Алек может ненавидеть саму мысль о семье и детях, однако дядюшка для моего крыжовника из него вышел вполне себе славный. По крайней мере, Рэн его обожает.
— А-ек! — пропищал он, едва завидев нас в дверях своей комнатушки. И радостно помахал нам плюшевым котом, светло-серым и в пятнышках. — Ми-и А-ек!
— Мини-Алек? Ох, Рэн-чин, ты потрясающий!
Я едва не рухнула от смеха, а Алек — тот, что побольше, ха-ха! — скроил такую кислую физиономию, что мигом захотелось присыпать сахарком.
— Знаешь что, племянничек? Меня ещё в жизни так не оскорбляли, — буркнул он себе под нос. Но тут же натянул на лицо клыкастую улыбку. — Обнимашки?
Рэн охотно помчался к своему кошачьему дядюшке, а я так и стояла в дверях, немного растерянная, и пыталась побороть совершенно глупую обиду. Да как же так? Он неделю меня не видел, а сейчас словно и не замечает. Будто бы Алек ему гораздо интереснее, чем я.
Загадка решилас
— «Не занимаюсь делами дома»? Серьёзно, Люк? — фыркнула я, свободной рукой повернув ключ в скважине, и покосилась на него через плечо. — Опустим собственнические замашки одной властной вампирской задницы — я примерно знала, с кем связываюсь. Но когда это мы успели съехаться?— Полагаю, это вопрос времени, — заметил Люк нарочито небрежным тоном и потянулся открыть мне дверь. — Ты против?— Хм… нет?Даже близко нет. Ни капельки. Вовсе даже наоборот, и… это немного пугает, если уж быть честной хотя бы с собой.— Хорошо.Обещанный карри, по счастью, делается за каких-то полчаса — благо у меня ещё осталась ароматная зелёная паста, заготовленная впрок. С рисом и того проще: обжарь его в масле, залей водой, накрой сковороду крышкой и оставь в покое.Люк неотрывно наблюдал за мной, при этом не забывая чуть опасливо коситься на пахучую смесь пряностей и отп
Персоналка интригующе звякнула ровно в тот момент, когда я было решил допить наконец свой давно остывший кофе. Возможно, даже выкурить сигарету-две, старательно запамятовав данное Алеку обещание не дымить в кабинете. Не повезло ни с первым, ни со вторым — уж больно призывно горел значок обновления документов по делу грёбаного флориста. Любопытство победило, пересилив желание первым делом позвонить Киро, чтобы узнать, не натворила ли она ещё чего-нибудь.Или, если прекратить врать самому себе, чтобы банально услышать её голос и убедиться, что она ещё жива и не цветёт олеандрами на очередном пустыре.Отчет криминалистов, которые не иначе как по настоятельной просьбе Киро уложились всего в три дня, оказался бесполезным. На первый взгляд уж точно: никакой связи между Иорэтом, или как там его по-человечьи, и Джозефом Паркером, кому принадлежала пресловутая рука, нет. Но то на первый, потому как Киро уверена в обратном, да и у меня никаких сомнений, что оба подарочка &
— Ты же помнишь, что дела о пропавших без вести — почти всегда висяки? — озвучила мои мысли Киро, подбросив в ладони окровавленный нож.— Разумеется, — отозвался я, кивком приглашая её сесть. — И я даже не буду делать вид, что припрятать тело Мариуса в лесу Лливеллин — не самая большая мечта в моей жизни.— И даже не станешь читать этих своих любимых нотаций? — не скрывая веселья, изумилась Киро.Вместо ответа я достал из ящика стола пистолет и выложил перед ней.— О.— Ага. Ты вовремя. Выстрелы в кабинете объяснить сложнее.В ясных голубых глазах вспыхнула и тут же исчезла пурпурная искра. Киро расплылась в клыкастой улыбке.— Тебе понравилось, — проговорила она ничуть не вопросительным тоном.— Понравилось, — не стал отрицать я.И отнюдь не только нож в груди Мариуса. Быть партнёром, которого она признала, отцом нашего ребёнка &md
«Была Гвар Брэйт, прекрасная зимняя леди, и был Иствин Дэй, могучий зимний рыцарь. Звался он карающим мечом, она же — кровавой десницей, держащей его. Ножи их всегда были остры, уши — глухи к мольбам, сердца — холодны как зимняя стужа, черны как зимняя полночь.Жесток, свиреп и яростен был Иствин Дэй. Вселял он в жалких людишек страх и трепет, и ни один славный воин Сида не рискнул бы поднять против него свой клинок. Но встретил он однажды прекраснейшую из зимних дев, и заронила она семя истинного чувства в его душу, дотоле сухую и безжизненную. Росло то чувство, крепло и ветвилось, точно вековое древо, пока не заполонило всё и вся.“Любые сокровища мира готов я бросить к ногам твоим, моя леди, — молвил рыцарь с невиданным доселе жаром, — взамен прошу лишь сердца твоего”.“Слова — ветер, — отвечала ему Гвар Брэйт, голос её был глубок и холоден, как озеро средь зимы.
Пожав плечами, я толкнула входную дверь — как и ожидалось, не заперто — и, минуя тесную прихожую, оказалась в гостиной. Здесь довольно чисто — ни пыли, ни паутины по углам, — но вид явно нежилой, и вся мебель укрыта мятыми белыми чехлами. Ночью и при свете луны выглядит жутковато.Кроваво-красный букет в тонкой вазе тёмного стекла стоял на зачехлённом кофейном столике и ярко выделялся на фоне всей этой мертвенной белизны. Невесть с чего по коже прошла волна озноба; передёрнувшись, я тряхнула головой и взяла в руки карточку, что лежала рядом с вазой.— «…из смертной грязи, из соли и пепла, из камня и железа», — прочла вслух. И тут же досадливо смяла в кулаке этот бесполезный кусок картона. — Что-то как-то поднадоела мне эта викторина!Люк забрал у меня карточку и задумчиво хмыкнул.— Из камня и железа. Почему эти слова звучат знакомо?— Из камня и железа. Там, где всё началось&
От звучного, весёлого и откровенно недоброго смеха, что раздался позади, у меня чуть волосы дыбом не встали.— Не так быстро, племянница, — ласково пропел Принц Бастардов, появившийся будто из ниоткуда. Он стоял в каком-то десятке метров от нас, и его холодное прекрасное лицо прямо-таки светилось самодовольством. — Думал, ты умнее. Долго же до тебя доходило, а? Наверняка и не дошло бы, если б не этот твой… питомец.Я бы, может, и оскорбилась, да только какой смысл? Идиотка и не лечусь. Лишь в одном не ошиблась — бедолага Джорен и впрямь не мог сотворить все эти гнусности. Не в здравом уме. Не по своему почину.— Серьёзно, Мадок? — изумилась как могла нахально. — Два, блин, года? Ты потратил столько времени и усилий, чтобы сыграть со мной в очередную дебильную игру?— Что мне те годы? Я бессмертен, — Мадок изящно повёл плечами. Промозглый зимний ветер легонько трепал его длинные волосы и полы тяж
Ни один человек не может сравниться с сидхе. Ни в красоте — ослепляющей, потусторонней, — ни в силе, превосходящей любую человеческую магию. Ни даже в умении играть на скрипке. Во всём этом я уверен абсолютно точно — потому что сам был очарован и первым, и вторым, и третьим. Иначе не стоял бы столбом посреди площади средь бела дня, присыпанный мокрым западным снегом. Не слушал бы музыку, льющуюся из-под пальцев моей собственной прелестной сидхе, чьё имя я готов произносить каждую секунду своей бессмертной жизни. Киро Хаттари, Майред Мор — ей не нужна никакая другая сила, лишь скрипка и смычок, чтобы привлечь к себе всякого, кто просто решил прогуляться по алькасарским улицам. — Развлекаетесь, ваша светлость? — раздался рядом мягкий женский голос. Мама, как всегда красивая, в ослепительно-белом пальто, какое не всякая женщина на Западе отважится надеть в такую погоду, подошла ко мне, держа Рэна за руку. Во второй ручке он держал ломтик груши, в который то и де
Самые паршивые вызовы прилетают под конец дежурства. Всегда. Железное, чтоб его, правило. И вот даже в голосе диспетчера неизменно читается обречённое такое: «Прости, милая, я всего лишь озвучил неизбежное!»А ты такая: «Да не, всё нормально, бро, уже лечу!» — но в уме снова прикидываешь, не пора ли наконец сменить работу.Не то чтобы мне больше некуда податься. Когда-то я думала связать свою жизнь с музыкой… И из Магистерии до сих пор каждый год шлют приглашения — окажите нам, мол, такую-сякую честь и тащите свой дивный зад в Нью-Аркадиан, а то мы тут помираем без расширенного курса фейрилогии.— Сидхе, — пробурчала я, выжав педаль тормоза. — Сид-хе…Не любят бессмертные твари из Сида этого новомодного словечка — «фейри». Негативная коннотация. Жалкая попытка людей высмеять то, что пугает их пуще всякого вампира или оборотня. Не любят… И эта неприязнь у меня в кр