Я уже ехала по проспекту Стил-Роуд, соединяющему округа Перл и Айрон, когда в кармане завибрировал комм. Вот даже на экран смотреть не буду. Просто приму вызов, нажав кнопочку на гарнитуре. Да, я за безопасное вождение.
— Киро, — только и было сказано мне.
Алека я знаю вот уж шестнадцать лет как. Достаточный срок, чтобы в одном слове с лёгкостью услышать: «Хаос всемилостивый, как же ты мне надоела!» В ответ лишь кротко и смиренно осведомилась:
— И где ж я провинилась?
— А сама как думаешь?
— Каюсь, каюсь, Алек-чин, — со вздохом сунула в карман свободную от руля руку и нащупала там очередной трофей. — Погремушку свистнула. Надеюсь, у пацана она была не самая любимая.
Клептомания вообще-то поддаётся лечению. У людей. Но я наполовину сидхе, а у них воровство — безусловный рефлекс. Кошки приземляются на четыре лапы, а сидхе тырят всё, что только приглянется. Я, правда, приучилась тащить всякое барахло — конфеты, канцелярку… Проколы случаются, однако в большинстве случаев я успеваю опомниться и вернуть честно сворованное.
— А, то есть угрожать расправой его папаше — это за проступок не считается? Киро, копы так не делают!
— Ну вот и хорошо, что мы не копы, — огрызнулась я. Пальцы судорожно стиснули руль, на тыльной стороне кисти расцвёл ярко-алый цветок в обрамлении сочно-зелёных листьев. Да, я для окружающих не просто открытая книга, а ещё и с картинками. — А ты — не моя мамочка, Алек.
— Я твой босс!
— Временно исполняешь его обязанности, маршал барсик.
Какое-то время мы оба молчали. Я мысленно переругивалась со своей татуировкой (да, страшно весела моя жизнь), чтоб убралась обратно под одежду, и прямо наяву видела, как сердито мой друг щурит свои зеленущие глаза.
— Что у вас там произошло? — наконец спросил он.
— Сказал, задушит ребёнка, пока тот спит, — поведала с нарочитым безразличием. — Знаешь, это моё самое первое воспоминание: отец душит меня в кроватке и всё твердит — сдохни, нелюдь, сдохни уже…
А вот теперь Алек реально разозлился — это его злобное кошачье шипение я слишком хорошо знаю.
— Киро, я ведь давно просил шефа, чтобы тебе запретили вести дела о подмене…
— Пока что я единственная, кто для этой работы годится. Такие дела, бро.
Поспорить он с этим не может. И кто бы смог? С огнём типа нужно бороться огнём, клин клином вышибают, ну и прочее в том же духе.
— Чего не спишь? — спросила просто чтобы сменить тему.
— Ложился уже, когда прилетела жалоба от безутешного папеньки. Веселая штука эта форма обратной связи. Ты домой?
— Ага. Только загляну в Чертог.
— Тогда привет котёночку, погладь его там за меня.
Алек поначалу скептически относился к моей идее усыновить Рэна: куда ты, мол, полезла, если тебе в твой тридцатник самой нужен папочка построже? Я не обижалась, потому что, в общем-то, он был прав. Не представляю себя степенной матерью семейства, и мой лофт на порядок милее скучного цивильного дома за белым штакетником. Но маленький сварливый крыжовничек умыкнул моё чёрное сидское сердце в первую же нашу встречу. Странное такое чувство возникло — как будто он мой. Не по крови (хотя не исключаю, в истинном обличье мы похожи), просто… Просто он мой, какие ещё нужны объяснения?
Что самое забавное, не только я это поняла. Поначалу беспокоилась, что другие дети в приюте начнут ревновать — их тут не так много, и раньше я всем уделяла поровну внимания. Но они только плечами пожимали, озвучивая то, что давно уже стало для меня очевидным.
Рэн — мой.
Жаль только, мудаки из службы опеки явно другого мнения.
— Ох, Киро, как хорошо, что ты здесь! — Адора вылетела мне навстречу, едва я занесла руку, чтобы постучать в заднюю дверь. — Наш крыжовник сегодня кислющий. Зубы, что ли, режутся?..
— До сих пор не спит? — нахмурилась я, ступив в тускло освещённый холл, узкий и длинный, с несуразно высокими сводчатыми потолками. — Седьмой час уже, давно пора.
— Ждал мамочку, не иначе. Тебя-то откуда принесло в такую рань?
— С Риваса, — помрачнев, ответила я. — Опять подменыш.
— И?
— Девчонка вроде хочет его оставить. Кажется искренней, но по ходу сама не так уж давно из пелёнок выбралась.
Она сбилась с шага, но не остановилась, только хмыкнула чуть едко — мол, ну-ну, посмотрим. В такие моменты особенно ясно понимаю, как мне всё же повезло. Я не росла в приюте, как Адора и многие другие подменыши. Да, отец меня ненавидел и боялся, зато его жена приняла и воспитала как родную. Даже если поначалу это была попытка заменить потерянную дочь, мне не на что жаловаться — ни с мамой, ни с её родственниками я ни разу не почувствовала себя ненужной или нелюбимой.
Чужой разве только. Неправильной. Не такой, как надо. Но тут некого винить — это просто в моей крови.
Подменышей нечасто принимают их новые семьи. Это сейчас республиканские власти почуяли выгоду и развели бурную деятельность, интегрируя сидских детишек в человечьи семьи — ведь у фейских полукровок, помимо дурацких рожек и острых ушей, также имеется прорва магической силы. А раньше был только Статут о подмене. Если семья отказывалась от подменыша, он получал фамилию Ферра и оставался в Железном Чертоге до самого совершеннолетия.
Да и после совершеннолетия тоже мало кто уходил. Адора, например, получила образование спецпедагога и вернулась приглядывать за детишками. И многие здешние воспитанники возвращаются. Другой семьи у них нет, а как создать её с кем-то нормальным — они не знают. Их никто не учил.
Рэн к моему приходу явно даже не пытался уснуть. Сидел в своей кроватке, вцепившись в прутья, точно заключённый за решёткой, и тихонько хныкал. И всем видом давал понять, что он самый несчастный крыжовничек на свете. У него, кстати, прекрасно вышло: я вмиг ощутила себя сволочью и предательницей.
— Ну чего сырость развёл? Иди сюда, — со вздохом вытащила его из кроватки, любовно прижала к себе. — Скучал по мамочке? Уж надеюсь, я-то по тебе — даже слишком!
— Ма! — согласно пробубнил Рэн, хлопнул меня по щеке крохотной ладошкой. Его несносно красивые глаза — зелёные-зелёные, как спелый крыжовник, и с длиннющими черными ресницами, — ярко вспыхнули золотом. Бледная кожа на краткий миг тоже окрасилась нежной зеленью; в волосах мелькнули рожки, пока ещё до нелепого короткие и толстенькие.
Да, рано он свою сущность почуял. Сильным чародеем вырастет, это точно.
— Кто всю ночь терроризировал Адди, мелкий ты пакостник?
— Ди-и!
Он радостно помахал кулаком в сторону Адоры. Та, улыбаясь, махнула ему в ответ.
— Видят боги, Киро, это твой родной сынок, — фыркнула она, когда Рэн с восторженным воркованием свистнул у меня из кармана ключи и принялся ими греметь. — Такой же обаятельный ворюга и любитель груш. Сегодня умял половинку, а пока мы все отвернулись, попытался стащить у Софи ещё ломтик.
— Софи, конечно же, не спустила такой наглости?
— Залепила ему в лоб полной ложкой джема.
— Моё уважение, — усмехнулась я, устроив мелкого поудобнее. — Что, крыжовничек, завёл себе подружку, пока меня не было? Может, подождёшь с этой затеей ещё лет пятнадцать?
Рэн счастливо улыбнулся во весь рот, демонстрируя два крохотных белых клычка. Ещё по одному пробилось рядом, и в нижней десне, кажется, тоже скоро вылезут обе пары.
Ох, блин. Я, конечно, нечто такое могла предположить и раньше, но сюрприз всё равно не самый приятный. Даже у ребёнка-сидхе клыки не должны пробиваться раньше резцов.
— Лиам его вчера смотрел?
Адора нервно принялась накручивать на палец кончик толстой белокурой косы, и я как-то сразу поняла: услышанное меня не сильно порадует.
— Анализы стабильно показывают анемию, пульс и температура уползают всё ниже к границе нормы. А ещё у него скоро будет полный набор клыков, если ты вдруг не заметила. Мы и дальше будем это игнорировать?
— Нет, Адди, мы не будем, — заверила я чуть зло, отобрала у Рэна ключи и, пока тот не заревел, шустро подмахнула ворованную погремушку. Не ахти какой дар, но солидная порция моей тёмной силы делает его на порядок привлекательнее. — Мы просто не можем. Даже наш дурень Лиам скоро сообразит, в чём дело!
— Нам нужен другой врач.
Да, я в курсе. Узкий специалист, берущий кучу талеров в час. И хотела бы я, чтобы проблема была именно в деньгах.
— Я что-нибудь придумаю. Обещаю. Просто держи все свои домыслы при себе, ладно? Не надо нам, чтобы кто-то из немёртвой братии заинтересовался Рэном. А именно так и будет…
Адора смерила меня недобрым взглядом, явно собираясь выговорить за эгоизм, собственничество и тупость. И была бы права: здоровье малыша важнее, чем моё нежелание воевать за опеку с возможной роднёй. Но в итоге она просто махнула рукой и ушла прочь, оставив нас с Рэном наедине.
Я устало плюхнулась в побитое жизнью кресло, явно повидавшее молодость моей бабули Тэруко, и крепче прижала к себе мелкого. Он тут же прильнул ко мне, неприкрыто обрадованный возвращением блудной матери. И наверняка совсем не желающий, чтобы я снова бросала его одного в этом гиблом месте. Я и сама не хочу, но вот беда — когда ты не годишься в мамаши года ни по одному пункту помимо годового оклада, получить опеку ужасно трудно. Даже временную. Даже над ребёнком-нечистью.
Даже без легиона клыкастых родственничков в перспективе.
— Не бойся, Риан Гри, — пробормотала я, проведя рукой по волосам Рэна, таким восхитительно мягоньким и буйно вьющимся. Поначалу они были светло-каштановые, а теперь скорее тёмно-русые, как мои. Сдаётся мне, позже станут чёрные как смоль. — Не бойся, всё будет хорошо.
Он что-то залепетал, снова засиял улыбкой и потянулся ручонкой к моей ключице — краем глаза я приметила, как пенятся под кожей зачарованные чернила, прежде чем лечь привычным узором. Очередным цветком олеандра. Или чешуйчатой лапой ленточного дракона. Да, татушка у меня вздорная и долбанутая, мне под стать…
«Не бойся»? Ха, мамочка, ты тут единственная, кто трясётся как заячий хвост.
— Я тебя никому не отдам, — заявила решительно, почти зло. — Никому. Ни вампирюге, ни сидским ублюдкам, ни другому какому клыкастому мудаку… А, Тьма, обещала же при тебе не ругаться! Мать года, блин. Не сдавай меня Адди, и я дам тебе взятку грушей! У нас есть сделка? — Рэн ласково ухнул что-то в ответ. Будем считать, что согласился. — Замётано, крыжовничек.
Прошло минут пятнадцать, прежде чем Рэн начал клевать носом и наконец-то отрубился у меня на груди. Укутала его сразу в два одеяльца, зачаровала побольше игрушек — чтобы создать иллюзию своего присутствия где-то рядом, с маленькими детишками этот трюк неизменно срабатывает. И затем едва не силком выволокла себя на улицу, во влажную прохладу поздней осени.
Не время мотать сопли на кулак, Киро-чин. Надо хоть немного поспать, прежде чем идти причинять добро и счастье своему родному городу.
Живу я здесь же, в Айрон Дистрикт — всего пятнадцать минут до штаба охотников, а до Чертога и того меньше. Район близко к центру, но не самый элитный: мой квартал вот раньше был сплошь промзоной, теперь немного облагородился и обзавёлся миленьким маленьким парком с видом на реку Эмрод. Место это мне всегда нравилось, и когда подвернулась возможность купить здесь жильё, да ещё и за бесценок, я не колебалась ни минуты.
Правда, «жильё» мне досталось далеко не в идеальном состоянии — шутка ли, вторую сотню лет разменять? Прежде здесь была небольшая швейная мастерская… ну как прежде, лет двадцать назад. Ремонта тут всё не просило даже, а громко требовало. Кучу денег и времени угрохала, но не пожалела ни разу. Зато никаких долбанутых соседей, и места навалом. И отличный вид на реку, особенно на закате. И акустика хорошая. Это важно! Музыкантша во мне давно сдохла и воняет, но всё-таки никуда не делась.
Наконец я заехала в гараж и собралась было подняться наверх, в своё личное царство еды и сна, к легиону разномастных кактусов и вороху нотных тетрадей. Мысленно уже представляла, какие непотребства буду творить с холодильником, а затем с подушкой и одеялом. Но не тут-то было: в дверь кто-то робко поскрёбся.
И кого, скажите на милость, могло принести сюда в такую рань?
Как оказалось, парнишку-курьера. Который тоже явственно охренел с времени и места. Едва я увидела букет в его руках, сразу захотелось этим шедевром флористики кое-кого отделать. Во-первых, терпеть не могу мёртвые цветы. Во-вторых… нет, серьёзно? Опять?! Что за срань творится в прилизанной башке моего бывшего, скажите на милость, а?
Отсыпала курьеру чаевых и отправила восвояси, а сама хмуро уставилась на букет. Невольно ухмыльнулась — Виктор превзошёл сам себя. Огненно-красные амариллисы сорта Гвар Брэйт. Самые редкие и ядовитые. А в придачу вот тебе карточка с пафосной цитаткой — не то из «Алой книги», не то из ещё какого сборника сидских сказочек.
«Ибо даже в самом чёрном сердце может расцвести пламенный цветок истинной любви».
Это типа: «я мудак и не лечусь, зато люблю вас великою любовью»? Или скорее: «не говнись и прощай уже меня прекрасного»? Зная Виктора, скорее второе.
— Какая прелесть, — протянула я негромко. — Могло бы даже сработать, хм… но нет, вообще нисколечко.
Дорогущий веник улетел прямиком в мусорный бак. Я же с чувством выполненного долга отправилась навстречу судьбе. То бишь завтраку и постельке.
Мысль о том, что букет может быть не от Виктора, мне тогда даже в голову не пришла.
Скажи мне кто недавно, что я добровольно вернусь обратно в Алькасар — непременно посмеялся бы над тем наивным идиотом, открестился бы от такого счастья и купил бы билеты до Греймора, чтобы уж точно ни одни порталом не унесло на славный Запад. Но вот он я, заново обживаюсь посреди западной столицы. В здравом уме и трезвой памяти. И даже улицу, на которой поселился, нахожу уютной: она словно вынырнула из далекого прошлого прямо между строгими бетонно-стальными коробками. Занавесочки на окнах развесёлые, с мелкими цветочками, от каких у всякого нормального человека зарябит в глазах. А уж дом мой хоть прямо сейчас лепи на открытки с городскими достопримечательностями.Комм зазвонил неожиданно, отвлекая от меланхоличного созерцания садика за окном. Ничего особенного, кусты жимолости да шиповника. Но летом наверняка красиво.— Хорошо устроился? — раздался в трубке знакомый голос, насмешливый и чуть хриплый.— Сносно. Любуюсь детской площадкой з
Какой город ни возьми, а штаб-квартиры подразделений по борьбе со сверхъестественной преступностью мало чем отличаются друг от друга. Разве что стены разные, да люди, носящиеся по коридорам. А вот шум, запах кофе и бумаг везде одинаковый. И даже сонные лохматые дежурные что в Аркади, что в Алькасаре будто бы рождены от одной матери.— Кто? Куда? — немногословно поприветствовали меня, стоило только подойти к прикрытому стеклом пропускному пункту.— Люциан Вернер, — представился я, сочтя, что с меня достаточно подозрительных взглядов человека. Очень подозрительных — я хоть и вампир лишь наполовину, а интересную бледность ничем не скроешь.— От этих, что ли?От каких именно «этих», уточнять необязательно — в Алькасаре несколько вампирских гнёзд, но наглости, чтобы заявиться к охотникам, наберётся только у одной семейки.— К счастью, нет. Я новый главный ликвидатор округа Алькасар, — пос
Ещё в свои безмозглые четырнадцать я крепко-накрепко уверилась: Алек Сазерленд — самый бесстрашный котик на свете и ничего не боится. Ну… кроме алгебры с физикой. И апельсиновых корочек. И, конечно же, моей мамы.— Алек-чин! — возопила она, уперев руки в бока, едва мы показались на пороге «Сапфирового дракона». — Почему, позволь спросить, я вижу своего пятнистого сыночка в первый раз на неделе?!— Виноват, мама Сора, — пробубнил Алек, покорно склонив голову. — Больше не повторится.— Как же, как же, это я уже слышала. Примерно миллион раз!И всякий раз забавно наблюдать, как плечистый охотник-оборотень добрых метр девяносто ростом весь съеживается и что-то робко мямлит под гневным взором простой вэйданской женщины, крошечной и хрупкой, как фарфоровая куколка.— Эй, а как же я? — делано возмутилась я, отвлекая её от причитаний о бедном Алеке, страдающем без вкусной еды и
В клятую вампирню я, конечно, не помчалась сразу же, едва расставшись с Алеком. Вот ещё не хватало. Свободные вечера я стараюсь проводить в Железном Чертоге, где помимо моего вздорного крыжовничка хватает и детей, и проблем. Казалось бы, какие могут быть проблемы в приюте, где всего-то семьдесят четыре ребёнка? Да, детишкам уделяется прилично внимания; более взрослых пытаются как интегрировать среди людей, так и оградить от дурного влияния… В большинстве случаев даже получается, всё же семьдесят детей — это вам не семьсот. Железный Чертог даёт подменышам какое-никакое подобие семьи. Но, как и в любых семьях, дети попадаются разные. Почти все имеют дурную тягу к воровству, у доброй половины — трудности с социализацией, кое-кто просто уродился с не самым лёгким характером…Они замечательные, без шуток. Все они. Да только не каждый готов принять и полюбить того, чьё племя относится к людям как к скоту. Понять могу, простить… ну, вряд ли.К
Близилась полночь, дороги почти опустели, так что до парка доехали быстро. Не без облегчения сунула двадцатку излишне болтливому таксисту, выбралась наружу и зябко поёжилась — ноябрьской ночью в лёгком пиджачке разгуливать не очень-то комфортно. Ну да ладно, потерплю. До моего дома здесь недалеко; думаю, Чарли не откажется меня подбросить.Пару минут я брела по мощёной дорожке на звук голосов, потом наконец увидела оцепление и раздражённо поморщилась. Копы, конечно, тоже здесь. Уже отсюда слышу, как Чарли собачится с моим самым горячим поклонником, Кеннетом Барром — детективом полиции, заправским мудаком и просто редкой прелестью.— Миз, сюда не… — забормотал было маячивший у оцепления сержантик, но тут же осёкся и расплылся в противной ухмылочке. — Хаттари, ты, что ли? Славная юбочка! Кен, смотри, твоя любимка нынче при параде!Я и бровью не повела, давно привыкнув к хамским шуточкам, неизбежно знакомым всякой женщине, что и
Кровь стекала по подбородку — свежая, живая, горячая. Возвращала жизнь в мои жилы, насыщала, утоляла жажду, не знакомую ни человеку, ни оборотню. Лишь другой вампир поймёт, что я чувствую сейчас, вынимая клыки из покорно подставленной шеи своего донора — совсем молодой девчонки, очевидно, пришедшей в «Мэлоун» впервые. Новичков сразу видно: от них тянет страхом. Судя по тому, как поспешно девушка подсела за мой столик, она сочла меня самым приличным вампиром из присутствующих. Тем, кто не причинит ей боли.Поначалу они все убеждены, что им будет больно, когда острые клыки пронзят кожу. На деле же большинство из нас не любит кровь, пропитанную страхом и болью. Она горчит, точно пережаренный кофе. Нет, жертва должна быть довольна, расслаблена, должна хотеть подставить шею — иначе удовольствия от живой крови ты получишь немногим больше, чем от пакетированной.Не то чтобы я ощутил большую разницу. Но я, по меркам моей клыкастой родни, всегда бы
На вокзале было людно и шумно — туда-сюда сновали охранники, бежали люди, таща за собой громоздкие чемоданы.— Уверена, что не хочешь отправиться домой порталом? — спросил я, передавая матери саквояж. Увесистый, но и вполовину не такой большой, как сумка, которую пытался впихнуть в соседний вагон тучный мужчина. — Помнится, ты терпеть не могла поезда.— И до сих пор терпеть не могу. Но купе-люкс, оплаченный с банковского счета твоего отца, несколько примиряет с действительностью. Там даже есть душевая! К тому же не хочу его видеть до завтрашнего утра. Пусть помучается.В том, что папа и впрямь мучается, ничуть не сомневаюсь: Роберта Асторна ничто не бесит и не расстраивает так, как игнор. Нет, отец на фоне прочей семейки весьма добрый малый, но тяга к вниманию, поклонению и всеобщему восхищению накрепко засела в генах.— Позвони, когда доберёшься, — я поцеловал маму в щеку, прижался к узкой ладони. — Не хочу
Истинное имя даёт власть над сидхе? Брехня. Очередной самообман испуганных людишек, без толку надеявшихся укротить первородных чудищ…Ну, так я всегда думала. До того, как вместе с именем у меня похитили сон, покой и здравый смысл.Мериг Майред Мор.Опять он за своё, зар-раза!Но хватило одного взгляда на клыкастого наглеца, чтобы сердитая отповедь застряла где-то в глотке. О нет, охота вовсе не спорить, а податься вперёд, провести ладонью по коротким чёрным волосам; кончиками пальцев проследить чёткие линии острых скул и сильной челюсти; большим пальцем коснуться чуть подрагивающих в усмешке губ…Да, вот это всё я и проделала, самую малость подивившись своему нахальству. И Люциан против таких вольностей не возражал, судя по тому, как вспыхнули и тут же потемнели его глаза.— Серьёзно, Люк? Снова? — всё же пробурчала я с упрёком. — Не надоело?— Не надоело, — эхом откликнулся он. &m