подалась вперед. Её рука коснулась воротника, скользнула мимо колоратки... Нитки не выдержали рывка, и пуговица покатилась по полу, заложила вираж и успокоилась в клубке пыли.
— Что ты... — возмутился Крис, но подняться не получилось, ректор вцепился в плечо и мешал даже пошевелиться. А Анна внимательно разглядывала его ключицу.
— Он не прошел обряд? Падре, вы меня удивили.
— У меня времени не было представить его в Ордене. Но кандидатуру обсуждали на Совете, и она получила всеобщее одобрение.
— Значит, Орден уже не настаивает на полной секретности?
Ректор потупился:
— Юношу приведут к Присяге при первой же возможности. А пока...
— А может, вы заберете его и свалите в даль светлую? Да так, чтобы я ни о нем, ни об Ордене вашем больше не слышала?
— Невозможно. Сновидцы не должны рисковать. Этот семинарист останется с вами.
Крис, все еще стоя на коленях, переводил взгляд с ректора на сновидицу. Анна все еще держала его за рубашку. Колоратка сбилась и едва висела в петле воротника, кулак давил на шею, мешая дышать, но девушка не замечала.
— Вы уверены, падре?
— Уверен.
— А ты?
Крис вздрогнул:
— Святая Церковь требует от меня служения...
— Церковь? — смех перешел в кашель. — Падре, вы что, ничего ему не рассказали?
— Он знает достаточно. Анна, не тяни время. Ты знаешь, я не отступлю. Прими его в качестве своего хранителя, и я немедленно покину твой дом!
— Чем же ты ему так насолил? — Криса обдало несвежим дыханием. — Жить хочешь? Тогда — беги.
— Мне некуда... бежать, — он даже не попытался отстраниться, стоически выдерживая и запах пота, и вонь нечищеных зубов.
Вместо ответа Анна протянула руку.
Повинуясь взгляду ректора, Крис прикоснулся к ней губами. Словно пергамент поцеловал.
— Вот и хорошо... Анна, я заберу его на несколько минут, ты не против?
— Да хоть насовсем! — девушка прикрыла глаза.
— Только не спи! Тебе нельзя спать!
Анна не услышала, а ректор вытащил Криса на улицу:
— Сын мой, это тяжкая ноша, быть хранителем. А хранителем Анны — особенно. Для этой женщины нет авторитетов, она не слушает никого... но без тебя ей не выжить. Видишь, — кивок в сторону дома, — что случилось после того, как предыдущий хранитель отказался от своего предназначения?
— Что мне надо делать, падре? И почему...
— Я уже говорил — тебе надлежит стать нянькой. Главное, не давай ей спать больше восьми часов в сутки. А остальное не так трудно: следи за порядком в доме и саду, выполняй мелкие поручения... и ни на минуту не оставляй Анну одну!
— То есть, я должен стать её слугой?
— Хуже, сын мой. Ты станешь тем, кто отвечает за жизнь сновидицы, и за её смерть. Да не оставят тебя Господь и Дева Мария в столь непростом деле... О! А вот и брат Доминик!
Водитель выгрузил из багажника пакеты из магазина и багаж Криса. Ректор еще раз перекрестил семинариста, и звук отъезжающей машины на миг заглушил шум улицы.
Крис долго смотрел вслед. Потом оглянулся. Запущенный сад. Дом-свинарник. Неадекватная девушка.
— Я еще заскучаю по семинарии и палке хормейстера.
Войти в дом оказалось непросто: ректор уехал, Анна оставалась наверху, а в коридоре царил мрак. Но шепот доносился не из угла, а из-за приоткрытой двери. Крис осторожно заглянул и выругался: вместо призрака на кухне его встретили мухи.
Они роились в воздухе, покрывали груду посуды в мойке, кишели на столе. Приход человека их не потревожил — насекомые продолжали жить так, как привыкли.
Доставать из пакетов продукты в месте, напоминающем свалку, Крис побоялся. Оставил их в коридоре и отправился обходить дом.
Гостиная оказалась захламлена так же, как и остальной дом: куски пиццы, картонные коробки, остатки фастфуда... Диван спрятался под ворохом покрывал и подушек, больше напоминая разобранную для сна кровать. И мухи. Везде — мухи.
— Хорошо, не крысы, — постарался найти в происходящем хоть что-то хорошее Крис. И вздрогнул — в окно постучали.
Ноги подкосились, холод ужаса моментально сменился жаром, так что даже пот на лбу выступил. Крис оглянулся и едва сдержался, чтобы не выругаться — кошмар оказался веткой. Дерево посадили слишком близко к дому, и оно, кроме того, что грозило выбить стекло, еще и закрывало солнце. Грязное окно тоже не способствовало уюту, так что в гостиной царил полумрак.
Крис пересек комнату в два шага. Распахнул створки, зажмурился — ветер охладил лицо, высушил пот, и лоб немедленно зачесался.
А стук раздался снова. Только шел из-за стены.
1 ,не имеющий своей епархии и помогающий в управлении епархиальному , а также штатный приходской священник, помогающий настоятелю.
2 Мерзость запустения (лат)
Теперь Крис действовал смелее. За дверью оказалась комната. Кровать, аккуратно застеленная покрывалом. Мастерица плела петельку за петелькой, низала их на спицы, пока не получился шедевр. На полу — коврик, сотканный из тряпичных полос. А на стенах висели картины. Много. Пыль сожрала цвета, приглушила краски. Но все равно комната оставалась уютной. Вонь доносилась и сюда, но мухи почти не залетали — здесь не было остатков еды, ничего не гнило. Единственное ме
Зеркало занимало половину стены, от пола до потолка. Из его глубины смотрели двое: девушка и семинарист. Крис принялся лихорадочно развязывать завязки передника, слишком уж нелеп он выглядел в паре со строгой одеждой: яркие мелкие цветочки и рюшечки. Везде, даже вокруг карманов. — Да брось ты, я и не такое видела. Ты на другое смотри. Ничего не замечаешь? Крис старательно вглядывался в лица. Свое изучил до мелочей, а вот Анино... Взгляд непроизвольно скользнул ниже, к пятну от сока. На стыке кожи и ткани.
— Готовьтесь к Конфирмации, брат Иоанн. А ты, сын мой, ступай. Проведи оставшееся время в молитвах и укреплении себя в вере. Крис принял благословение и снова прикоснулся губами к кольцу. «Мистер безупречность» проводил его в церковь. Убранство внутри отличалось грубой простотой: сиденья и скамейки для молитв словно топором вытесали. У входа примостилась кропильница — камень с углублением. Годы, вода и руки прихожан сделали его гладким. Стены, никогда не знавшие штукатурки, контрастировали с витражами, которые словно принадлежали другому миру. Как и распятие. Столик со свечами у подножия, плам
Крис стоял перед ректором. Падре Иоанн втолковывал правила поведения: — Сновидцы важны для Ордена. Они — последний рубеж, когда даже экзорцисты не могут ничего сделать. Поэтому заботься об Анне как следует. Следи, чтобы вовремя поела, чтобы обезвоживания не было. Вот, — он протянул Крису блокнот, — здесь записи прежних хранителей об её привычках. Что любит, что ненавидит. Старайся придерживаться по возможности. А главное, не позволяй ей часто сновидеть! — Как я узнаю, что она не просто спит?
Крис отшатнулся. Лестница осталась позади, холл тоже. Очнулся только возле машины, глядя на свои ноги. Когда он успел обуться, Крис не помнил. Мотор ровно гудел, асфальт тянулся гладкий, как скатерть. Солнце заглядывало в окнах, но кондиционер старательно охлаждал воздух, так что выходить из машины не хотелось. Но пришлось — магазин находился недалеко от Аниного дома. Списка Крис не взял, поэтому ориентировался по памяти. Кофе, сливки, курица, женьшень, — он старательно вспоминал, что поведал ему дневник предшественника.
На пороге стояла Анна. Они обменялись с хозяйкой кафе вежливыми поклонами. И тут же потеряли друг к другу интерес. — Ты как? Цел? Пойдем. У крыльца стоял мотоцикл. — На нем? — Ну да. У
Промелькнули домики Вересковой Пустоши. Позади осталось кафе с рябиной у входа. Жители спешили по своим делам, шумели дети, их стайки возникали то тут, то там... Ничто не напоминало о вчерашнем запустении. Поворот, другой... Лес тоже изменился. Никакой тьмы, никаких шевелений. Кричали птицы, и шум долетал вполне обычный... Пока не подъехали к машине. Хвоя. Бурая, желтая, бледно-зеленая... Она засыпала внедорожник почти до днища. На крыше, на капоте... Хвоя была везде. Ломкая, высохшая до стальной колкости...
Будильник звенел и звенел. Крис натянул одеяло на голову, но звук проникал и туда. Пришлось просыпаться и тянуться к телефону. Нащупать с первого раза не получилось. Крис разлепил глаза и прервал надоедливый сигнал. А после долго вглядывался в экран. Светящиеся цифры показывали пять утра. Но в комнате царили сумерки, хотя шторы Крис закрыть забыл. А еще этот звук... словно кто-то шаркает по полу шлепанцами: шшурх, шшурх... Сон пропал мгновенно. Крис напрягал слух, боясь услышать еще и голоса, но ничего не происходило. А потом пришло понимание.
Наверное, так топают слоны. Она не слышала самих шагов, но чувствовала их всем телом. — Нашел! — треск ломаемых веток. И руки. Сильные. Надежные. На ней склоняется лицо Марко. Оно мокрое. Плакал? — Не закрывай глаза! — надсадный шепот набатом отдается в ушах. — На меня смотри! Слышишь? Анна пытае
Ветер разбивался о забрало шлема, теребил воротник, старался забраться за шиворот. И — сдувал проблемы. Анна увеличивала скорость. Мчаться по автобану, забыв обо всем... Ей хотелось смеяться. Дорога, мотоцикл и... свобода! Но всему приходи конец. Закончился и путь. Анна остановилась в мотеле. Из зеркала на неё смотрела немного взъерошенная после поездки девушка. Но уже через четверть часа Анна сама себя не узнала. Платок обхватил голову, ворот блузки скрывал шею целиком, а брюки... Вместо них Крис советовал взять с собой юбку, но Анна предпочла оставить за собой свободу движения. До места до
Она металась в серой мари. Из тумана появлялась то одна дверь, то другая, но Анна знала — они ведут не туда. Из цельного, потемневшего от времени дерева, с коваными петлями... Или фанерные, блестящие от белой масляной краски... Покрытые благородным шпоном красного дерева... Ажурные, словно вышедшие из-под рук вязальщиц створки... Они кружили, словно Анна являлась центром безумной карусели, появлялись и исчезали. Десятки, сотни дверей. Но нужная так и не вынырнула из клубов серой мари. Сновидица открыла глаза. — Сколько я спала?
Стоны срывались с губ едва слышно. Потом на скуле появилась царапина. Тонкая-тонкая, словно порез от бумаги. На коже выступили кровавые бисеринки. Крис осторожно промокнул их салфеткой, но смазать антисептиком не успел — на щеке появилась еще одна царапина. И еще одна. — С кошками она, что ли, дерется? Иногда сновидица вскрикивала. Крис порывался разбудить, но каждый раз не осмеливался, боясь помешать чему-то важному. Анна проснулась сама. Не открыв
— Задержи его, — Анна отпрянула от окна. — Как хочешь, но дай мне несколько минут! Резкая трель звонка заглушила её слова. Марко кинулся к двери. — Ты как? — Крису не нравилась бледность сновидицы. — Нормально, — она лихорадочно поправляла одежду. — Смотри, не подведи. Ну, я пошла.
На первый взгляд в доме ничего не изменилось. Марко по-прежнему работал в саду, Крис занимался домом. Анна показывалась редко — она или запиралась в кабинете или сновидела. В такие моменты Марко бросал все дела и поднимался в спальню. Крис прислушивался к его шагам на лестнице, к щелчку двери и отчаянно ревновал. Пол у распятия снова стал привычным местом. Только теперь Крис молился не для защиты от призрака. Он жаждал избавления от греховного чувства. И — спасения души. Своей, и Агаты. За Анну и Марко он тоже просил. И не прерывал бдений, когда чудилось движение за окном, за плотными
Крис лежал в кровати. Руки, привязанные к изголовью, онемели, но он не обратил на неудобство внимания: куда больше волновала дыра в груди. Но рубашка оказалась цела, и даже застегнута на все пуговицы. — Живой? — Марко подхватил на руки Анну. Крис дернулся, но тут же мысленно влепил себе пощечину: ревность ничуть не лучше зависти. — Подожди! — Анна еле ворочала языком, скорее мычала, чем говорила. Тело покрывали ссадины, и некоторые раны все еще сочились кровью. — Отпусти.
Солнце, врываясь в окно, било в глаза. Крис поморщился и попытался отвернуться. Тело не слушалось. Он рванулся. И взвыл от боли — руки оказались прикручены к спинке кровати. — Проснулся? — Анна сидела рядом. По лицу расплывался синяк. — Что... случилось? Кто тебя так? — Ничего не помнишь? — сновидица вздохнула. — А я на мышей грешила. Марко!
Дорога стала знакомой. Крис привычно поворачивал на узких улочках, нырял в сквозные дворы... Рядом, на сиденье, стоял саквояж. — Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas... — Крис знал формулу изгнания наизусть, но повторял всю дорогу, опасаясь забыть хоть слово. У «деревни нищих» он остановился, оглядывая разрушения. Пожар вызвал опасение властей, и теперь дома сносили. Грейдеры легко сминали конурки едва больше с