Слишком тихо для дождя. Голые металлические стены жилой комнаты пугающе сжимаются. У них странный отблеск и нет запаха. Здесь всё стерильно. Выхолощено и современно. Здесь почти нет жизни.
Всё ненастоящее, искусственное, назывное. Навязанное необходимостью и развитием технологий. Я чувствую себя неуютно… однако не более того.
‑ Что вы хотите услышать? ‑ мой голос спокоен, нейтрален, обезличен. Я давно забыл, что такое страх, опасение, трепет или неудобство… Я даже забыл, что такое комфорт…
‑ Всё, ‑ она пододвигает ко мне минимикрофон. Он чёрного цвета с эмблемой её общегалактического канала. Я никогда не смотрел их передачи. Не было ни времени, ни желания. А этот выпуск я уж точно не увижу…
‑ Тогда выключите всю записывающую аппаратуру, ‑ я смотрю в окно, пока она нажимает нужные кнопки. Всё-таки слишком тихо, как-то пугающе тихо для дождя. Наверное, где-то здесь, в стенах спрятаны звукопоглощающие фильтры…
‑ Вы готовы? – она выжидающе смотрит на меня.
‑ И слуховой микрофон, ‑ я говорю это почти шёпотом, но она слышит раздражение в моём голосе.
Мы договаривались с ней совсем не так. Я обещал ей историю, а она обещала лишь слушать и запоминать. У меня не будет от неё секретов, а она сможет использовать всё, что запомнит. Это честный обмен. Учитывая современные возможности человеческих организмов, я совсем не уверен, что в её мозгу нет модифицированного чипа памяти… Так зачем же тогда злить меня?… А тем более играть со мной…
‑ Хорошо, ‑ она делает тяжёлый вздох и проводит по уху сенсорным датчиком. –Можно…хоть? – она достаёт маленький бумажный блокнотик. Такие я видел только на картинках галактической хрестоматии. Сейчас он, наверное, стоит целое состояние… Откуда он у неё? Бумагой уже давно никто не пользуется, она стала ценным экспонатом в космических музеях далёких планет и безумно дорогим раритетом. Неужели я попал на настоящего человека? Без модификаций и улучшений. Обычного человека со стандартным набором функций и ограниченным кругом возможностей…
Нет, этого не может быть…
‑ Только то, что я разрешу…, ‑ я позволяю себе улыбнуться. Она кивает головой и смотрит на меня. – Вы точно хотите услышать всё?
‑ Я плачу вам за интервью, ‑ в её голосе слышатся командные нотки. Она слишком молода и наивна. Наверное, считает, что в журналистике ей нет равных.
‑ Деньги не интересуют меня. У меня их достаточно…, ‑ мне доставляет удовольствие наблюдать за выражением её лица. Оно меняется… уверенность исчезает, и на ее месте проступают лёгкие краски недоумения. В её мозгу эти два неизвестных не выстраиваются в нужное уравнение, у неё высвечивается ошибка. Мозг отказывается выполнять нужные действия…
‑ Тогда зачем вы согласились? – теперь она уже не скрывает удивления. Но я вижу, как там, за широко открытыми глазами и складками губ, внутри, где-то в районе сердца клокочет возмущение оттого, что я не хочу играть по её правилам.
‑ Из-за совести, только из-за своей совести, ‑ я отворачиваюсь от неё и снова смотрю в дождь. Он изменил угол падения, и теперь капли стучат совсем по-другому… Ритмично и сбалансировано. Закрываю глаза – что-то я совсем расклеился. Капли размывают тугой пластик окна, и мои мысли плавятся вместе с ним.
‑ Кто вы на самом деле? – она делает первую пометку в своём блокноте. У неё неразборчивый почерк. Когда-то говорили, что это признак гениальности, но потом поняли, что некоторые люди просто так и не научились нормально писать.
‑ Теперь мне сложно ответить на этот вопрос, ‑ я смотрю на неё внутренним зрением. Голубая аура волнения, чуть припорошенная белым инеем страха. – Когда-то я был человеком….
‑ И что же случилось? – она накручивает себя, пытается найти правильный подход ко мне. Подобрать интонацию, ключи к моей личности. Разложить меня по всем психологическим полочкам. Мне смешно, потому что я буквально слышу, как мысли бьются о её черепную коробку.
Да! Она делает всё так, как её учили в межгалактической академии журналистики. Но со мной все эти приёмы не проходят, я слишком долго живу на свете, слишком хорошо вижу её, чувствую, понимаю… С таким напором она никогда не вытянет из меня ничего личного, интересного, сенсационного… Ничего такого, о чём бы я сам не хотел рассказывать…
Я делаю вид, что раздумываю над её вопросом, пытаюсь подобрать нужные слова и потом вспоминаю старую, бородатую шутку про киллеров…
‑ Неудачно устроился на работу…, ‑ показательно неумело шучу я, чтобы раздразнить её ещё больше. Она натужно улыбается и ставит возле этого вопроса минус. У неё немного дрожат руки, но, мне кажется, это не мандраж - это азарт от осознания значимости того, что она сможет сделать с этим материалом. Наверное, я сделаю её локально известной, популярной и высокооплачиваемой. Я помогу ей встать в некий «первый эшелон». На тот Олимп, на который мечтают попасть такие же, как она.
Но они ещё не знают - настоящий Олимп давно занят. Там нет места. Их не пустят в святая святых, не дадут, ни на йоту не подвинутся со своих мест. Там каждый сантиметр эфира поделен на проплаченные сектора. И кому принадлежат большинство из них я прекрасно знаю. Они управляют нашей судьбой. Они переключают каналы. Они… а не мы…
А эта журналистка… станет обычной звездой, бабочкой-однодневкой, однолеткой, десятилеткой… Они сгорают для меня слишком быстро, ведь передо мной лежит целая вечность. Я не запоминаю их лиц, слов и порывов. Потому что через несколько лет на экране появится кто-то другой, такой же, но другой. И будет опять пытаться казаться важным и знаменитым…
Хотя, быть может, всё не так. И она тоже, как и я, не нуждается в деньгах. Судя по её бумажному блокноту, за который она могла бы купить небольшую газету на одной из развитых планет галактики, ей просто нужно что-то большее. Стоящее дело, которое даст ей шанс стать частью нашей истории. Так же, как и я, стал её частью.
- Где вы родились? – она меняет тему, пытаясь расслабить и себя, и меня. Она думает, что вопросы о детстве должны вызывать хорошие ассоциации, что они всегда беспроигрышны. Вот она - стандартная ошибка начинающего психолога, не открывавшего дело пациента. Хотя в моём случае она права, ведь для меня те далёкие воспоминания сейчас действительно намного приятнее всего остального.
‑ На Земле, ‑ я замолкаю, на мгновение, возвращаясь в своё прошлое, ‑ я родился на Земле…
‑ Ты когда-нибудь видел океан? С солёными брызгами, летящими в лицо. С красной дорожкой заката и странной, непонятной пустотой, которая охватывает тебя, когда первые капли касаются твоей кожи. Капли медленно ползут по твоему телу, и ты не понимаешь, что происходит…Почему же тебе так хорошо? Так свежо и одновременно тепло от мысли, что именно в этот единственный момент ты можешь увидеть настоящую жизнь. Ты видел что-нибудь подобное? – я кричу в пустоту, но лишь потрескивание пресной фонограммы поглощает мой вопрос.Лучевик ещё дымится. Сегодня я уклонился от рукопашного боя. Мне показалось, что немного разнообразия не помешает. Я стою над обугленным телом гизла. Его странная обезьянья морда улыбается предсмертным оскалом. Мне не жалко его, ведь это всего лишь ещё одна тренировочная программа. Я могу разрядить в него весь заряд и, всё равно завтра он будет ждать меня здесь. Целый и невредимый… И, что самое главное, он не будет держать на меня зла за
Я часто вижу один и тот же сон: Я бегу по воде. Быстрее и быстрее, ускоряясь с каждой секундой. И нет различий, и нет преград. И нет причин остановиться. Капли замирают в воздухе, но я всё равно бегу быстрее, чем кто-либо может себе представить. Здесь возле седеющего океана, на грани заката и людской заботы. Здесь я дома.Время лишь миг, который подвластен мне. Я Берсеркер. Одинокий убийца, который живёт по другим законам. Человеческая жизнь - лишь ещё один поворот шеи, удар руки или тихий выстрел лучемёта. Она замирает, когда мы входим в переход. Когда остаётся лишь капли воды, маленькие расплывающиеся капли этого студенистого желе, которое когда-то было вашим временем. Вы видите нас? А теперь? Я могу задать этот вопрос из любой точки пространства, вы ещё даже не успеете услышать его. Я могу остановить время, считать вашу ауру и совершенно точно определить ваше душевное состояние. Я могу очень многое…Когда-то давно на тренировках мы пересматривали записи демон
Меня соединяют с мистером Бинком практически мгновенно. Я звоню со специального телефона, который не прослушивает Фирма. Ситуация слишком сложная, чтобы ещё больше её усугублять.‑ Вайлдар, что случилось? ‑ у Бинка взволнованный голос.‑ Я сделал одну глупость, ‑ пытаюсь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее.‑ Все мы делаем глупости, ‑ глава Торговой Гильдии держится молодцом, хотя я даже не представляю, что сейчас творится в его душе. Он выдерживает небольшую паузу и продолжает. ‑ Но думаю, если ты позвонил мне сейчас, то дело действительно серьёзное. Что ты натворил?‑ Я позволил Сендлеру заключить договор на своё последнее задание по нитям кровавой судьбы.В трубке молчание. Бинк переваривает информацию. Он прекрасно понимает, что все наши совместные проекты, скорее всего, уже перестали быть секретом.‑ В прошлый раз твоя глупость чуть не стоила нам всей операции, но, слава предтечам, тебе удалось нейтрализовать проблему&hell
Они уже ждут меня возле здания Космопорта. Вокруг беснуются таксо-флаеры, и менялы предлагают обменять любой товар на несколько галактических кредиток. Слишком много шума и суеты. Здесь нет рефлексии и спокойствия. Это настоящие ворота галактического курорта. Здесь готовы обмануть, обогреть и снова обмануть. Здесь каждая секунда – это чьи-то заработанные деньги. Здесь общегаллактические цены на продукты питания и проживание можно смело умножать в два или три раза. Тор – это финансовая кузница Синдиката. И летний сезон здесь не заканчивается никогда.Их трое. Пилот, мой старый знакомый Томми, и вампир - его зовут Пол – один из тех, охранников прокуратора. Они несколько напряжены. Но без агрессии, это обнадёживает.‑ Что, первый полёт? – я смотрю на синюю ауру счастья пилота.‑ Да, ‑ он нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Процессы в его организме сейчас полностью готовы к изменению. Он ждёт момента, когда ему разрешат уйти в его первый
‑ Подъём, ‑ крик взрывает барабанные перепонки. – Кому сказал, сволочи, быстрее, быстрее!!! ‑ инструктор отрывается на полную, на всю мощь своих лёгких. – Где же вас набрали таких, маменькиных детей? Быстрее, сосунки, быстрее!!! Натягивайте своё барахло, живо, ‑ он держит в руках секундомер и чувствует себя главным в этой вонючей казарме. – Стоп, не успели! ‑ инструктор довольно смотрит на наши раздражённые лица. – Начинаем заново, девочки! Быстрее…‑ Вот придурок, ‑ тихо говорит мне Бартон.‑ Одевайся лучше, ‑ я зашнуровываю армейские ботинки. Они ещё старого образца, на обычных шнурках, а не полимерных защёлках, как сейчас, но это для большего натурализма. Всё-таки курс называется «земная армейская история»…На десятый раз наша рота строится почти одновременно. Инструктор доволен. Он всё ещё кричит, беснуется, но всё равно на его лице проскальзывает тень улыбки и удовлетворения. За эти два месяца он всё-таки че
Я открываю глаза от небольшого толчка. Это нормально. Когда корабль возвращается из подпространства, его всегда немного трусит. В теле привычные ощущения, как после лёгкого удара током – будто бы по тебе бегут волны чистой энергии. Я несколько секунд прислушиваюсь к своим ощущениям и тишине корабля. Всё спокойно. Оглядываюсь. Мои попутчики сидят на своих местах – у них слегка растерянные лица. Прыжок всегда несколько сбивает с толку. ‑ Всё хорошо, парни? – я киваю им. ‑ Да, шеф, ‑ Томми снимает с себя ремень безопасности и потягивается. ‑ На американских горках страшнее… Вампир улыбается. Он ничего не комментирует, просто слегка обнажает верхние клыки. Это признак того, что он сыт, доволен и не испытывает дискомфорта. ‑ Прыжок выполнен успешно, повреждения – ноль процентов, функциональность корабля - 100 процентов! – радостным живым голосом сообщает корабль. Когда-то он был безжизненным набором металла и микросхем – но теперь он киборг – орган
‑ Вкус, ты чувствуешь этот вкус, солдат? – Бартон смеётся и снова наполняет стопки огненной смесью. – Да в этом же, чёрт возьми, вся наша жизнь, ‑ он улыбается, но глаза его холодны. Мы сидим возле стойки бара на своём собственном выпускном. Здесь куча людей. Многих из них я не знаю по имени. Однако в этот момент имена никого не интересуют. Мы празднуем. Просто и безудержно празднуем то, что стали искусными убийцами, которые на следующий день уже могут получать свои первые смертельные заказы… ‑ Да какая разница, ‑ я поджигаю ему коктейль, ‑ какая разница, если завтра мы всё равно разойдёмся в разные стороны, и через пару лет ты даже не вспомнишь моё имя. Я смотрю на Барта. Он просто дышит счастьем. Счастьем и самоуверенностью. Его аура светится цветом молодости и радости. Приятный синий цвет, чуть подёрнутый красноватой алкогольной дымкой… После финальной проверки он знает, что такое убить человека. Так же, как и я. И его это радует - в то время, как
Мы прибываем очень поздно или очень рано. Для каждого восприятия это время имеет своё обозначение. Ещё темно. Нас забирает маленький автобус на воздушной подушке. В нём слишком мало места даже для бесплатного земного транспорта компании, поэтому Томми приходится стоять. Счастливый корабль остаётся на своём месте. Я предупреждаю его, что ему придётся некоторое время подождать нас. Это означает никаких полётов. И корабль явно расстроен. Но он пытается сдерживаться, выглядеть молодцом и это внушает уважение. Я обещаю, что мы скоро вернёмся. Что мы постараемся справиться побыстрее. Хотя понимаю, что сам начинаю обещать то, что от меня не зависит. В подтверждение своих опасений на боковом терминале возле места нашей стоянки, я сразу же проплачиваю простой корабля на несколько месяцев. Никогда не знаешь, насколько затянется подобное задание. Нужно всё подготовить, присмотреться и только потом лезть на рожон… На всякий случай, я сразу же даю кораблю задание оплачивать своё место в космопор
До ресторанчика на 58-ой мы добираемся уже под вечер. Мы старались не привлекать к себе внимания, однако в больничных пижамах и с простреленной лучевиком ногой и покалеченной рукой это было довольно тяжело. К счастью, Пол раздобыл нам новую одежду, убив двух незадачливых туристов, удачно подвернувшихся нам на одной из улиц Лас-Вегаса. Эти парни были ни в чём не виноваты, но у них был наш размер обуви и одежды, и вокруг как назло для них, не было ни одной живой души, способной вызвать полицию. Такова жизнь – естественный отбор. В нашем деле это называется «необходимые потери» или вынужденные жертвы. Все знают: подонки чаще всего выживают. Это закон природы. Тем более такие сильные подонки, как мы. «У Икара» оказался маленьким греческим ресторанчиком, с чуть покореженной надписью и хозяином и по совместительству барменом за стойкой. То, что это хозяин, – видно сразу. У них особая энергетика и грация. Их можно определить безошибочно. Тем более с таким опытом
Служба безопасности мистера Бейнстайна отпускает меня через несколько часов. Им действительно нечего мне предъявить. Я чист, а грим умело подавляет все намёки на мою принадлежность к клану наёмных убийц. Они не сканировали меня дорогими сканерами, не применяли мозговую проверку – они ничего не делали, чтобы загнать меня в угол. И поэтому я просто продолжал играть свою роль. Разыгрывал расстроенного бизнесмена, на глазах которого сорвалась одна из самых крупных сделок в его жизни. Как мистеру Сардонису мне было действительно жаль своего партнёра и, возможно, друга в будущем. Такая нелепая смерть. Сердечный приступ. И это при совершенстве современной медицины… Я сажусь в флаер за два часа до окончания действия генетического грима. Направляюсь в космопорт. Мне нужно улететь с Горы под личиной мистера Сардониса - так моё алиби будет окончательным и при выезде точно не возникнет случайных проблем с охраной Бейнстайна или с сочувствующими ему спецслужбами. Я ввожу на панели точку
Я вылетаю из дверей врачебного кабинета молча, стараясь быть как можно более сконцентрированным. Один мой охранник сидит на скамейке возле дверей, второй стоит прямо напротив. Они выглядят так расслаблено. И мне даже становится неудобно перед теми, кто, в принципе, относился ко мне достаточно хорошо. И они не заслуживают такой подлости с моей стороны. Они достойны честного поединка, а не вероломного удара, который я собираюсь нанести прямо сейчас!Переход отнимает силы, вторая рука практически не движется – я должен вложить в эти два удара всю свою злость, всю свою жажду жизни и свободы. Я должен это сделать. А со своей совестью я разберусь потом, когда буду улетать на корабле с этой чертовой планеты!Я ускоряюсь и бью охранника напротив в нос, стараясь нанести вертикальный удар. Одним движением вбить носовые хрящи и лобные кости ему в мозг. Однако он успевает каким-то чудом парировать мой удар. Находясь в реальном времени, он движется стремительно, необычайно жи
Я подъезжаю к вилле мистера Бейнстайна чуть позже назначенного в приглашении времени. Так делают все важные люди. Чуть задерживаются, чтобы показать свой уникальный статус. На мне шикарный костюм, шляпа в старой земной манере и тонкие очки, которые придают мне интеллигентный вид. Легенда уже у меня в голове. Теперь я другой человек – член совета директоров земной компании «Clean Air», одного из самых известных и уважаемых поставщиков свежего воздуха во Вселенной. Филиалы нашей компании есть практически на любой планете галактики. А особенно внимательно «Clean Air» относится к планетам с плохой экологией и высоким уровнем загрязнения. Специально для таких планет у нас разработаны индивидуальные пакеты чистого воздуха. Мы можем даже организовать поставки воздуха с запахом моря, соснового леса или ванили… Нет ничего сложного. Главное, чтобы у Вас хватило кредиток на счету. Неудивительно, что мистер Бейнстайн был очень заинтересован предложениями моей фирмы, и на своём ш
Я просыпаюсь раньше обычного. Снова предчувствуя значимость сегодняшнего дня. Рука болит, но я знаю - чувствительность намного лучше. У меня положительная динамика выздоровления, сепсиса не наблюдается – при правильном питании и регулярных процедурах к полуфиналу я бы мог восстановиться процентов на семьдесят. Но я не буду участвовать в полуфинале. Всё это закончится сегодня. Здесь. Хотя почему закончится? Мне кажется, что это только начало моей новой истории. Я сажусь на кровати, включаю микрофон и прошу принести мне завтрак. Приятный голос моей знакомой медсестры обещает, что я получу пищу и витаминный коктейль в течение 10 минут. Она шёпотом говорит, что передала от меня весточку Полу и что он передаёт привет и мне. Меня это вполне устраивает. Всё идёт по плану, и я до завтрака даже успею принять душ. Захожу в маленькую душевую кабинку и наматываю на повреждённую руку специальную плёнку. Я бы не хотел сейчас намочить руку и потом ходить полдня в мо
Вар протягивает мне косяк, но я вежливо отказываюсь. Я люблю другие ускорители и не хочу засорять своё сознание чужими реальностями. Я знаю, что несколько секунд перехода вернут меня в нормальное состояние, но наркотики всегда были для меня чем-то совершенно противоестественным, неживым, неберсовским… Тем более, что завтра мне нужна будет полная концентрация и я не хочу допустить даже минимальной вероятности помутнения моего сознания. Моё задание зависит от многих случайностей, и игры разума в дополнение к опасным возможностям мне совершенно не нужны. Мы сидим в небольшой комнате. Это можно было бы назвать рабочим кабинетом, если бы не горы грязной одежды в углу, пучки сушеной травы в разных частях комнаты и фотографии голых девиц на стенах. Вар и раньше был несколько неаккуратным, как для врача, но за последние годы его безалаберность явно прогрессировала. Я даже боюсь представить, как выглядит его медицинский блок. Неосознанно оглядываюсь по сторонам. Единственное, что нап
В процедурной меня уже ждёт врач-физиотерапевт. Он человек. Мне сложно определить его возраст, однако мне кажется, что он довольно стар. Сейчас в век неуловимых технологий возраст перестал быть чем-то недостижимым. Долголетие можно купить за деньги. И говорят, что очень скоро в продажу поступит бессмертие. Так что становитесь в очередь, если хотите жить вечно. Первым пятидесяти покупателям бессмертие продадут за полцены. А если вы приведёте с собой трёх родственников, то ваше бессмертие обойдется вам бесплатно. Правда, так ли вы любите своих родных, чтобы привести их сюда?…Врач делает мне знак, и я сажусь на предложенный стул. Доктор нажимает несколько кнопок и от стены отделяется небольшой робот-врач. Он подъезжает ко мне, однако не спешит приступать к работе. Врач сначала осматривает мою руку сам.‑ Так, лучевая артерия в порядке. Реплантация мышечной ткани прошла успешно. Кислородное голодание в норме. Сосуды функционируют. Атрофии мышц не наблюдается.
Я доезжаю к Вару в течение часа. Он живёт в дальней части трущоб. С видом на соляные копи. Здесь воздух как будто морской, лечебный. Именно в этих соляных шахтах советуют чаще бывать жителям Горы. Так они прочищают свои лёгкие, лечат бронхиальную астму и туберкулёз. Там они оставляют свои деньги и болезненные симптомы. Условия в соляных шахтах и впрямь замечательные. Воздух в них так насыщен солью, что пациенты перед посещением надевают специальный костюм с капюшоном, чтобы защитить кожу и глаза. Но всё это можно вытерпеть… Во-первых, жители Горы и так почти полжизни проводят в закрытых костюмах, скафандрах и респираторах, а во-вторых, микроклимат, который царит под землёй, действительно, уникален. Его просто невозможно воссоздать на поверхности. Как говорит Вар: «Соль – это один из наиболее эффективных «безмедикаментозных» природных элементов профилактики целого комплекса заболеваний», и потом добавляет, что «профилактика заболеваний – первый шаг к выздоровл
Я лежу в медицинском блоке один. Палата чистая, в ней нет запаха. Она словно дистиллирована, вычищена от бактерий и всего знакомого. Она пустая, как и я сейчас… В ней только камеры в каждом углу и небольшой микрофон возле моей кровати для связи с медперсоналом. Моя рука крепко перевязана. Надо мной хорошо поработали медики. Я практически не чувствую боли. Лишь лёгкое покалывание в плече – это от анальгетиков. Рука практически не двигается. Однако, учитывая, в каком она была состоянии, лёгкое движение пальцами и вообще хотя бы минимальная чувствительность – это уже большая победа. Спасибо Полу – его яд спас меня… Я щёлкаю пальцами по микрофону – в палате из встроенного динамика в кровати сразу же раздаётся приятный женский голос. ‑ Мистер Вайлдар, как вы себя чувствуете? ‑ Как рок-звезда, блин, ‑ я облизываю пересохшие губы, во рту ни капли жидкости. Я словно провожу песком по наждачной бумаге. Мне кажется, что сейчас я бы всё отдал за глоток обычной п