- Даже так? Я не ослышался?
Дмитрий Олегович поджал губы и прищурился. Руслан откинулся на спинку стула, наслаждаясь этим явным недоумением. Давно он хотел увидеть именно такое выражение, как после удара под дых. Есть люди, которые внушают неприязнь. Лешаков не нравился Руслану всегда. Вот с первого взгляда. Казался ему кем-то вроде шакала лизоблюда, который знал - чьи задницы надо лизать, как лизать, и только за счет этого умения поднялся столь высоко. Очень захотелось окунуть его мордой в дерьмо или в грязь и смотреть, как по очкам стекает жижа. Как он брезгливо морщится. Лешаков был похож на толстого паука, который плетет свою паутину везде, куда дотягиваются его непропорционально длинные по сравнению с туловищем ручонки. Лешаков имел привычку перебирать пальцами, пока говорил с собеседником, чем усиливал это мерзкое сходство. У Бешеного всегда возникало желание перебить эти пальцы.
- Не ослышались. Я передумал продавать компанию.
Скривился? Не вкусно, кисло,
Лешакову всегда нравилось контролировать каждую секунду своейжизни. Он любил расписывать наперед все свои планы, просчитывать шаги и точнознать, на какую почву ступает. Его пугала неизвестность. Он должен быть уверенв завтрашнем дне. Проклятый бешеный ублюдок спутал ему все карты. Не так долженбыл реагировать, по его мнению, Руслан. Леший недаром учился на психиатра всвое время, чтобы так ошибиться. Но разве не отошел он от дел, разве не зависсо своей сучкой в Валенсии? Царь убеждал Лешакова в том, что Руслан больше невмешивается в дела компании, даже жаловался, что по сути и оставить-то империюнекому. Царев потерял хватку после перестрелки на вокзале, когда испугался засына и понял, что ввязался в войну с кланом Нармузи
Он смотрел на ее профиль, на тонкие руки, сжимающие сумочку, сжатыечелюсти и контур скул, по которым так недавно проводил пальцами, и крепче вруль вцепился, чтоб не дотронуться. До ломки захотелось, до дрожи. Расстояниепреодолеть вот это гребаное в несколько сантиметров, а такое впечатление, чтоона на другом краю вселенной сейчас. Её собственной, где приговор ему вынесла исидит думает, как привести в исполнение. Внутри Руслана происходил переворот,взрыв противоречий и дикая ярость на себя, на ситуацию и страх. Паршивый,мерзкий страх, что все, что она говорила, было долбаной правдой. Неужелижалеет? Вот так просто не верит ему? Ни единому слову. Да, блядь, он женился, унего выбора не было, его к стенке прижали и дуло между
Он долго думал о том, почему она так поступила, думал об этом изодня в день. Раздирал себе душу, заглядывал внутрь и не находил ответов. Точнее,он их находил и не понимал – неужели все так банально? Неужели женщине не нужнатихая гавань и спокойная любовь? А что тогда нужно? Адреналин? Молодой кобель,который отдерет ее пять раз в сутки? Наверное, это и есть самое главное – чтобноги раздвигал, пощечинами одаривал и трахал, как суку последнюю. Особ
Я металась по квартире, как загнанный в клетку зверь. Нет, меня незаперли, и я не испугалась слов Руслана, но каждый раз, когда подходила к дверив твердой решимости уйти, протягивала руку, чтобы открыть её, и не могла.Сделать тот самый шаг в никуда за порог дома, а на самом деле - за порог нашихотношений и нашей любви. Поставить окончательную жирную точку на всем. Когдаеще какая-то тоненькая ниточка держит рядом с ним, тонкая и очень хрупкая, икогда понимаешь, что она последнее, что осталось от всего, что держало васвместе, вдруг становится страшно.
Я должна была увидеть это своими глазами, увидеть, чтобы принять тосамое окончательное решение, после которого уже ничего не станет прежним. Дойтидо той точки невозврата, где сама себе смогу сказать – ХВАТИТ. Наигралась влюбовь, в криминал, в великую страсть. И дело не в ревности, нет. Онавторостепенна. Я бы ревновала его к любой женщине, которая строит ему глазки.Ревность, как и любовь, имеет самые разные оттенки. Этот оттенок грязный,отдающий гнилью, замешанный на лжи, на предательстве, на маскараде и попыткахсделать из меня идиотку. Я не маленькая девочка, не взбалмошный подросток счувством вселенского максимализма. Нет. Я бы на многое могла закрыть глаза всилу возраста и опыта, я бы даже могла простить мелкую интрижк
Он молчал всю дорогу, только скорость набрал дикую и музыку во всюмощь, так что уши закладывало. Я смотрела на его профиль, на сжатые челюсти, аперед глазами Руслан два года назад, тоже вот так за рулем… Рассказывает протигра на запястье. И не знаю, когда ближе был ко мне - тогда или сейчас. Вижу,как нервничает, как руль сильно сжимает, а мне плакать хочется, что все воттак, что не могу принять, не могу понять и уже где-то там в глубине чувствую,что мы ломаемся в этот момент, а остановить процесс уже не могу.
Руслан приехал к дому Серого, припарковался у подъезда и посмотрелна грязное лобовое стекло - по дороге несколько раз чуть в кювет не слетел. Ине потому что асфальт скользкий от дождя, а потому что руки ходуном ходят. Еготрясло так, что зуб на зуб не попадал, не сразу из машины вышел, еще несколькоминут сидел в полной тишине и слышал, как трещат собственные мозги и по спинепродолжает катиться холодный пот, а самого знобит. Лихорадочно думал. Детинаверняка уже не в Валенсии - их вывезли сразу же. Вот почему полиция тамсбилась со следа, вывезли, скорее всего, на частном самолете. И это сделалкто-то, кто имел достаточно связей, чтобы провернуть подобное дело. Леший бысам не потянул. Там точно Ахмед-сука лапу приложил, отмор
Он просто приехал туда, на ту самую улицу, на которой расстрелялиотца и мать. Не думал, что когда-нибудь решится. Даже на кладбище все еще не могсходить. Для него и похороны прошли, как в тумане. Кажется, не увидит крестов свенками, цветами, и вроде живы они. Только куда-то уехали надолго. Иногда ловилсебя на том, что отца набирает по привычке. Наберёт и, услышав автоответчик,еще долго не отключается. А про мать вообще думать не мог. Он её и узн