Я отпустила штору и прислонилась к стене, закрыла глаза. У меня вголове проносились все эти два года. Вспышками, картинками и обрывками. Голосадетей, их смех и слёзы, прикосновения, запах. Какие-то фрагменты, которые ясчитала, что забыла или они незначительные. Память впрыскивает мне ядвоспоминаний бешеными дозами, без передышки. Я сказала Руслану, что ненавижуего, но это ложь. Я бы никогда не смогла его ненавидеть. Я ненавижу себя. Зато, что оставила их там одних. По сути ни ради чего и ни ради кого. Ему ненужно было мое присутствие здесь, и он дал мне это понять с первого же дня, а яупрямо продолжала оставаться и не почувствовала, что там что-то не так.Поверила матери. Слишком была занята своей личной жизнью, а она не
- Бешеный, не высовывайся, пока Афган не снимет тех двоих.Руслан с такой силой сжимал ствол, что ему казалось, тотрасплавится на хрен. Перевел взгляд на Макса и снова на окна. Терпениеотказывало, оно просто не поддавалось контролю. Он пригнулся к земле, дрожа отнапряжения. Ему казалось, что он способен сейчас сорваться с места иперестрелять всех к такой-то матери. Логика отказывала, тормоза тоже, онзакончился, весь. Вместе с батарейками, зарядко
Скучать по человеку можно по-разному, но я никогда не думала, чтоэто будет настолько невыносимо. Говорят, что через время человек начинаетзабывать, думать меньше, отвлекаться на другие вещи – ложь. Или я не такая каквсе, но с каждым днем становилось все тяжелее. Неизвестность превращалаожидание в изощренную пытку. Возможно, я сама виновата – потому что непозволяла себе забывать и не думать о нем. Я жила так, словно в любую секундуРуслан вернется домой. Если мысль материальна, значит, я буду думать только обэтом.
Я долго смотрела на нераспечатанный конверт и, открыв ящик стола,положила поверх тридцати других…Тридцать первое, присланное им обратно.Несколько недель туда и обратно. Недель ожидания, надежды и молчаливогоупрямства. Он их даже не открывает, тут же шлет назад, а я с такой женастойчивостью пишу ему следующее. Пишу медленно, смакуя каждое слово, каждуюфразу и предложение.Я общаюсь с ним. И пусть это не диалог, а монолог, но как говорят -мы должн
Утром принесли почту, и я увидела первое письмо от него… но так ине смогла открыть. Я долго всматривалась в буквы на конверте. Они плясали уменя перед глазами, но я так и не решилась. Поднесла к лицу, закрывая глаза ипытаясь почувствовать его запах, но пахнет бумагой, чернилами, да чем угодно,кроме него. Но ведь он держал его в руках… писал на конверте адрес и, высылаямне, думал о нас. Сползла по стене и долго смотрела на бумагу затуманеннымвзглядом через дрожащую пелену едкого отчаяния. Что там за белым конвертом скрасно-синими штрихованными узорами и двумя марками? Там будет моя жизнь илитам смертный приговор? Да, я боялась узнать, что именно он мне написал последвух лет молчания. Я бы не выдержала еще одного удара. У
Последний раз, когда я смотрела в окно автомобиля на такие до боли знакомые пейзажи, я даже не думала о том, что покидаю эти места навсегда. Меня пожирала совсем иная тоска. Я потеряла намного больше, чем возможность просто оставаться в родном городе и в родной стране. Гораздо страшнее не чувствовать эту горечь эмигранта, который покидает родину, потому что иная потеря затмевала все эмоции, делая их ничтожными. Какая разница, на каком краю света грызть подушку, выть по ночам? Особенно, если особо и выбора не оставалось.Сейчас, глядя в окно такси, я снова ловила себя на мысли, что думаю только о том, успею ли я на похороны, и почему Руслан не отвечает мне на звонки. В который раз я набирала его номер и слушала монотонный голос на автоответчике. Еще нет паники, но есть то самое предчувствие, от которого сердце болезненно сжимается и уже не разжимается, а начинает саднить в груди. Я написала несколько сообщений Руслану и закурила, глядя, как проносятся перед глазами деревья
Услышав новый адрес, таксист как-то сразу подобрался, выпрямился за рулем и поправил воротник рубашки. Я увидела, как он затушил сигарету в пепельнице и сделал тише радио. Невольное дежавю словно отшвырнуло назад, в тот самый день, когда я впервые приехала к Цареву-старшему, и моя жизнь вывернулась наизнанку. Реакция у того таксиста была очень похожа, словно я назвала адрес в резиденцию дьявола. Впрочем, Царев-старший для многих был похлеще этого самого дьявола. Я мало задумывалась об этом раньше, но ведь и меня он пугал, когда я только познакомилась с ним.- Вы журналистка? – таксист откашлялся и вцепился в руль, вглядываясь вперед. В морось октябрьского дождя, который монотонно бил в стекло мелкими каплями, зачеркивая лето штрих-кодом приближающихся холодов. В воздухе насыщенно пахло осенью, мокрыми опавшими листьями и свежестью, смешанной с запахом костров и сырости. Я невольно поймала себя на мысли, что вдыхаю этот запах полной грудью. Я соскучилась по нему. Ест
Я не заметила, как уснула, вот так, в одежде, на диване, под тиканье настенных часов, в гробовой тишине ожидания. Когда ждешь, время вдруг становится словно бесконечной бездной океана, это как видеть берег в момент отлива, плыть изо всех сил и не приблизиться ни на миллиметр. От пребывания в воде ноги сводит судорогами, и, хватая воздух, понимаешь, что легкие наполняются водяными секундами, минутами, запаса кислорода катастрофически не хватает. Обратный отсчет покалывает в висках, саднит в груди, а легкие разрываются от естественного желания вздохнуть. Тот, кто хоть раз в жизни тонул, знает, что будет дальше – паника. Она заставит лихорадочно молотить руками по безжалостной глади времени и идти ко дну все быстрее, следя остекленевшим взглядом за секундными стрелками, которые упорно показывают все тот же берег во время отлива. Берег, к которому ты так и не можешь доплыть, а ведь вчера еще твердо стояла на нем обеими ногами и смотрела на время-океан, как просто на красивую
Руслан зашел в дом и швырнул куртку в кресло, взъерошил волосы, а от рук Оксаниным шампунем пахнет, как и от рубашки. Навязчиво пахнет, так, что начинает ломать и хочется обратно мчать, без тормозов, по встречной, чтобы убедиться – он все там же, этот оригинал ядовитого запаха счастья. Все вдруг стало казаться зыбким, как замки из песка. Проходящим сквозь пальцы.Подошел к бару распахнул дверцы, достал рюмку и графин с водкой, плеснул до краев, залпом выпил и даже не скривился, только глаза прищурил, медленно выдыхая ядерное испарение алкоголя. Дежавю… Словно это и не он вовсе, а сам Царев-старший. На этом же месте с этим же графином. Потянулся за сигаретами, бросив взгляд на часы. Олегович, падла, припрется четко по времени. Никогда, тварь, не опаздывает. Пунктуальная, скользкая сволочь. Руслан ненавидел этот тип людей, они напоминали ему психически больных ублюдков, которые наводят стерильность вокруг себя и поднимают кончиками пальцев волоски с ковра, но з