Восемь месяцев спустя
– Шур, глянь, как я тебе?
Зинаида Михайловна, совершенно преображенная, без своего неизменного платка с рожками, с выкрашенными в баклажанный цвет короткими волосами, примеряла перед зеркалом шляпу. Шляпа с огромными полями, с тульей, украшенной громадным искусственным букетом, напоминала цветочную корзину.
– Да как‑то тебя из‑за этой шляпы и не видно, – выразила сомнение баба Шура, которая выглядела куда скромней: в темно‑синем платье и светлой кружевной косынке.
– А чего меня под ней разглядывать? – парировала Зинаида Михайловна. – Пусть все на шляпу глядят! Я в ней как королева, эта, как ее, Елизавета! Английская.
– Да английского в тебе разве что бусы, дочкой в прошлом году привезенные.
– Точно, бусы! Сюда нужны бусы, – встрепенулась Зинаида Миха
Наталья КалининаСекрет черной книги* * *С благодарностью докторамМигелю Ройо Сальвадору,Марко Фиальосу,Карле Мендес Сааведраи персоналуБарселонского Института Киари, Сирингомиелии иСколиозаIСерый стемными полосками кот сидел перед белой деревянной дверью, словно раздумывая, войти или нет. «Это же комната Кузьминичны!»–подумала Вера и, зашикав иразмахивая руками, бросилась бегом по коридору.–Гаврила!– закричала, когда кот поднял лапу, чтобы толкнуть приоткрытую дверь.– Кыш отсюда! Пошел вон!Животина лениво повернул голову, ина заостренной, как уего далеких египетских предков, морде отразилось выражение досады –будто учеловека, которого вдруг отвлекли от важного дела. Вот
Вера проснулась от собственного крика втот момент, когда толпа людей обступила ее плотным кольцом. Она рывком села на кровати иладонью вытерла взмокший лоб. Вголове до сих пор раздавался колокольный гул. Вера поморщилась испустила ноги скровати, чтобы сходить за таблеткой, заглушить надвигающуюся мигрень. Давно снею такого не случалось –икошмары, имигрень.Настенные часы скукушкой показывали только половину одиннадцатого, но кошмар прогнал усталость исонливость, взбодрил, будто ледяной душ. Вера набрала вэлектрический чайник воды ипрямо вхалате вышла во двор сорвать пару мятных листочков. Она любила чай сароматными травами испециально выращивала их на небольшом участке вогороде.–Вер, аты чего, не отдыхаешь что ли?– крикнула ей через забор соседка баба Шура изаулыбалась металлическими коронками.–Ая уже
Несчастный случай нарушил мирное течение жизни обитателей пансионата, всполошил, закрутил впечальной суете. Ихоть это случилось до того, как Вера заступила всвою смену, большая часть печальных хлопот легла на ее плечи. За все время работы не было на ее памяти ночи тяжелей этой. Тело покойной давно увезли, стариков успокоили иуложили спать, адел уВеры все не убавлялось. Они разделили снапарницей работу между собой: Ирина раздала старикам необходимые лекарства, измерила давление итемпературу, выполнила мелкие просьбы перед сном, аВера взяла на себя хлопоты, связанные сгибелью Валентины Кузьминичны: звонила родственникам (трубку снял сын, разговор вышел короткий икакой‑то казенный, лишенный эмоций со стороны сына), разговаривала сдвумя полицейскими. Затем собрала вещи Валентины Кузьминичны, чтобы передать их ее родным. Всю работу она выполняла механически, словно заведенная кукла, снепроницаемым лицом. И 
Без Кузьминичны все шло не так,–хотя, похоже, это замечала лишь Вера. Вэтом заведении смерть не была шокирующей гостьей, кее «визитам» что персонал, что сами обитатели если не привыкли, то относились более‑менее спокойно. Поэтому ипосле ухода Кузьминичны истарики, иИрочка вели себя как обычно. Но Вера кожей чувствовала пустоту искорбную тишину, исходившие от закрытой двери комнаты, вкоторой еще так недавно отдыхала старушка. Иногда, забывшись, памятуя очутком сне старушки, проходила мимо комнаты тихонечко, дабы не разбудить. Апотом спохватывалась, иощущение утраты вновь накатывало на кислой тоской. Скоро комнату займет новый постоялец или постоялица: вэтом пансионате, несмотря на дороговизну, места долго не пустовали. Но кто бы то ни был, он (или она) не сможет заменить Вере Кузьминичну сее рассказами, советами, пусть порой немного ипо‑стариковски навязчивыми, сее легким
–Ну икак им можно поручать что‑то ответственное? А, Мефистофель?Черный кот, дремавший на коврике возле разожженного камина, лениво приоткрыл один глаз иопять сделал вид, что спит. Впрочем, судя по тому, что он едва заметно дергал ухом, все же прислушивался.–Они так нас под монастырь подведут. Анам это совсем не надо, правда, Мефистофель? Хотя какой снас спрос?Кот опять приоткрыл глаз, словно взнак согласия, ифыркнул. Легкое брюзжание не раздражало его, наоборот, убаюкивало. Ему было уже немало лет, ион привык кэтому ворчанию, так же как квечернему лакомству ввиде нежной утиной печенки или паштета из крольчатины. Иесли бы однажды не услышал голоса, почувствовал бы себя потерянным изаблудившимся. Помнится, когда‑то, когда он был совсем молодым, едва услышав знакомые интонации, откликался радостным мяуканьем ивыбегал навстречу. Сейчас же, будучи уже ленивым немо
Мотоциклист умчался стакой скоростью, что разглядеть Вера его не успела. Да даже если бы изамешкался, лицо все равно закрывал черный шлем. Был ли этот мотоциклист одним из тех, кто ее похитил, или следил за нею сам по себе? Впользу первого говорило то, что явился он после того, как ее привезли домой, азначит, следовал за джипом. Аможет быть, мотоциклист просто проезжал мимо испешился, чтобы сорвать яблоко? Но это предположение было столь наивно, что Вера даже улыбнулась.–Ты чего разулыбалась?– тут же подозрительно спросила Зинаида Михайловна, оприсутствии которой она на мгновение забыла.– Поклонник он, что ли, твой? Так ты так сразу искажи! Ато яего вон за вора приняла.–Да какой поклонник!– поморщилась Вера. Если бы. Но поклонников унее не было. Даже охранники из пансионата не оказывали ей, как другим сотрудницам, ненавязчивых знаков внимания.
Ух истрашный же сон ему привиделся! Будто умерла Марфа, похоронил он ее, ажена воскресла, пришла домой, стоит, будто живая, улыбается краешками рта.–Что жты, милый, меня не пускаешь? Или не рад?–Бог стобой, Марфонька, как же не рад? Да разве так бывает, что покойная жена является сама?–Замерзла я, милый, пусти отогреться.Руки протягивает –холодные, будто изо льда. Коснулся их Иван иневольно отдернул ладони. АМарфа смотрит супреком –обижена таким нерадостным приемом. Да все это от неожиданности. Дар речи потерял, увидев мертвую жену воскресшей.–Устала я, пройдя такой путь. Далеко, темно, страшно… Пусти меня. Или уже не любишь?Как не любит –
Влад решил ехать кдевице не ссамого утра, а во второй половине дня, когда та наверняка уже должна была встать. Впрочем, думал он вэтот момент не об ее отдыхе, ао том, что сам ненавидит вставать рано. Он –ночная птица. Какое это блаженство –не идти против привычек ипотребностей организма. Пожалуй, он больше выиграл, чем потерял, когда променял обеспеченную жизнь топ‑менеджера на занятие, окотором предпочитал не распространяться во избежание дотошных вопросов шокированных собеседников. Те, кому он нужен, его сами находят.Влад предусмотрительно поставил мотоцикл за три дома от того, который был ему нужен,– подальше от взглядов вездесущей бабки‑соседки, прошел оставшееся расстояние пешком иостановился узнакомой калитки. Что‑то подсказывало ему, что девица вряд ли примет его сраспростертыми объятиями, угостит чаем сплюшками иповерит во все то, что он собирался ей сказать. О