— Влюбился, как мальчишка, — произнес Кирилл, глядя куда-то в ночную даль. — Сразу думал — глупость, или приворотным угостили, ан нет…
Он передал мне трубку. Красивая, из темного дерева, и табак такой, что голова кругом идет. И все одно лучше сигарет. Мы сидели на старой потертой лавочке возле дома. Время здесь тянулось странно, необъяснимо. Вроде столько времени прошло, а над головой до сих пор звезды и тьма. Кирилл сейчас был где-то далеко, в воспоминаниях о событиях последних месяцев.
— Вий меня вызвал и велел собираться. Представляешь, — Кирилл как-то горько усмехнулся, — всего полчаса дал. Я, конечно, попытался спорить, но… — он вдруг сглотнул.
Я покосился на него:
— Что?
— Сразу меня слушал, — тихо произнес Громов, — а потом начал приоткрывать глаза… — Повисла тишина, можно было расслышать, как стрекотали сверчки. — Меня такой страх окутал, что двинуться не мог. Словами не описать. Просто стоит он перед тобой, дыхание перехватывает, и по
Все резко затихли. Услышанное требовалось осмыслить. Коля сделал было движение, чтобы закрыть собой стол, тут же тихонько зашипел. Скорее всего, Танина туфелька опустилась ему на пальцы. С размаху. «Показалось», — подумала я. — Я жду, — разубедил меня Чугайстрин-старший. Пришлось медленно поставить стаканчик на стол и встать с кровати. Чугайстрин молча смотрел, ничем не выдавая своего недовольства. Хм, даже странно. Если пришел раздалбывать нас всех, то почему такая пауза? Хочет, чтобы мы прочувствовали всю глубину нашего падения в его глазах? Глаза, кстати, на удивление спокойные. Будто и впрямь его наше хулиганство не колышет. Ладно. Я гордо выпрямилась и зашагала к двери. Не съест, в конце концов. Да и может удастся уболтать его не сдавать нас Вию. Сам же студентом был… Замершая троица за моей спиной так и не пошевелилась, хотя я чувствовала направленные обалдевшие взгляды. Видимо, даже бойкая Танька не сообразила, что можно сказать в такой
Сдавленное оханье, мое собственное. Тьма начала вновь заволакивать воспоминание, но четко вспомнились и полубезумные глаза Громова, и мое неуверенное согласие, и его цепкие пальцы на моем запястье. Едва я тогда прикоснулась к Таньке, как внутри все взорвалось, мигом затошнило, перед глазами пошли красные круги. Кирилл Сергеевич тогда успел меня подхватить, но толком осознать это не успела. Я зажмурилась и шумно выдохнула. Чугайстрин мягко удерживал меня за плечи, видимо, чтоб не рухнула в обморок. Помотала головой, осторожно попыталась высвободиться, однако куда там — даже не подумал отпустить. — К чему было вызывать это воспоминание? — раздраженно бросила я, не рискуя, тем не менее, смотреть ему в глаза. Ведь мы же с Громовым и Таней договорились, что никто об этом не узнает. У нее тетушка — та еще химера, поэтому меньше знает, лучше спит. — Чтобы стало ясно: мне известен ваш секрет. И упираться не стоит, — произнес он таким обыденным тоном, словно сообщал,
Вий-Совяцкий был недоволен. Повисшая в комнате тишина лишь изредка нарушалась писком носившегося по столу бесенка. В окно заглядывала полтавская ночь — холодная, звездная, насмешливая. Ночник горел на столе, отбрасывая длинные тени на сцепленные пальцы ректора. Сюда почти никто не входил — Вий-Совяцкий не любил чужих на своей территории. Бесенок запрыгал на месте, пытаясь привлечь внимание, но от него лишь отмахнулись. Насупившись, он прыгнул в чернильницу и принялся пакостить уже в открытую. — Дурень старый, — проговорил Вий-Совяцкий, и бесенок притих. Правда, спустя несколько секунд довольно запищал и плеснул чернил на стопку документов. — А, ну, геть отсюда! Рык Вий-Совяцкого утонул в грохоте от резко распахнувшегося окна. Комната наполнилась звенящим холодом, ледяной ветер пробрался под бордовый халат. Ректор только обреченно вздохнул и всунул ноги в расшитые кожаные тапки — подарок внученьки Орыси, будь она неладна, ведьма проклятая. Гост
Покорно протянула ту, что с перстнем. От прикосновения Танькиных пальцев будто ударило током, к горлу подобралась дурнота, а воздуха перестало хватать. Я охнула и медленно сползла со стула. Вмиг стало жутко холодно, ветер пробрался под рубашку. Я вздрогнула. Стоп. Какой стул? В нос ударили запахи хвои, свежести и дерева. Осмотрелась по сторонам и так и замерла с раскрытым ртом: вниз сбегала горная тропка, там блестело озеро — синее-синее, словно кто вылил в него всю небесную лазурь. Берега реки зеленые, с желтыми и белыми цветочками. Солнечные лучи наполнили воздух едва различимым золотом. А там дальше виднеются зеленые вершины. На Карпаты-то как похоже! Правда, я никогда там не была. Разве что фотографии видела, но… На душе вдруг стало как-то тепло и уютно, словно долго-долго шла и наконец-то оказалась… дома. «Странное гадание, — подсознательно отметила я, — вроде просили показать возлюбленного, а тут на тебе — прогулка по горам. Впрочем… если горы лучше возлюбленно
Голова гудела, словно в ней разом зазвонили десятки колоколов. Я сжала виски и зажмурилась. Руки омерзительно подрагивали, к горлу волнами подкатывала тошнота. Хорошо, хоть сижу. Вон, сердце до сих пор колотится как бешеное. Так, глубокий вдох — вы-ы-ы-ыдох. Вдох — вы-ы-ыдох. — Дин, ты как? — послышался тихий голос Таньки. — Больше никогда, — буркнула я и снова глубоко вздохнула. Ну и гадость, пусть только попробует меня еще подбить на такое дело. Судя по звуку отодвинувшегося стула, Таня встала. Спустя несколько секунд что-то стукнуло, и в комнату влился морозный ночной воздух. Стало намного лучше. Я откинулась на спинку. — Багрищенко, ты предупреждай, если снова решишь впутать меня в приключение. Лицо Тани побелело, в глазах появилось тревога. — Ты что увидела-то? — Карпаты, — неуверенно протянула я, — озерцо, цветочки… — Я не про цветочки тебя спрашиваю, — раздраженно отмахнулась она. — Мужики хоть какие-то были?
Он только улыбнулся, сложил руки на груди и покачал головой. Кот вдруг прыгнул ко мне на колени и нахально начал топтаться. Зверя пришлось спустить и поставить перед ним миску. Довольно урчание зазвучало вместе с не менее довольным чавканьем. Незнакомец вошел, поставил трость у стены, приблизился и посмотрел сверху вниз. Однако неуютно от этого взгляда не стало, скорее — наоборот. — Ты первая гостья, что так себя ведет. Первая и… последняя. Я на минутку оторвалась от еды и внимательно на него посмотрела: — Чего это? Не любишь гостей? Кажется, и сама не заметила, как перешла на ты. Однако он только усмехнулся: — Гости бывают разные. Да и… — выразительно провел ложкой по ободку горшочка. — Мало кто так вкусно готовит. — Это дело нехитрое, — пожала я плечами, — желание и практика — остальное приложится. Серые глаза посмотрели на меня с пристальным вниманием. На некоторое время повисла тишина — оба были заняты едой. Оно, ко
М-да. Ну, как это теперь понимать? А главное — как дальше работать? Я мрачно рассматривал свое отражение в созданном из водных капель зеркале. Кирилл старался не ржать, но ничего не выходило. — Это что такое? — мрачно спросил я. Кирилл подавил очередной смешок, рвущийся наружу, и только покачал головой: — Ну и угораздило тебя. Я, конечно, такое слышал, но воочию видеть не приходилось. Удружил прыстрастник. Пихнув его в бок, молча махнул рукой, и зеркало рассыпалось водяной пылью. В принципе, ничего страшного. Как был, так и остался. Подумаешь, черты лица стали мужественнее, волосы длиннее, неизвестно откуда вырисовалась такая мускулатура, что мачо с экранов удавятся от зависти. Внешность и внешность. Не совсем модельная, но что-то рядом. И выражение в глазах такое… хочу все, что движется. Оно, конечно, не так плохо, но работать в университет не ходят с явными следами оргии, кхм, в ауре. А в ней вместо привычного изумрудно-зеленого цвета так и
Уверенные шаги Цимбалиста гулким эхом отражались от мрачных стен и выложенного мраморной плиткой пола. Портреты выдающихся злыдней смотрели на него с легким укором: мол, и сюда уже добрался? Не набезобразничался у себя на Чумацком Шляхе? Только Николай Васильевич Гоголь хитро улыбался и, казалось, молча и заранее благословлял любую выходку незваного гостя. Цимбалист только улыбнулся уголками губ, снял шляпу и отвесил суровым магистрам шутовской поклон. — Я вас тоже рад видеть, панове, — произнес приторно-сладким голосом, только в глазах — холод звездных искр, лед ночного озера, в котором сгинула не одна мольфарская душа. — Простите, что без предупреждения, но как-то так… За одной из массивных деревянных дверей раздался громкий хлопок, а потом пронзительный девчачий визг. Цимбалист усмехнулся, юные злыдни, ай-ай-ай, надо осторожнее с практическими работами быть. — Очень весело, — раздался недовольный голос Вий-Совяцкого, вышедшего прямо из каменной сте
— Дей — самый младший в роду, — тем временем продолжил Вовк, до это сидевший молча. — Если не ты, то сила переходит к нему. Поэтому, не особо заморачиваясь, он прибыл сюда вместе со своей дражайшей матушкой. Аин они оба нежно ненавидели. Поэтому нельзя сказать, что она опрометчиво поступила, отправив тебя подальше от своей родины. — А еще она никогда бы не стала хорошей матерью, — пробормотал Чугайстрин-старший. — Но как? — вскинулся Андрей Григорьевич. — Почему Дей под видом Дожденко безнаказанно разгуливал по университету? А эта старая кар… Гвен приняла облик Багрищенко? — Потому что связались со мной, — хихикнул Вовк. Я с удивлением посмотрела на него. Надо же, он, оказывается, умеет хихикать. Да еще и достаточно миленько. — Как? — в один голос воскликнули Ткачук и Андрей Григорьевич. Вовк пожал плечами: — Да очень просто. Пронюхали, что я не люблю Вий-Совяцкого и подкатили ко мне с, кхм, деловым предложением. Мне стало инте
За окном пели птицы: звонко, радостно, оповещая всех о наступлении нового дня. Солнце уже взошло, пришлось повернуться на другую сторону — вставать в такую рань совершенно не хотелось. Однако сделала я это зря, ибо тут же увидела сидящего на кровати Шаленого. Он читал какой-то лекарский журнал, даже не думая глядеть в мою сторону. Это даже к лучшему, кстати. Значит, выйдет еще поспать. — Как самочувствие? — неожиданно спросил он и перевернул страницу. На виске у него глаз, что ли? Вздохнув, я натянула одеяло почти до подбородка. Вроде бы ничего не болело, только слабость невероятная. — Ну-у-у-у, — протянула я, — вроде так… — Исчерпывающий ответ, — кивнул Шаленый и отложил журнал на столик. Внимательно посмотрел на меня. Бр-р-р, будто под магическим сканером лежу. Удовлетворенно кивнул и встал. — Неплохо. Шататься будешь, конечно, но тебя быстро посадят. — Посадят? — насторожилась я, осторожно приподнимаясь, чтобы принять сидячее положение. Что
Чувствовала я себя преотвратно. Все тело гудело, голова отчаянно ныла. Хм, где же я ей стукнулась? Причем, так основательно стукнулась, явно. Не зря мне мама всегда говорит: «С головой шутить нельзя». Вдохнув прохладный воздух, чуть не вскрикнула — в груди сильно закололо. Дернула рукой и в ужасе сообразила, что ее что-то не пускает. А еще что-то отвратительно холодное прижалось к моей спине. И да, кажется, я вовсе не лежу, как показалось сразу. А стою… Стою? Бред какой-то. Пошевелиться — целая проблема. Будто кто-то опутал меня крепкими нитями, превратив в этакую мумию. А повсюду разлита такая безумная концентрация, что тяжко дышать. Магия только какая-то чужеродная, однозначно не мольфарская. Привкус у нее горьковато-тягучий, словно кто надумал мед смешать с горчицей, только от медовой сладости не осталось и следа. Не рискнув крутить больной головой, я осторожно скосила взгляд. С губ чуть не сорвался вопль: руку плотно охватывал стальной браслет, вбитый прямо в кам
Впрочем, рассуждать нам было некогда. Бесенька, приняв свою, кхм, боевую форму, поворачиваться к нам не спешил. Но вот появившийся в нескольких шагах от нас Вовк, разумеется, порадовать не мог. Хмуро глянув на черную зверюгу, он только хмыкнул. — А я предупреждал, что однажды все так и закончится. А Дей не верил. Что-то мне не нравятся основатели Полтавского Национального Университета Магии. Все, за одним маленьким исключением — мой отец. Вовк явно сюда явился не мило поболтать с нами. Да и до этого тоже. Дей… я никогда не слышал этого имени. И все же спокойствие Вовка заставляло поежиться. Погибший в зубах Бесеньки, скорее всего, был его подельником. Но даже это сейчас отходило на задний план. Пока совершенно не получалось сообразить: что делать? — Виктор Сергеевич, неужто это все ваших рук дело? — раздался голос Саши. Нет, ни капельки удивления, только какая-то бесконечная усталость. Вовк не стал отнекиваться, а также пожимать плечами и обворожитель
Послышалось скептическое хмыканье Оляны, смешок Вовка и… возмущенный визг Бесеньки, который не удержался и свалился на землю. Андрей растерялся только в первые секунды, потом крепко обнял, а поцелуй вместо театрального стал вполне… кхм, ощутимым. Причем, весьма недурственным. А мольфар дает, однако? Аж в глазах потемнело. Сообразив, что они остались одни, Саша попыталась вырваться. Однако увлеченный Андрей откровенно проигнорировал. Пришлось стукнуть по плечу. — Что-то не так? — невинно поинтересовался он. Саша чуть не задохнулась от возмущения: — Ну, вообще-то мы в Лысогорье собрались, — прошипела она, — или забыл уже? — Да нет, — вздохнул он, — как можно? Хотя… пару б минут оно подождало. Саша закатила глаза. Быстро наклонилась, подхватила скандалившего Бесеньку на руки и шагнула во тьму туннеля. Андрей бросил шутовское поведение и последовал за ней. Все тело уже горело от полыхавшего невидимым пламенем открывшегося источника
Саша пробиралась между пляшущими в безумном угаре ведьмами и злыднями. Впрочем, чего греха таить: мольфары и характерники тоже отдыхали как умели. Едва вырвалась из рук захмелевшего Ярослава. Он, конечно, парень хороший, да еще и бывший кавалер, с которым можно вместо ссор и ругани, спокойно повспоминать прошлые деньки и похихикать над подробностями. Но сейчас было не этого. Бесенька, сидевший у нее на плече, вдруг потянул за прядь волос и указал куда-то в сторону. — Кого еще там нелегкая… — начала она, но перед самым носом вдруг резко возник Андрей и ухватил ее за руку. Дернувшись, Саша озадаченно уставилась на обнаглевшего Чугайстрина. — Что за мода хватать меня? — спросила она, прикидывая, чем бы его можно было стукнуть. — Ты Стольного знаешь? Вопрос настолько огорошил, что Саша даже забыла, что хотела смачно выругаться. Бесенька на плече замер, прислушиваясь к разговору. — Да, но очень, кхм, поверхностно, — призналась она,
Мы с Григорием Любомировичем прибыли в Киев в семь часов вечера. Поездка с пересадками — то еще удовольствие. Однако он был непреклонен: добираться дал задание только обычным транспортом — человеческим. Никаких порталов и звездных дорожек. Аж обидно стало, честно говоря. Просто не люблю поезда с детства. Но слушать меня, разумеется, никто не стал. Поэтому пришлось молча погрузиться в душный вагон и отправиться в Киев. Правда, не скрою, что потом отомстила по полной: стонала и ныла, вынуждая почтенного основателя ПНУМа то принести водички, то мороженого, а то и гаркнуть на не в меру распоясавшихся молодых людей, вздумавших поприставать ко мне в тамбуре. Что я там делала, спросите вы? Ну-у-у, даже хорошим девочкам иногда хочется закурить (пока не видят мама и преподаватели). Правда, не в компании отмороженных и пренеприятнейших типов. Поэтому Чугайстрин и убедил этих самых типов, что приставать — очень невежливо. Едва я ступила на перрон, как тут же стало тесно и… страшно. Так
Киев встретил нас разлитым по небу закатным золотом, свежим ветром, миллионом голосов, ласковыми объятиями-переливами более чем тысячелетней магии. Не зря столица — место, где можно встретить кого угодно и что угодно. Сюда и стекаются все, кто жаждет получить больше знаний, больше возможностей и… увидать такое, о чем и подумать не мог. Говорят, что большой город всегда давит на жителя, приехавшего из маленького. Я шагал по Андреевскому спуску, с интересом рассматривая работы местных умельцев. Не знаю, ничего подобного не ощущалось. Возможно, то утверждение касалось только простых людей, которые не открыты магическому фону, — кто его знает… Студентов удалось благополучно заселить в общагу, а потом незаметно улизнуть, мстительно скинув все хозяйственные хлопоты на хрупкие плечики Ткачук. Перед отъездом мы так и не поговорили. Все время Саша ходила с видом: «Мы оба виноваты, особенно ты». В чем именно — я так и не понял. Но разбираться — себе дороже. К тому же проводить
М-да, кажется, насчет «подействовало» я сильно ошиблась. Пришлось успокаивающе сжать руку Богдана. — Если хочешь узнать что-то неприличное, — произнесла я с нажимом, — то ничем, увы, порадовать не смогу. Богдан озадаченно вздернул бровь. — Ему вроде как мать наследника нужна. Сомневаюсь, что он тебя сюда приволок, чтобы изучить поведение карпатских белочек. — Вообще-то ежей, — хмыкнула я. — Но оставим зверинец в покое. Чугайстрин забрал меня из универа, чтоб ненароком не вляпалась. — Во что? — нахмурился Богдан. Что ж, в душевную доброту чугайстров он явно не верил. А зря. Если б уж Григорий Любомирович что-то хотел, то, скорее всего, уже б и сделал. Я показала ему мосяжный перстень: — Это оберег. К обручальным кольцам он имеет такое же отношение, как Дидько к труппе балерин. Богдан хмыкнул: — Ну-ну. И в чем же его гениальный план? Я пожала плечами, пока всей правды все равно ему не скажу. — План