Возвращаться пришлось опять через тот район, в котором когда‑то жила Вера. За все время, что прошло с того момента, когда они вышли из квартиры Тины, она не произнесла ни слова. Владу даже показалось, что Вера огорчена и думает о чем‑то своем, далеком от истории ладанки и книги. Он предположил, что все дело в горьких воспоминаниях, которые вызвал этот путь. Но расспрашивать не стал. Захочет, расскажет. Влад бросил на нее еще один мимолетный взгляд, который она не заметила. Пожалуй, девочка симпатична, даже очень, только до ее природной красоты нужно еще «докопаться» через те слои искусственной антиженственности, за которыми она так тщательно прячется. А ведь Вера очень даже женственна, когда расстроена и не «держит лицо», не острит и не спорит. И когда на ней не бесформенная кофта, а, как теперь, белая приталенная рубашка в народном стиле, с круглым вырезом и короткими рукавами. Тогда вдруг обна
Влад проснулся раньше Веры. Тихо, стараясь не разбудить ее, встал ивышел вдуш. Иуже там, под струями теплой воды, вдруг вспомнил, что вчера ему показалось неправильным. Ине то чтобы это оказалось таким заметным, как остроугольный камешек вботинке, нет, скорее было крупной песчинкой, которую иощутить сложно, но все же он почувствовал некий дискомфорт. Ивот сейчас вспомнил ивновь вернулся мыслями ктому эпизоду, когда он вванной уродителей мыл руки, аВера со смехом сказала, что он ей напоминает их доктора Савельева. Влад еще спросил –машинально, интуитивно,– хирург ли Савельев? ИВера ответила, что терапевт.Влад закрутил воду, воспользовался висящим на крючке полотенцем иоделся. Нужно кое‑что проверить. Исрочно, ибо дело не требует отлагательств. Он на цыпочках вышел вспальню, полюбовался спящей девушкой –разбудить ли ее ипопрощаться или остав
Здесь было темно ипромозгло, будто вноябрьских сумерках. Вера удивленно огляделась вокруг: как –ноябрь, если она помнила, что на дворе был август? Вон, на ней даже джинсы икофточка, которые носила летом. Но тем не менее все вокруг говорило отом, что она ошиблась сезоном: иголые ветви деревьев, белеющие на фоне черного неба, иснег под ногами, не хрусткий, амягкий, словно пепел. Ивсе же, хоть тут ибыло холодно, но не до такой степени, как если бы Вера действительно вышла из дома ноябрьским поздним вечером влегкой одежде. Не было морозно. Вера присела итронула рукой снег –не холодно имягко, словно ее рука погрузилась впепел или толстый слой пыли. Тогда где же она? Вера испуганно огляделась, силясь разглядеть огни домов или, на худой конец, свет от проезжающих мимо машин. Но нет, ее со всех сторон окружали только странные деревья –невысокие, кривые, чахлые, будто выросшие в&
Восемь месяцев спустя–Шур, глянь, как ятебе?Зинаида Михайловна, совершенно преображенная, без своего неизменного платка срожками, свыкрашенными вбаклажанный цвет короткими волосами, примеряла перед зеркалом шляпу. Шляпа согромными полями, стульей, украшенной громадным искусственным букетом, напоминала цветочную корзину.–Да как‑то тебя из‑за этой шляпы ине видно,– выразила сомнение баба Шура, которая выглядела куда скромней: втемно‑синем платье исветлой кружевной косынке.–Ачего меня под ней разглядывать?– парировала Зинаида Михайловна.– Пусть все на шляпу глядят! Яв ней как королева, эта, как ее, Елизавета! Английская.–Да английского втебе разве что бусы, дочкой впрошлом году привезенные.–Точно, бусы! Сюда нужны бусы,– встрепенулась Зинаида Миха
Наталья КалининаСекрет черной книги* * *С благодарностью докторамМигелю Ройо Сальвадору,Марко Фиальосу,Карле Мендес Сааведраи персоналуБарселонского Института Киари, Сирингомиелии иСколиозаIСерый стемными полосками кот сидел перед белой деревянной дверью, словно раздумывая, войти или нет. «Это же комната Кузьминичны!»–подумала Вера и, зашикав иразмахивая руками, бросилась бегом по коридору.–Гаврила!– закричала, когда кот поднял лапу, чтобы толкнуть приоткрытую дверь.– Кыш отсюда! Пошел вон!Животина лениво повернул голову, ина заостренной, как уего далеких египетских предков, морде отразилось выражение досады –будто учеловека, которого вдруг отвлекли от важного дела. Вот
Вера проснулась от собственного крика втот момент, когда толпа людей обступила ее плотным кольцом. Она рывком села на кровати иладонью вытерла взмокший лоб. Вголове до сих пор раздавался колокольный гул. Вера поморщилась испустила ноги скровати, чтобы сходить за таблеткой, заглушить надвигающуюся мигрень. Давно снею такого не случалось –икошмары, имигрень.Настенные часы скукушкой показывали только половину одиннадцатого, но кошмар прогнал усталость исонливость, взбодрил, будто ледяной душ. Вера набрала вэлектрический чайник воды ипрямо вхалате вышла во двор сорвать пару мятных листочков. Она любила чай сароматными травами испециально выращивала их на небольшом участке вогороде.–Вер, аты чего, не отдыхаешь что ли?– крикнула ей через забор соседка баба Шура изаулыбалась металлическими коронками.–Ая уже
Несчастный случай нарушил мирное течение жизни обитателей пансионата, всполошил, закрутил впечальной суете. Ихоть это случилось до того, как Вера заступила всвою смену, большая часть печальных хлопот легла на ее плечи. За все время работы не было на ее памяти ночи тяжелей этой. Тело покойной давно увезли, стариков успокоили иуложили спать, адел уВеры все не убавлялось. Они разделили снапарницей работу между собой: Ирина раздала старикам необходимые лекарства, измерила давление итемпературу, выполнила мелкие просьбы перед сном, аВера взяла на себя хлопоты, связанные сгибелью Валентины Кузьминичны: звонила родственникам (трубку снял сын, разговор вышел короткий икакой‑то казенный, лишенный эмоций со стороны сына), разговаривала сдвумя полицейскими. Затем собрала вещи Валентины Кузьминичны, чтобы передать их ее родным. Всю работу она выполняла механически, словно заведенная кукла, снепроницаемым лицом. И 
Без Кузьминичны все шло не так,–хотя, похоже, это замечала лишь Вера. Вэтом заведении смерть не была шокирующей гостьей, кее «визитам» что персонал, что сами обитатели если не привыкли, то относились более‑менее спокойно. Поэтому ипосле ухода Кузьминичны истарики, иИрочка вели себя как обычно. Но Вера кожей чувствовала пустоту искорбную тишину, исходившие от закрытой двери комнаты, вкоторой еще так недавно отдыхала старушка. Иногда, забывшись, памятуя очутком сне старушки, проходила мимо комнаты тихонечко, дабы не разбудить. Апотом спохватывалась, иощущение утраты вновь накатывало на кислой тоской. Скоро комнату займет новый постоялец или постоялица: вэтом пансионате, несмотря на дороговизну, места долго не пустовали. Но кто бы то ни был, он (или она) не сможет заменить Вере Кузьминичну сее рассказами, советами, пусть порой немного ипо‑стариковски навязчивыми, сее легким
–Ну икак им можно поручать что‑то ответственное? А, Мефистофель?Черный кот, дремавший на коврике возле разожженного камина, лениво приоткрыл один глаз иопять сделал вид, что спит. Впрочем, судя по тому, что он едва заметно дергал ухом, все же прислушивался.–Они так нас под монастырь подведут. Анам это совсем не надо, правда, Мефистофель? Хотя какой снас спрос?Кот опять приоткрыл глаз, словно взнак согласия, ифыркнул. Легкое брюзжание не раздражало его, наоборот, убаюкивало. Ему было уже немало лет, ион привык кэтому ворчанию, так же как квечернему лакомству ввиде нежной утиной печенки или паштета из крольчатины. Иесли бы однажды не услышал голоса, почувствовал бы себя потерянным изаблудившимся. Помнится, когда‑то, когда он был совсем молодым, едва услышав знакомые интонации, откликался радостным мяуканьем ивыбегал навстречу. Сейчас же, будучи уже ленивым немо