Настроение Чугайстрина испортилось, как только закончился разговор. Хвеся вызывала студентку, Вий-Совяцкий молча таращился в окно. Хотелось послать куда подальше эту Багрищенко с ее невероятной силой. Андрейка беспокоил куда больше. Искренне хотелось надеяться, что его матушка ничего не прознает и не устроит очередной скандал. Международный. С другой стороны, возможно, ей откровенно наплевать, что в данном случае только к лучшему.
Чугайстрин молча изучал столешницу, хотя на ней не было ничего интересного. Мысли бродили где-то далеко. Мигом накатила усталость от дороги и нервотрепки. Что делать дальше — пока он не представлял. Взглянуть на Андрея, а там… Если совсем плохо, придется просить своих чаривныков-волшебников, а то и Призрачного Цимбалиста позвать…
В дверь робко постучали. Щелкнула ручка, в кабинет заглянула невысокая девчонка:
— Можно?
— Заходи, — бросил Вий-Совяцкий, не удосужившись обернуться.
Багрищенко протиснулась в помещение. Ху
На миг замер, не зная, что делать дальше. Внахалку подходить — только спугнет, а уйти, даже не коснувшись ауры носителя, — глупо. Шумно вдохнув, направился к скамье, по ходу придумывая, что б такого сказать. Вблизи сидевший оказался девчонкой в смешном берете с брошкой-лисой, темном пальто и длинной веткой в руке, которой задумчиво что-то чертила на снегу. Рыжие кудряшки рассыпались по спине, снежинки поблескивали на них причудливым украшением. Не доходя нескольких шагов, Чугайстрин почувствовал странное тепло. Потом невольно улыбнулся: молодец, студентка, использует тепловой луч. С таким заклятьем не страшно и в плавках в мороз разгуливать. — Разрешите? — поинтересовался он низким тихим голосом. — А? — отозвалась она, резко вскинув голову. Желтые глаза удивленно уставились на Чугайстрина, тонкая рыжая бровь недоуменно приподнялась. «А ведь та самая же, — меланхолично отметил он, — симпатичная, кстати». На лице девушки не было и тени с
Холод, тьма и боль. Но боль странная, накатывающая волнами и мигом уходящая в никуда. Я судорожно вдохнул, сердце кольнули десятки иголочек. Охнув, попытался перевернуться. Отвратительно. Не чувствую ни рук, ни ног. Все тело в каком-то резком онемении. Шевелюсь — не чувствую ничего. Накатила паника, снова вдох и попытка успокоиться. Ага, куда там. Все мольфарские практики сделали ручкой и смылись в неизвестном направлении. Осмотрелся — тьма, только изредка кое-где вспыхивают белые и серебристые искорки. И не понять — лежу я или стою. Вроде все-таки стою. Сообразить, где нахожусь и что произошло, пока не получалось. Так, вроде не холодно и не жарко. Неужели меня внесло в какой-то пространственный узел? М-да, дела. Я поднял руку, нарисовал несколько символов в воздухе, прошептал слова охранных чар. Символы задрожали, сплелись в геометрический узор: сплошные ромбы — большие и маленькие — словно знаки земли на рушнике. Тьма неохотно начала развеиваться, с
За окном разгулялась непогода: плясала метель, завывал ветер, стекло разрисовал причудливыми узорами мороз. Передали штормовое предупреждение, никого не выпускали в город. Обидно до чертиков, собирались же сходить в гости к Трамвайщику. Танька тоже была не в настроении, молча уставилась в какую-то книжку в яркой обложке. Присмотревшись, я чуть не присвистнула: любовный роман. Не припомню, чтобы она когда-нибудь такое читала. Танька буркнула что-то неприличное и захлопнула книгу: — Дрянь какая-то. Все девочки любят эльфов, все мальчики любят… — Девочек, которые любят эльфов? — хмыкнула я. — По-моему, эти мальчики любят только друг друга, — мрачно отозвалась Багрищенко. — С таким количеством побрякушек и ужимок на них бабы будут смотреть только как на ювелирный магазин. — Что ж, — я забрала у нее из рук книжку, — тоже бывает. Где ты это вообще взяла? Обложечка миловидная: два статных блондина в голубых камзолах, их под ручки держ
— Влюбился, как мальчишка, — произнес Кирилл, глядя куда-то в ночную даль. — Сразу думал — глупость, или приворотным угостили, ан нет… Он передал мне трубку. Красивая, из темного дерева, и табак такой, что голова кругом идет. И все одно лучше сигарет. Мы сидели на старой потертой лавочке возле дома. Время здесь тянулось странно, необъяснимо. Вроде столько времени прошло, а над головой до сих пор звезды и тьма. Кирилл сейчас был где-то далеко, в воспоминаниях о событиях последних месяцев. — Вий меня вызвал и велел собираться. Представляешь, — Кирилл как-то горько усмехнулся, — всего полчаса дал. Я, конечно, попытался спорить, но… — он вдруг сглотнул. Я покосился на него: — Что? — Сразу меня слушал, — тихо произнес Громов, — а потом начал приоткрывать глаза… — Повисла тишина, можно было расслышать, как стрекотали сверчки. — Меня такой страх окутал, что двинуться не мог. Словами не описать. Просто стоит он перед тобой, дыхание перехватывает, и по
— Влюбился, как мальчишка, — произнес Кирилл, глядя куда-то в ночную даль. — Сразу думал — глупость, или приворотным угостили, ан нет… Он передал мне трубку. Красивая, из темного дерева, и табак такой, что голова кругом идет. И все одно лучше сигарет. Мы сидели на старой потертой лавочке возле дома. Время здесь тянулось странно, необъяснимо. Вроде столько времени прошло, а над головой до сих пор звезды и тьма. Кирилл сейчас был где-то далеко, в воспоминаниях о событиях последних месяцев. — Вий меня вызвал и велел собираться. Представляешь, — Кирилл как-то горько усмехнулся, — всего полчаса дал. Я, конечно, попытался спорить, но… — он вдруг сглотнул. Я покосился на него: — Что? — Сразу меня слушал, — тихо произнес Громов, — а потом начал приоткрывать глаза… — Повисла тишина, можно было расслышать, как стрекотали сверчки. — Меня такой страх окутал, что двинуться не мог. Словами не описать. Просто стоит он перед тобой, дыхание перехватывает, и по
Все резко затихли. Услышанное требовалось осмыслить. Коля сделал было движение, чтобы закрыть собой стол, тут же тихонько зашипел. Скорее всего, Танина туфелька опустилась ему на пальцы. С размаху. «Показалось», — подумала я. — Я жду, — разубедил меня Чугайстрин-старший. Пришлось медленно поставить стаканчик на стол и встать с кровати. Чугайстрин молча смотрел, ничем не выдавая своего недовольства. Хм, даже странно. Если пришел раздалбывать нас всех, то почему такая пауза? Хочет, чтобы мы прочувствовали всю глубину нашего падения в его глазах? Глаза, кстати, на удивление спокойные. Будто и впрямь его наше хулиганство не колышет. Ладно. Я гордо выпрямилась и зашагала к двери. Не съест, в конце концов. Да и может удастся уболтать его не сдавать нас Вию. Сам же студентом был… Замершая троица за моей спиной так и не пошевелилась, хотя я чувствовала направленные обалдевшие взгляды. Видимо, даже бойкая Танька не сообразила, что можно сказать в такой
Сдавленное оханье, мое собственное. Тьма начала вновь заволакивать воспоминание, но четко вспомнились и полубезумные глаза Громова, и мое неуверенное согласие, и его цепкие пальцы на моем запястье. Едва я тогда прикоснулась к Таньке, как внутри все взорвалось, мигом затошнило, перед глазами пошли красные круги. Кирилл Сергеевич тогда успел меня подхватить, но толком осознать это не успела. Я зажмурилась и шумно выдохнула. Чугайстрин мягко удерживал меня за плечи, видимо, чтоб не рухнула в обморок. Помотала головой, осторожно попыталась высвободиться, однако куда там — даже не подумал отпустить. — К чему было вызывать это воспоминание? — раздраженно бросила я, не рискуя, тем не менее, смотреть ему в глаза. Ведь мы же с Громовым и Таней договорились, что никто об этом не узнает. У нее тетушка — та еще химера, поэтому меньше знает, лучше спит. — Чтобы стало ясно: мне известен ваш секрет. И упираться не стоит, — произнес он таким обыденным тоном, словно сообщал,
Вий-Совяцкий был недоволен. Повисшая в комнате тишина лишь изредка нарушалась писком носившегося по столу бесенка. В окно заглядывала полтавская ночь — холодная, звездная, насмешливая. Ночник горел на столе, отбрасывая длинные тени на сцепленные пальцы ректора. Сюда почти никто не входил — Вий-Совяцкий не любил чужих на своей территории. Бесенок запрыгал на месте, пытаясь привлечь внимание, но от него лишь отмахнулись. Насупившись, он прыгнул в чернильницу и принялся пакостить уже в открытую. — Дурень старый, — проговорил Вий-Совяцкий, и бесенок притих. Правда, спустя несколько секунд довольно запищал и плеснул чернил на стопку документов. — А, ну, геть отсюда! Рык Вий-Совяцкого утонул в грохоте от резко распахнувшегося окна. Комната наполнилась звенящим холодом, ледяной ветер пробрался под бордовый халат. Ректор только обреченно вздохнул и всунул ноги в расшитые кожаные тапки — подарок внученьки Орыси, будь она неладна, ведьма проклятая. Гост
— Дей — самый младший в роду, — тем временем продолжил Вовк, до это сидевший молча. — Если не ты, то сила переходит к нему. Поэтому, не особо заморачиваясь, он прибыл сюда вместе со своей дражайшей матушкой. Аин они оба нежно ненавидели. Поэтому нельзя сказать, что она опрометчиво поступила, отправив тебя подальше от своей родины. — А еще она никогда бы не стала хорошей матерью, — пробормотал Чугайстрин-старший. — Но как? — вскинулся Андрей Григорьевич. — Почему Дей под видом Дожденко безнаказанно разгуливал по университету? А эта старая кар… Гвен приняла облик Багрищенко? — Потому что связались со мной, — хихикнул Вовк. Я с удивлением посмотрела на него. Надо же, он, оказывается, умеет хихикать. Да еще и достаточно миленько. — Как? — в один голос воскликнули Ткачук и Андрей Григорьевич. Вовк пожал плечами: — Да очень просто. Пронюхали, что я не люблю Вий-Совяцкого и подкатили ко мне с, кхм, деловым предложением. Мне стало инте
За окном пели птицы: звонко, радостно, оповещая всех о наступлении нового дня. Солнце уже взошло, пришлось повернуться на другую сторону — вставать в такую рань совершенно не хотелось. Однако сделала я это зря, ибо тут же увидела сидящего на кровати Шаленого. Он читал какой-то лекарский журнал, даже не думая глядеть в мою сторону. Это даже к лучшему, кстати. Значит, выйдет еще поспать. — Как самочувствие? — неожиданно спросил он и перевернул страницу. На виске у него глаз, что ли? Вздохнув, я натянула одеяло почти до подбородка. Вроде бы ничего не болело, только слабость невероятная. — Ну-у-у-у, — протянула я, — вроде так… — Исчерпывающий ответ, — кивнул Шаленый и отложил журнал на столик. Внимательно посмотрел на меня. Бр-р-р, будто под магическим сканером лежу. Удовлетворенно кивнул и встал. — Неплохо. Шататься будешь, конечно, но тебя быстро посадят. — Посадят? — насторожилась я, осторожно приподнимаясь, чтобы принять сидячее положение. Что
Чувствовала я себя преотвратно. Все тело гудело, голова отчаянно ныла. Хм, где же я ей стукнулась? Причем, так основательно стукнулась, явно. Не зря мне мама всегда говорит: «С головой шутить нельзя». Вдохнув прохладный воздух, чуть не вскрикнула — в груди сильно закололо. Дернула рукой и в ужасе сообразила, что ее что-то не пускает. А еще что-то отвратительно холодное прижалось к моей спине. И да, кажется, я вовсе не лежу, как показалось сразу. А стою… Стою? Бред какой-то. Пошевелиться — целая проблема. Будто кто-то опутал меня крепкими нитями, превратив в этакую мумию. А повсюду разлита такая безумная концентрация, что тяжко дышать. Магия только какая-то чужеродная, однозначно не мольфарская. Привкус у нее горьковато-тягучий, словно кто надумал мед смешать с горчицей, только от медовой сладости не осталось и следа. Не рискнув крутить больной головой, я осторожно скосила взгляд. С губ чуть не сорвался вопль: руку плотно охватывал стальной браслет, вбитый прямо в кам
Впрочем, рассуждать нам было некогда. Бесенька, приняв свою, кхм, боевую форму, поворачиваться к нам не спешил. Но вот появившийся в нескольких шагах от нас Вовк, разумеется, порадовать не мог. Хмуро глянув на черную зверюгу, он только хмыкнул. — А я предупреждал, что однажды все так и закончится. А Дей не верил. Что-то мне не нравятся основатели Полтавского Национального Университета Магии. Все, за одним маленьким исключением — мой отец. Вовк явно сюда явился не мило поболтать с нами. Да и до этого тоже. Дей… я никогда не слышал этого имени. И все же спокойствие Вовка заставляло поежиться. Погибший в зубах Бесеньки, скорее всего, был его подельником. Но даже это сейчас отходило на задний план. Пока совершенно не получалось сообразить: что делать? — Виктор Сергеевич, неужто это все ваших рук дело? — раздался голос Саши. Нет, ни капельки удивления, только какая-то бесконечная усталость. Вовк не стал отнекиваться, а также пожимать плечами и обворожитель
Послышалось скептическое хмыканье Оляны, смешок Вовка и… возмущенный визг Бесеньки, который не удержался и свалился на землю. Андрей растерялся только в первые секунды, потом крепко обнял, а поцелуй вместо театрального стал вполне… кхм, ощутимым. Причем, весьма недурственным. А мольфар дает, однако? Аж в глазах потемнело. Сообразив, что они остались одни, Саша попыталась вырваться. Однако увлеченный Андрей откровенно проигнорировал. Пришлось стукнуть по плечу. — Что-то не так? — невинно поинтересовался он. Саша чуть не задохнулась от возмущения: — Ну, вообще-то мы в Лысогорье собрались, — прошипела она, — или забыл уже? — Да нет, — вздохнул он, — как можно? Хотя… пару б минут оно подождало. Саша закатила глаза. Быстро наклонилась, подхватила скандалившего Бесеньку на руки и шагнула во тьму туннеля. Андрей бросил шутовское поведение и последовал за ней. Все тело уже горело от полыхавшего невидимым пламенем открывшегося источника
Саша пробиралась между пляшущими в безумном угаре ведьмами и злыднями. Впрочем, чего греха таить: мольфары и характерники тоже отдыхали как умели. Едва вырвалась из рук захмелевшего Ярослава. Он, конечно, парень хороший, да еще и бывший кавалер, с которым можно вместо ссор и ругани, спокойно повспоминать прошлые деньки и похихикать над подробностями. Но сейчас было не этого. Бесенька, сидевший у нее на плече, вдруг потянул за прядь волос и указал куда-то в сторону. — Кого еще там нелегкая… — начала она, но перед самым носом вдруг резко возник Андрей и ухватил ее за руку. Дернувшись, Саша озадаченно уставилась на обнаглевшего Чугайстрина. — Что за мода хватать меня? — спросила она, прикидывая, чем бы его можно было стукнуть. — Ты Стольного знаешь? Вопрос настолько огорошил, что Саша даже забыла, что хотела смачно выругаться. Бесенька на плече замер, прислушиваясь к разговору. — Да, но очень, кхм, поверхностно, — призналась она,
Мы с Григорием Любомировичем прибыли в Киев в семь часов вечера. Поездка с пересадками — то еще удовольствие. Однако он был непреклонен: добираться дал задание только обычным транспортом — человеческим. Никаких порталов и звездных дорожек. Аж обидно стало, честно говоря. Просто не люблю поезда с детства. Но слушать меня, разумеется, никто не стал. Поэтому пришлось молча погрузиться в душный вагон и отправиться в Киев. Правда, не скрою, что потом отомстила по полной: стонала и ныла, вынуждая почтенного основателя ПНУМа то принести водички, то мороженого, а то и гаркнуть на не в меру распоясавшихся молодых людей, вздумавших поприставать ко мне в тамбуре. Что я там делала, спросите вы? Ну-у-у, даже хорошим девочкам иногда хочется закурить (пока не видят мама и преподаватели). Правда, не в компании отмороженных и пренеприятнейших типов. Поэтому Чугайстрин и убедил этих самых типов, что приставать — очень невежливо. Едва я ступила на перрон, как тут же стало тесно и… страшно. Так
Киев встретил нас разлитым по небу закатным золотом, свежим ветром, миллионом голосов, ласковыми объятиями-переливами более чем тысячелетней магии. Не зря столица — место, где можно встретить кого угодно и что угодно. Сюда и стекаются все, кто жаждет получить больше знаний, больше возможностей и… увидать такое, о чем и подумать не мог. Говорят, что большой город всегда давит на жителя, приехавшего из маленького. Я шагал по Андреевскому спуску, с интересом рассматривая работы местных умельцев. Не знаю, ничего подобного не ощущалось. Возможно, то утверждение касалось только простых людей, которые не открыты магическому фону, — кто его знает… Студентов удалось благополучно заселить в общагу, а потом незаметно улизнуть, мстительно скинув все хозяйственные хлопоты на хрупкие плечики Ткачук. Перед отъездом мы так и не поговорили. Все время Саша ходила с видом: «Мы оба виноваты, особенно ты». В чем именно — я так и не понял. Но разбираться — себе дороже. К тому же проводить
М-да, кажется, насчет «подействовало» я сильно ошиблась. Пришлось успокаивающе сжать руку Богдана. — Если хочешь узнать что-то неприличное, — произнесла я с нажимом, — то ничем, увы, порадовать не смогу. Богдан озадаченно вздернул бровь. — Ему вроде как мать наследника нужна. Сомневаюсь, что он тебя сюда приволок, чтобы изучить поведение карпатских белочек. — Вообще-то ежей, — хмыкнула я. — Но оставим зверинец в покое. Чугайстрин забрал меня из универа, чтоб ненароком не вляпалась. — Во что? — нахмурился Богдан. Что ж, в душевную доброту чугайстров он явно не верил. А зря. Если б уж Григорий Любомирович что-то хотел, то, скорее всего, уже б и сделал. Я показала ему мосяжный перстень: — Это оберег. К обручальным кольцам он имеет такое же отношение, как Дидько к труппе балерин. Богдан хмыкнул: — Ну-ну. И в чем же его гениальный план? Я пожала плечами, пока всей правды все равно ему не скажу. — План