— Готовьтесь к Конфирмации, брат Иоанн. А ты, сын мой, ступай. Проведи оставшееся время в молитвах и укреплении себя в вере.
Крис принял благословение и снова прикоснулся губами к кольцу.
«Мистер безупречность» проводил его в церковь. Убранство внутри отличалось грубой простотой: сиденья и скамейки для молитв словно топором вытесали. У входа примостилась кропильница — камень с углублением. Годы, вода и руки прихожан сделали его гладким. Стены, никогда не знавшие штукатурки, контрастировали с витражами, которые словно принадлежали другому миру. Как и распятие. Столик со свечами у подножия, пламя играет на боках церковной утвари.
— Молитесь, брат. Вас не потревожат.
Эхо подхватило звук шагов, дверь закрылась с легким стуком. Крис остался один.
Он выбрал пятно света напротив распятия и опустился прямо на пол. Холод камня просочился сквозь одежду, но Крис сосредоточился на молитве. Получалось плохо: в голову лезло, что угодно, но не спасительные слова. А еще приходилось следить за светом.
Солнце огибало церковь по кругу, и цветные пятна ползли вслед за ним. Крис старался не попасть в тень, но очень скоро ему пришлось перейти в другое место.
— Кри...
Шепчущий не успел договорить имя: Крис прыжком преодолел полосу тени и рухнул на колени:
— Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae. Et in Iesum Christum...
— Ты готов?
Крис обернулся. У входа стоял ректор.
— Да, падре.
— Следуй за мной.
Дверь, выкрашенная под цвет стен, скрывалась в углу. Коридор изгибался и закручивался по спирали, уводя вниз. Длинные плафоны на потолке горели ровным светом, и время от времени встречались запертые двери. Ректор толкнул одну из них.
За ней скрывалась большая комната без окон. Вдоль стен стояли шкафы с книгами, между ними примостились диваны и пюпитры. На одном из них висели сутана и брюки. Сверху, сложенное стопочкой, лежало белье.
— Переоденься. Как будешь готов, постучи в дверь. И не смущайся — все новое. Даже этикетки еще не оторвали.
Крис спешил. Штанины путались, рукава сутаны перекручивались. Комжа1 тоже не желала сидеть как следует. Справившись с одеждой, Крис постучал в дверь.
Ректор вошел тут же.
— Покажись, сын мой.
Оглядел со всех сторон, сам поправил взлохмаченные волосы, расправил складки:
— Теперь порядок. Готов? Тогда подпиши.
На втором пюпитре лежали исписанные листы. Крис пробежал глазами. Латынь.
— Мне нужно время, чтобы прочитать...
— Сын мой, в голосе ректора послышался укор, — мне известно твои затруднения с переводами. У тебя будет много новых обязанностей, но не забывай о самообразовании!
— Да, падре.
— Вот, — палец ректора указал на первый лист, — это прошение принять тебя в орден. Это, — палец ткнул в другой, — письменное подтверждение обетов. Подписывай!
Ставить свою подпись под незнакомым соглашением казалось глупостью. Но отказываться от избавления было глупостью еще большей.
Крис, не думая, окунул перо в чернила. Чудом с острия не упало ни одной капли. Ректор посыпал бумагу песком, подул, сдувая лишнее, и позвал:
— Он готов!
И вышел.
Криса взяли в кольцо четыре священника. Один впереди, два по бокам, последний замыкал шествие. В коридоре они почти касались друг друга плечами, но не отстали ни на шаг. Пол продолжал изгибаться влево и вниз, пока не уперся в тупик.
Дверь блестела от полировки. Сверкал желтый крест. Сияли драгоценные камни — Крис видел их достаточно на церковной утвари, чтобы не спутать со стразами. Но оглядеться ему не дали: первый священник трижды постучал. Эхо подхватило звук, отправило его по коридору, и ответ был едва слышен:
— Кто стучится в сию дверь?
— Жаждущий Истины!
На некоторое время наступила тишина. Затем провожатый Криса постучал снова.
— Что ищешь ты у сей двери?
— Защиты!
И снова тишина. И снова — троекратный стук.
— Что принес ты к сей двери?
— Борьбу и победу!
От надсадного скрипа заболели зубы. Казалось, петли не смазывали со дня установки двери, притом, что все остальное поддерживалось в идеальном порядке.
Но размышлять времени не было: спутники торопили. И, собрав в кулак всю волю, Крис шагнул в открывшийся проем.
Ему пришлось согнуться, дверь была слишком низкой. На плитах под ногами плясали светлые блики. Крис огляделся.
После рамп, освещающих коридор, здесь казалось темно. Как только глаза привыкли, Крис понял, почему: в зале горели только свечи. Вдоль стен, под потолком, у алтаря...
— Это же...
Он не договорил, не в силах сдержать эмоций. В подземелье под небольшой церковью скрывалась еще одна, и по размерам она превосходила некоторые кафедральные соборы!
Скамейки покрывала кружевная резьба. Верх спинок, как и подставки под колени, заботливо обили сафьяном. Трепещущий свет не позволял точно уловить оттенок цвета: то ли бордовый, то ли просто красный, переходящий в пурпур.
Такого же цвета ковер устилал проход, ведущий к распятию. Криса слегка подтолкнули в спину, и он двинулся вперед.
Шаг, другой... Пламя свечей трепетали, рождая игру света на стенах и мебели. Блики от утвари вклинивались в хаос, так что скоро Крис перестал сознавать, наяву это происходит, или он бредит. Но, несмотря на тени, шепот молчал. И никто не смотрел из темных углов, проливая то ли слезы, то ли кровь...
На второй скамейке справа сидела Анна. Её тоже переодели. Вместо футболки и джинсов выдали платье. Нюансы оттенков Крис не различал, ему все равно было, кремовое оно, персиковое или абрикосовое. Или вовсе — бежевое. Но что девушка смотрелась в нем совсем по-другому, признал.
Худоба исчезла, превратившись в стройность. Правда, из-за свечей черты лица заострились, но те же блики придали его выражению мягкость. И покой.
Анна сидела, положив руки на спинку передней скамьи, и словно не замечала ничего. Но стоило Крису оказаться рядом, как карие глаза распахнулись. Девушка смотрела на него в упор.
— Ты уверен? — в глубине взгляда пылало расплавленное золото.
Он не удостоил её ответа. Впереди ждали люди, гораздо более важные, чем сновидица: ректор, два епископа и кардинал. Они пришли ради него, простого семинариста...
Ковер закончился. Едва Крис вступил на камень пола, к сводам взвилась музыка. Орган окончательно смял границы реальности, и, казалось, до вечного блаженства остался всего один шаг.
Голоса священников вплелись в музыку сфер. Ректор встал за левым плечом, оставалось только следовать его подсказкам. Опуститься на колени. Перекреститься. Встать. Снова на колени... Повторить фразу...
Что именно он говорит, Крис не понимал: слишком сильное впечатление произвел ритуал, чтобы переводить с латыни. И не сдержал слезы, когда кардинал прикоснулся ко лбу: столько тепла и любви он не чувствовал с того дня, как...
Закончилось все разом: смолк орган, затихло эхо голосов. Только свечи еще продолжали освещать зал, но уже гасли одна за другой, сгорая дотла.
Колени ныли от долго стояния на голом полу. Крис некоторое время не мог распрямиться. Ректор терпеливо ждал. А потом подвел его к Анне:
— Позволь представить твоего хранителя, сновидица.
— С чего вы взяли, что я хочу видеть его своим хранителем?
— Я бы не хотел работать вместе с этой женщиной...
Они произнесли это одновременно. Ректор посмотрел сначала на неё, потом — не него, и прошипел:
— За мной! Оба!
Подростки, набедокурившие в школе — вот на кого они сейчас походили. Но Анна держала голову высоко, и во взгляде не было ни капли раскаяния. Крис, напротив, сутулился. Плечи поникли, он с опаской поглядывал на отца Иоанна. Но губы сжал так, что они побелели.
Ректор шаркал ногами, словно церемония отняла все силы. Крис невольно прислушивался к эху, страшась услышать шепот. Но эхо молчало.
За одной из дверей оказался кабинет.
— Ждите.
Стук двери прозвучал ударом молотка верховного судьи.
— Что за... — если бы взгляды могли воспламенять, Крис бы уже давно превратился в факел. Но его самообладание остудило пламя:
— Что? Я действительно не желаю с тобой работать! Жить в этом свинарнике, не знать, из какой пачки или бутылки ты пила, в какую тарелку лазила...
— Это важно?
— Да! И если ты этого не понимаешь...
— Я понимаю другое! — в голосе девушки клокотала ярость. — Я понимаю, что ты только что продал себя. Свои мечты, свои чаяния, свое будущее! Возможно, даже свой разум! Ну, это даже не «возможно», — последние слова она пробормотала. Но тут же снова повысила голос:
— Что они тебе обещали? Чем купили? Деньгами? Нет, ты слишком наивен... Властью? Тоже не то, не твое это. Спасением?
Крис замер. На мгновение, на половину удара сердца... но Анна заметила. В её смехе слышалась горечь:
— Значит, вечное спасение. Ты не оригинален. Только... существует ли оно? Смерть — конец всему.
— Пусть так! — напор Криса заставил Анну отступить. — Пусть — конец! Но до того времени... Знаешь, что я уже забыл, что это такое — спать в собственной кровати, а не перед распятием? Засыпать на подушке, а не на полу, потому что сил не хватает даже на молитву? Так что пусть. Мне все равно.
Анна молчала. Она чуть наклонила голову, и непослушная прядь волос упала на лицо. Она откинула её небрежным кивком:
— Пусть так. Но ты совершил большую ошибку, Крис. Лучше бы тебе остаться в семинарии.
Спор прервался с приходом падре Иоанна. Он деловито сунул лист бумаги сначала Анне, потом — Крису.
— Надеюсь, вы помните, что подписали эти документы? Сновидица обязуется принять помощь того хранителя, которого мы ей предложим, а хранитель обязан служить той сновидице, к которой определен! Есть еще какие-нибудь вопросы?
— Есть! — Анна отшвырнула договор. — Это не честно! Вы посмотрите на него — совсем мальчик! Он даже не представляет, на что идет!
— Однако, — ректор, покряхтывая от натуги, наклонился за бумагой, — подпись свою он поставил. И церемония в Храме только что утвердила его в роли хранителя.
— Это убийство, — Анна сникла. Упала на стул и спрятала лицо в ладонях. — Я никогда не соглашусь...
— Я тоже не согласен! Я готов принять назначенное послушание, но не с ней!
— Хранитель не может выбирать! — палец ректора задрожал, указывая в потолок.
— Но прежние-то хранители выбирали! Я слышал, что предыдущий от неё отказался... Почему меня лишают права выбора?
— Отказался? — голос Анны хрипел. — Отказался? О Господи...
— Не поминай... — начал было ректор, но девушка вскочила так стремительно, что стул опрокинулся, глухо ударившись о ковер.
— Вы что, СОВСЕМ ему ничего не рассказали? Тогда слушай, мальчик!
— Я всего на пять лет...
— ЗАТКНИСЬ И СЛУШАЙ! Ни один, ни один из моих хранителей не отказался от своих обязанностей добровольно. Знаю, я не самый удобный подопечный, но они терпели. Их было семеро. Семеро за пять лет, Крис! Трое погибли, когда пытались вытащить меня из сновидений. Один — прикрывая от убийцы. А еще трое живы до сих пор. Но разве можно назвать жизнью существование в комнате, обитой матрасами? Они даже ходят под себя и кричат. Знаешь, они не перестают кричать ни на минуту. День и ночь, да так, что я постоянно слышу эхо. Сумасшествие, оно куда страшнее смерти. Ну, так что? Ты все еще жаждешь стать хранителем?
— Да! — Крис вздохнул, как перед прыжком в воду. — Жажду. И стану. Потому что иначе тоже сойду с ума.
— Ну, как знаешь. Падре, я еще раз прошу... Пожалейте его!
— Отныне он — твоя забота, Анна. Если бы ты не сновидела так глубоко и яростно... может, ради этого юноши...
— Вы обещали мне, падре... — голос едва слышался, слова скорее угадывались по движению губ, — вы обещали!
— И мы сдержим свои обещания! Если вы сдержите свои.
— Мы можем идти? — Анна сбросила оцепенение.
— Пока нет. Тебя хотят видеть главы Ордена. А у нас с тобой, Крис, будет разговор.
Анна послушно вышла из комнаты. В одной из подземных комнат её ждал кардинал. Он сменил литургическое облачение на костюм, и только колоратка выдавала в нем священника.
— В соседнем приходе выявлен случай одержимости. Девушка семнадцати лет. Все проверки подтвердили наши опасения: демон не из простых.
— Едем сейчас?
— О, нет! — вино с журчанием наполнило бокал. Кардинал добавлял воду, пока оно не стало прозрачно-розовым. — Пей! Ты еще слаба, твой хранитель — новичок. Мы не будем рисковать одной из лучших сновидиц!
— Тогда зачем вы меня позвали? — Анна пригубила. От вина в воде остался едва заметный привкус.
— Просто ты — единственная, кто поблизости. Окрестные приходы — твоя забота. Но несколько дней, или даже неделя...
— Вы знаете, что испытывает одержимый? Неделя? — Анна резко вернула бокал на стол. Ножка треснула, и по полу разлетелись осколки. — Простите, я не специально.
— Оставь! Порежешься! — кардинал перехватил руку девушки.
Анна замерла. Возникло чувство, что это уже было, и совсем недавно...
— Так что?
— Я поеду к нему завтра. Только из уважения к вам, Ваше Высокопреосвященство.
— Иначе бы поехала сегодня?
Анна промолчала.
— Хорошо. Я не буду тебя благословлять, знаю, ты не веруешь. Но молитва моя с тобой.
— Можно вопрос? — Анна отвела взгляд.
— Конечно. Я слушаю.
— Вы приезжаете сюда очень редко. Это второй раз за три года. Но каждый раз что-то случается...
— Ты меня подозреваешь? — брови кардинала приподнялись.
— Нет. Два раза — пока еще совпадение.
— Ну, в таком случае, — кардинал насмешливо поклонился, — постараюсь больше не приурочивать свои приезды в этот диоцез к катаклизмам местного значения. Удовлетворена?
Анна промолчала.
— Ну, если мы разрешили это маленькое недоразумение, — её собеседник взял другой бокал, — теперь мы можем побеседовать о всяких пустяках...
Крис стоял перед ректором. Падре Иоанн втолковывал правила поведения: — Сновидцы важны для Ордена. Они — последний рубеж, когда даже экзорцисты не могут ничего сделать. Поэтому заботься об Анне как следует. Следи, чтобы вовремя поела, чтобы обезвоживания не было. Вот, — он протянул Крису блокнот, — здесь записи прежних хранителей об её привычках. Что любит, что ненавидит. Старайся придерживаться по возможности. А главное, не позволяй ей часто сновидеть! — Как я узнаю, что она не просто спит?
Крис отшатнулся. Лестница осталась позади, холл тоже. Очнулся только возле машины, глядя на свои ноги. Когда он успел обуться, Крис не помнил. Мотор ровно гудел, асфальт тянулся гладкий, как скатерть. Солнце заглядывало в окнах, но кондиционер старательно охлаждал воздух, так что выходить из машины не хотелось. Но пришлось — магазин находился недалеко от Аниного дома. Списка Крис не взял, поэтому ориентировался по памяти. Кофе, сливки, курица, женьшень, — он старательно вспоминал, что поведал ему дневник предшественника.
На пороге стояла Анна. Они обменялись с хозяйкой кафе вежливыми поклонами. И тут же потеряли друг к другу интерес. — Ты как? Цел? Пойдем. У крыльца стоял мотоцикл. — На нем? — Ну да. У
Промелькнули домики Вересковой Пустоши. Позади осталось кафе с рябиной у входа. Жители спешили по своим делам, шумели дети, их стайки возникали то тут, то там... Ничто не напоминало о вчерашнем запустении. Поворот, другой... Лес тоже изменился. Никакой тьмы, никаких шевелений. Кричали птицы, и шум долетал вполне обычный... Пока не подъехали к машине. Хвоя. Бурая, желтая, бледно-зеленая... Она засыпала внедорожник почти до днища. На крыше, на капоте... Хвоя была везде. Ломкая, высохшая до стальной колкости...
Будильник звенел и звенел. Крис натянул одеяло на голову, но звук проникал и туда. Пришлось просыпаться и тянуться к телефону. Нащупать с первого раза не получилось. Крис разлепил глаза и прервал надоедливый сигнал. А после долго вглядывался в экран. Светящиеся цифры показывали пять утра. Но в комнате царили сумерки, хотя шторы Крис закрыть забыл. А еще этот звук... словно кто-то шаркает по полу шлепанцами: шшурх, шшурх... Сон пропал мгновенно. Крис напрягал слух, боясь услышать еще и голоса, но ничего не происходило. А потом пришло понимание.
Крис на мгновение повернул голову: сновидица напоминала призрака. Кожа не побелела — посинела, губы словно инеем прихватило. И только глаза полыхали золотом. — Дорога! Крис встрепенулся. Прямо на них летела фура. Руль вправо до отказа, педаль в пол... Запахло жженой резиной, и машину закрутило. Фура пронеслась мимо. — Да
Суббота пролетела незаметно. Крис писал дневник, стараясь запечатлеть на страницах все произошедшее за эти дни, готовил, составлял список покупок на неделю. Убираться в дом тоже пришлось самому: Анна или спала, или сидела за компьютером. На экране что-то взрывалось, горело, плескалось... Слышались выстрелы и невнятные реплики героев. — Может, прогуляешься? Погода чудная! Анна отмахнулась и продолжила с остервенением нажимать на кнопки. — Тогда... А это что?
Жужжание триммера заглушало остальные звуки. Крис медленно шел вдоль тропинки, выкашивая отросшую траву. Ноздри юноши раздувались от сдерживаемого гнева. — Угодить? Я всего лишь делаю то, что мне велено. И... — взгляд скользнул по окнам. Крис осекся: стекла второго этажа полыхали золотом. — Анна! Анна! Крис едва увернулся от оплеухи. Анна резко села в кровати и её скрючило от боли:
Наверное, так топают слоны. Она не слышала самих шагов, но чувствовала их всем телом. — Нашел! — треск ломаемых веток. И руки. Сильные. Надежные. На ней склоняется лицо Марко. Оно мокрое. Плакал? — Не закрывай глаза! — надсадный шепот набатом отдается в ушах. — На меня смотри! Слышишь? Анна пытае
Ветер разбивался о забрало шлема, теребил воротник, старался забраться за шиворот. И — сдувал проблемы. Анна увеличивала скорость. Мчаться по автобану, забыв обо всем... Ей хотелось смеяться. Дорога, мотоцикл и... свобода! Но всему приходи конец. Закончился и путь. Анна остановилась в мотеле. Из зеркала на неё смотрела немного взъерошенная после поездки девушка. Но уже через четверть часа Анна сама себя не узнала. Платок обхватил голову, ворот блузки скрывал шею целиком, а брюки... Вместо них Крис советовал взять с собой юбку, но Анна предпочла оставить за собой свободу движения. До места до
Она металась в серой мари. Из тумана появлялась то одна дверь, то другая, но Анна знала — они ведут не туда. Из цельного, потемневшего от времени дерева, с коваными петлями... Или фанерные, блестящие от белой масляной краски... Покрытые благородным шпоном красного дерева... Ажурные, словно вышедшие из-под рук вязальщиц створки... Они кружили, словно Анна являлась центром безумной карусели, появлялись и исчезали. Десятки, сотни дверей. Но нужная так и не вынырнула из клубов серой мари. Сновидица открыла глаза. — Сколько я спала?
Стоны срывались с губ едва слышно. Потом на скуле появилась царапина. Тонкая-тонкая, словно порез от бумаги. На коже выступили кровавые бисеринки. Крис осторожно промокнул их салфеткой, но смазать антисептиком не успел — на щеке появилась еще одна царапина. И еще одна. — С кошками она, что ли, дерется? Иногда сновидица вскрикивала. Крис порывался разбудить, но каждый раз не осмеливался, боясь помешать чему-то важному. Анна проснулась сама. Не открыв
— Задержи его, — Анна отпрянула от окна. — Как хочешь, но дай мне несколько минут! Резкая трель звонка заглушила её слова. Марко кинулся к двери. — Ты как? — Крису не нравилась бледность сновидицы. — Нормально, — она лихорадочно поправляла одежду. — Смотри, не подведи. Ну, я пошла.
На первый взгляд в доме ничего не изменилось. Марко по-прежнему работал в саду, Крис занимался домом. Анна показывалась редко — она или запиралась в кабинете или сновидела. В такие моменты Марко бросал все дела и поднимался в спальню. Крис прислушивался к его шагам на лестнице, к щелчку двери и отчаянно ревновал. Пол у распятия снова стал привычным местом. Только теперь Крис молился не для защиты от призрака. Он жаждал избавления от греховного чувства. И — спасения души. Своей, и Агаты. За Анну и Марко он тоже просил. И не прерывал бдений, когда чудилось движение за окном, за плотными
Крис лежал в кровати. Руки, привязанные к изголовью, онемели, но он не обратил на неудобство внимания: куда больше волновала дыра в груди. Но рубашка оказалась цела, и даже застегнута на все пуговицы. — Живой? — Марко подхватил на руки Анну. Крис дернулся, но тут же мысленно влепил себе пощечину: ревность ничуть не лучше зависти. — Подожди! — Анна еле ворочала языком, скорее мычала, чем говорила. Тело покрывали ссадины, и некоторые раны все еще сочились кровью. — Отпусти.
Солнце, врываясь в окно, било в глаза. Крис поморщился и попытался отвернуться. Тело не слушалось. Он рванулся. И взвыл от боли — руки оказались прикручены к спинке кровати. — Проснулся? — Анна сидела рядом. По лицу расплывался синяк. — Что... случилось? Кто тебя так? — Ничего не помнишь? — сновидица вздохнула. — А я на мышей грешила. Марко!
Дорога стала знакомой. Крис привычно поворачивал на узких улочках, нырял в сквозные дворы... Рядом, на сиденье, стоял саквояж. — Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas... — Крис знал формулу изгнания наизусть, но повторял всю дорогу, опасаясь забыть хоть слово. У «деревни нищих» он остановился, оглядывая разрушения. Пожар вызвал опасение властей, и теперь дома сносили. Грейдеры легко сминали конурки едва больше с