Замок Инуваси – родовое гнездо Такухати – был огромен. По слухам, императорский дворец в Тэйдо еще больше, но Мия его никогда не видела. Она вообще ничего не видела в столице, кроме нескольких улиц «квартала ив и цветов».
Покои Мии располагались на самом верхнем – четвертом – этаже. Рядом с комнатами Акио Такухати. Порой ей становилось неуютно при мысли о подобном соседстве, но пока хозяин отсутствовал, Мия вместе с выделенной ей личной служанкой оставались единственными обитателями этажа.
- Господин редко бывает дома, - пояснила миловидная смешливая девушка на пару лет младше самой Мии. Судя по имени, Юрико Масуда была дочерью управляющего.
- А когда он вернется?
- Никто не знает. Господин часто прибывает без предупреждения.
Инуваси-дзё находился в часе пути от Асикавы – крупнейшего города провинции. Мия глядела из окна своей комнаты на холмы, озера, скалы. На сотни хозяйственных построек и домов – в них обитали люди, чья жизнь была тесно связана с замком. На неприступные каменные стены и ров внизу. Глядела и пыталась осознать, что все это – холмы, стены, люди, огромный портовый город в часе пути отсюда – принадлежит Акио Такухати.
И не только это, но много-много больше. Эссо – первый по величине и четвертый по населенности среди Благословенных островов.
Нет, конечно, Мия знала и раньше, что роду Такухати принадлежит весь северо-восток страны. Но теперь, увидев величие, мощь и богатство замка Инуваси, она словно впервые осознала по-настоящему, что значит слово «дайме».
Вторым удивительным открытием стало огромное уважение и любовь, с которыми все люди Такухати говорили о своем господине.
При Мие слуги старались не сплетничать, но пару раз ей удалось подслушать обрывки разговоров. Дайме Такухати навел порядок, истребив несколько разбойничьих банд, а главарей повесил на глазах у городских жителей. Давно надо было, общины деревень уже не раз отправляли прошение о защите, а его отец все медлил. Дайме Такухати провел налоговую реформу и поднял пошлины для чужих товаров. Пусть купцы жалуются, зато крестьяне и мастеровые вздохнули спокойнее. По распоряжению дайме начат ремонт дороги между Асикавой и Омакомаем – ей полсотня лет, давно пора…
Тень восхищения, с которым жители Эссо смотрели на своего господина, ложилась и на Мию, куда бы она ни пошла. От этого было неловко. Словно Мия, сама того не желая, обманывала всех этих людей.
Неловко было и от того, что от нее ждали такого же восхищения, а Мия сама затруднилась бы сказать, что испытывает к Акио Такухати.
- Господин – самый лучший, - с непоколебимой убежденностью заявила Юрико, когда Мия попробовала завести с ней этот разговор.
- Но он такой жестокий…
- Он строгий, но справедливый. Господин много делает для нас всех, и от нас требует не меньше.
Джин приходил только во снах. Обнимал, клялся, что отыщет. Рассказывал про родной Самхан, в котором никогда не бывает снега, и просил только чуть-чуть потерпеть, подождать.
Мия подождала бы, будь эти встречи наяву. Но что есть сны, как не сладкая ложь самому себе?
В реальности ее ждали только Акио Такухати и холодные небеса Эссо.
Она силилась понять этого мужчину и не могла. Зачем он привез ее сюда? Отспорил у наместника, вылечил, представил всем свей наложницей, подарил одежду и украшения? Разве так обращаются с девицами, которых считают дешевыми шлюхами?
Мия знала, что если она хочет свободы, надо бежать сейчас, пока не поздно, пока не вернулся Акио. Но у нее не было денег, а продавать подаренные кимоно или драгоценные гребни казалось бесчестным. Все равно что воровство.
Да и куда бежать? На чем? И что важнее всего – к кому?
Пусть будет так, как будет! Если ее воспоминания верны, Акио Такухати спас ей жизнь. Он заслуживает разговора.
Но если все выльется в очередные унижения, Мия не станет мириться и терпеть.
***
Пещера пряталась среди скал – черная дыра, неприметная со стороны дороги. Чтобы найти ее, нужно было сойти с тропы и продираться почти пятьдесят шагов по каменистому склону сквозь заросли остролиста.
Что и сделал низенький толстый монах в тростниковой шляпе.
У входа он остановился, опасливо поглядывая на нависающий сверху каменный гребень, за которым начиналась холодная мгла.
- А, Будда его знает. Кажись, пришел, - пробормотал монах и огладил усы. – Надеюсь, внутри действительно почтенный ямабуси, а не медведь-сан. Иначе мое путешествие может очень дурно закончиться.
С этими словами он извлек откуда-то из складок своего одеяния медную чашу для подаяний, куда больше напоминающую котел, в котором можно приготовить ужин на большую семью. И с энтузиазмом замолотил по ее краю деревянной колотушкой.
Поднялся адский трезвон. Пронзительный звук осквернил хрустальную тишину гор, разлетелся по ущелью, отразился от скал, заставил вибрировать и дрожать воздух. Казалось, даже тьма, скрывавшая нутро пещеры, сжалась, съежилась, уползла глубже в каменную толщу.
- Э-ге-гей! – завопил монах и с удвоенным энтузиазмом заработал колотушкой. Самовольно выползший из под балахона хвост взмыл к небесам и победно распушился, а на морде засияла горделивая улыбка.
- Хватит! – хриплый рык из пещеры перекрыл поднятую монахом какофонию. – Еще один звук, и я подниму тебя на вершину священной Ондзё и покажу «обзор Востока».
- Это когда подвешивают за ноги над пропастью, чтобы добиться просветления? - уточнил монах, немедленно прекративший трезвон.
- Именно.
Тьма в пещере заворочалось, дрогнула. Некто огромный подошел к краю и встал, перекрывая проход. Во мраке вспыхнули два красных глаза с нечеловеческими серповидными зрачками.
- М-м-м, не стоит, почтенный ямабуси-сама, - монах спрятал чашу и ловко поклонился. – Еще и трех месяцев не прошло, как мне пришлось испытать подобное. В тот миг, болтаясь на веревке, я устыдился, осознав неправедность своей жизни, и дал зарок пресветлой Аматэрасу блюсти умеренность в пище и женщинах. И, кстати, истово следую ему с тех пор. Клянусь, что не стал бы нарушать вашего покоя, достопочтенный отшельник, не приведи меня сюда безотлагательная нужда.В доказательство своих слов гость потряс тыквенной бутылью почти с него ростом. Внутри бутыли что-то призывно булькнуло.- Будда заповедовал монахам не иметь собственности и сразу же съедать подаяние. Да вот незадача: добрые крестьяне в ближайшем поселении одарили меня так щедро, что одному мне никак справиться с таким количеством еды и сакэ.Теперь из складок воистину бесконечно вместительного монашеского одеяния появился сверток с лепешками, связка копченых перепелов и даже мешок с яблоками.- П
Поначалу госпожа Масуда резко воспротивилась просьбе Мии.Да, понятно, что на Эссо начался ханами, и госпоже наложнице хочется выйти, полюбоваться на цветущие деревья. Но где это видано, чтобы женщина высокородного дайме путешествовала без свиты и без норимона – переносного экипажа, избавлявшего даму от нескромных взглядов?Мие, выросшей в окружении вольных гор Рю-Госо, этот способ передвижения казался странным и диким.Ну какое удовольствие можно получить от ханами, когда ты смотришь на него из бамбукового ящика? Пусть даже этот ящик размером может сравниться с небольшой комнаткой, изнутри украшен и устлан мягкими шкурам.Мие хотелось разуться. Пройтись босиком по траве, зарыться пальцами в еще прохладную после зимы почву, вдохнуть живой аромат цветка.Чтобы настоять на своем, девушка впервые воспользовалась властью, которую давал ее статус, и вдруг с удивлением обнаружила, что ее слово действительно что-то значит для этих людей. Как ни возм
Что можно сказать человеку, который был твоим первым мужчиной? Которого ты прилюдно унизила, от которого получила ответное унижение?И который спас тебе жизнь…Чтобы говорить и быть услышанной, нужно сперва оставить обиды в прошлом.Мия почтительно и церемонно поклонилась:- Господин Такухати, я виновата перед вами. Я глубоко сожалею, что оскорбила вас отказом. Простите меня. Клянусь, что если бы вы сперва поговорили со мной, я предупредила бы вас о своем нежелании становиться вашей наложницей.Он тяжело выдохнул сквозь стиснутые зубы:- Не хочешь быть моей, Мия?- Не хочу принадлежать мужчине, для которого я всего лишь шлюха.Теперь на лице Акио отразилась боль. Он отвел глаза.- Я был неправ, - тяжело и медленно выговорил дайме. – Если сможешь, то… нет, не так… - он помолчал, а потом поднял на нее взгляд и выговорил, словно шагая в бездонную пропасть. – Я прошу: прости меня.По л
- У вас будут проблемы? – наконец выдавила она.- Справлюсь.- А сегун…- Это не его дело. У Ясукаты нет права вмешиваться в дуэль чести. Но теперь Асано мои враги. О свадьбе не может быть речи.Вот почему он не женится. Он собирался взять невесту из рода Асано, а из-за Мии это невозможно…Мия почувствовала облегчение и радость при этом известии. И тут же устыдилась недостойного чувства.Ей не хотелось говорить об этой женщине. Но она зачем-то уточнила:- Она красивая… ваша невеста?- Моя бывшая невеста, - поправил Акио. – Да, красивая.- Очень?- Очень.В груди что-то сжалось, стало трудно дышать. Мия уставилась под ноги.Вот так! Не задавай вопросов, ответов на которые ты не хочешь слышать. Зачем Мие вообще знать о других женщинах Акио Такухати. Понятно, что он взрослый опытный мужчина. И Мия у него не первая. И никогда не будет единственной…Так приня
Чем ближе они подходили к воротам, тем более смущенной и возбужденной чувствовала себя Мия. Акио продолжал смотреть на нее так, словно хотел съесть, и от его взгляда по коже бегали щекотные мурашки.Девушка представляла, что он сделает с ней совсем скоро, когда они останутся наедине. От этих мыслей слабели ноги, а в животе появлялась приятная тяжесть.Но у главного входа в Инуваси-дзё Акио со срочным вопросом перехватил начальник стражи. За его спиной маячил советник по налогам, глава купеческой гильдии и гильдии ткачей, и у каждого было дело, не терпящее отлагательств.Чтобы не мешать мужчинам, Мия отошла в сторону. Начальник стражи держал в руках свитки и с жаром доказывал что-то. Акио слушал его речь со скептической гримасой. В присутствии других людей он неуловимо изменился. Сейчас во дворе замка стоял Ледяной Беркут с Эссо – жесткий и требовательный дайме.Девушка почувствовала, как возбуждение уступает место разочарованию. Она ощутила себя реб
Мия стояла перед ним нагая и беззащитная. Теплый свет светильников гладил матовую кожу, подсвечивал соблазнительные изгибы тела, подчеркивал миниатюрность девушки, ее неискушенность и слабость рядом с мужчиной.У Акио перехватило дыхание, такой прекрасной она показалась ему в эту минуту. Он не мог отвести взгляда от приоткрытых влажных губ, совершенных полушарий груди, плоского животика, округлых бедер, тесно сдвинутых ног.Сумерки не смогли скрыть краски смущения на щеках, шее и даже груди девушки. Акио всегда возбуждала ее стыдливость. Целомудрие и чувственность – сочетание, от которого любой мужчина утратит разум.Девочка-женщина. Покорная и пылкая.Ему захотелось распустить ее волосы, увидеть, как черные локоны медленно скользят по плечам, оттеняя белизну кожи. Он выпустил ее руки, но она осталась стоять, держа их сведенными над головой в жесте открытости и подчинения. Только покраснела чуть сильнее.Мие казалось, его взгляд греет и плави
Но вместе с вожделением, которое Акио испытывал к этой девушке, он вдруг ощутил странную неуверенность. Мия словно сдирала с его души наросшие за годы щиты и доспехи. Слой за слоем снимала, как снимала до этого одежду, заглядывала куда-то глубже, за совершенную личину Ледяного Беркута, в самое сердце. Туда, куда сам Акио предпочитал не смотреть лишний раз.Это было непривычно и немного неуютно.Если бы она что-то требовала, атаковала, он бы нашел, как оттолкнуть ее. Но она ничего не просила, только предлагала.- Теперь моя очередь, Ми-я, - прошептал он ей на ухо, прихватывая мочку зубами.Прерывистый вздох и затянутый поволокой взгляд были наградой.Идеальная… она была идеальной. Словно созданной специально для него. Женщина-девочка. Женщина-мечта. Он пытался и не мог насытиться ею. Вдыхал сладкий запах ее кожи, целовал каждый длинный изящный пальчик и руки, поднимаясь от запястья к сгибу локтя. Это место оказалось особенно чувствительным, о
В просторном жилище старосты сегодня было не протолкнуться. Под крышу набилось полдеревни. Пахло рисовыми лепешками, сакэ и разгоряченными телами. Сельчане сидели вплотную, не сетуя на тесноту. Оживленные разговоры то и дело перемежались громовыми раскатами хохота, от которых содрогались бамбуковые стены.Ну, а как не захохотать, когда пришлый монах так уморительно изображает сценку с гейшей и самураем в лицах! Как жеманно он семенит, как потешно складывает губы «дудочкой». И тут же, ухватив метлу на манер катаны, перевоплощается в грозного дайме, который требует от прелестницы любви!Ну, затейник!- Ах, я не могу, я не такая, - просюсюкала «гейша», стыдливо прикрывшись заслонкой от очага, призванной изображать веер.- Чего же ты хочешь, о женщина?! – возопил «самурай».Женщина хотела сладостей. И чтобы ухажер почитал ей стихи. И маленькую собачку. И пройтись с ним под цветущей сакурой. И золотых украшений.