3

Гуэнь чувствовал погоню. Как тупую ноющую боль, которую можно терпеть, от которой можно отвлечься. Но все равно она как камень в обуви: на каждом шаге приходилось морщиться. А остановиться и вытряхнуть нельзя.

А еще он чувствовал себя свободным. И это было важнее погони. И вообще важнее всего. И Линь Си, наконец, рядом. Ее гнедой конь летел по пыльному тракту. И она летела. И шелковая накидка синим крылом неслась за ней. Гуэнь знал, что мать Линь Си - из рода синьзянских кочевников. Но одним этим нельзя было объяснить, откуда в изнеженной наложнице Внутреннего дворца, передвигающейся исключительно в паланкине, такая уверенная, умелая манера держаться в седле. Хищница, воительница… Женщина, ради которой… во имя которой…

Линь Си поймала его взгляд и улыбнулась. Она тоже знала о погоне. Но радости в ней было больше чем страха. И любви больше.

- До заката нам нужно достичь гор, - Гуэнь постарался сказать это громче перестука копыт.

Она кивнула.

- Ты продержишься без привала?

- А ты? – отразила она с насмешкой.

Сяо Гуэнь хмыкнул и снова дал волю коню. Вороной Тайфен охотно пустился в галоп, и пришлось немного сдержать его прыть: путь предстоял не близкий. Линь Си не отставала. Где-то далеко впереди густел темнеющей синью заветный хребет. А вместе с ним мерцала надежда. Если не заблудиться в тропах, ведущих к перевалу, и перейти горы, то можно спрятаться в Западной Вэй. А еще лучше - двинуться дальше на юго-запад. Тогда шансы их найти совсем небольшие. Предать императора, страну, семью… Неслыханно. Но почему так легко и свободно?... Наверное, потому что правильно. Да и предал ли я… А если предал, то не большее ли предательство закрыть для себя небо. Прав мастер Бао – любовь превыше всего. Залитые в чугунные формы правила Внутреннего дворца слишком тяжелы, чтобы следовать за ветром. Их нужно встряхнуть и развеять. Они похожи на комья окаменевшей глины. И сейчас мой Тайфен разбивает их в пыль. Лишь бы у коней хватило сил. Лишь бы хватило.

Развивающийся синий плащ Линь Си закрыл собой правый фланг. И все-таки, когда она успела освоить верховую езду… да так, что впору в гвардию брать. Женщина – загадка… Гуэнь вспомнил их первую встречу. Он с посланным эскортом встречал претенденток в наложницы из окраинных провинций. И хотя видеть лица будущих спутниц императора категорически воспрещалось, за шелковыми драпировками он выхватил чей-то смелый взгляд. Как сладкой стрелой в сердце. И потом всю дорогу до столицы он снова и снова этот взгляд искал. Четвертый принц прекрасно понимал, что даже думать о предназначенных императору дочерях знатных семейств - уже преступление. Но заноза, вызванная глазами, вспыхнувшими из-под шелковых занавесей повозки, впивалась все глубже… Весь путь до столицы он изо всех сил старался выглядеть полным достоинства и величавого спокойствия, но постоянно вздрагивал от ощущения, что за ним наблюдают. И у него перехватывало дыхание и крыльями мотыльков щекотало кожу. Чтобы сосредоточиться, Гуэнь в уме перебирал суждения великого мудреца Кунцзы, но на десятом тезисе сбивался и возвращался к первому, шепча про себя слова и не чувствуя смысла. Потом он отбрасывал Лунь Юй и отважно бросался на И Цзин, но и этот классический труд растекался в тумане несобранности, и в конце концов Четвертый принц переставал о чем-либо думать и пусто смотрел на холку своего коня.

А потом он все же увидел ее на привале. Одна из служанок споткнулась и уронила ширму, за которой трапезничали будущие наложницы. И пока в возникшем переполохе пытались установить обрушившийся барьер, она прямо смотрела на него. Без смущения. Открыто. И эта открытость разрывала ему поясные ремни и туго стянутый ворот. Ему хотелось закрыться щитом, спрятаться, отвернуться… Но он тоже смотрел, не мигая.

Линь Си была настолько прекрасна, что самая непревзойденная каллиграфия не вместила бы совершенство ее линий и черт, самая дорогая бумага не передала бы бледно розовую палитру оттенков ее кожи, ни один лепесток пиона не посмел бы оспорить нежность ее щек…. И все это за мгновение. Ширму водрузили на место, а он все так же смотрел сквозь. Не шевелясь. Не дыша.

А за ширмой трелью колокольчиков звенел смех.

Потом он видел ее на приеме у отца. Император не скрывал благосклонности к новой наложнице. Ее ранг был стремительно повышен на две ступени. Ей выделили отдельный дворец, и сын неба, отправляясь почивать, неизменно вытаскивал ее табличку. И она служила ему каждую ночь. И шептались, что очень искусно. Поэтому очень скоро состоялась церемония награждения новым титулом. Линь Си стала императорской наложницей майского цветения. А весь гарем, включая императрицу, сочился ядом. Бывало, даже сам владыка не мог спасти свою фаворитку от смертельных укусов наперсниц. Очень рискованно было забирать на себя все внимание императора. Весь смысл существования многочисленных царских жен сводился к ночному визиту господина. Присутствие господина на одном и том же ложе более двух-трех раз подряд нарушало хрупкий баланс внутреннего дворца. Но Линь Си бесстрашно завладела душой и телом Сяо Гуэлиня.Несколько попыток других наложниц поставить удачливую новенькую закончились жестоким наказанием заговорщиц. Линь Си казалось чувствовала толщину льда, под своими ногами и уходила от тщательно расставленных ловушек.

Потом они увиделись на ежегодной осенней охоте. Почти месяц император гостил в своих богатых угодьях. Пять тысяч гвардейцев, армия евнухов и слуг, штат чиновников различных рангов, принцы и принцессы… И наложница майского цветения. Правда, чтобы уважить министра церемоний, Гуэлинь взял с собой императрицу и двух супруг - благородную и талантливую. Но даже последняя служанка понимала, кто будет истинной хозяйкой ночного шатра.

Линь Си в охоте принимала непосредственное участие. Она не была субтильной слабой девицей. Скорее стремительной рысью. И стреляла из лука на скаку, как заправский воин. Император не скрывал восхищения и восторга. Он сыпал милостями в ее адрес: каждый день посланные курьеры доставляли подарки из столицы. Надменные жены кусали губы, растягивая их в притворные улыбки, но им приходилось отвечать на вежливые приветствия младшей по рангу. Линь Си знала себе цену, но не позволяла ни малейшей непочтительности. Впрочем, это не спасло ее от коварных покушений. Сначала ее пытались отравить. Но Мао Цинь – главная помощница императорской наложницы, как раз в тот день проверяла поданные кушанья серебряной иглой. Когда она ткнула в кусочек жареного мяса добытого оленя, кончик иглы тут же потемнел. Узнав об этом, Гуэлинь пришел в ярость. Все работники кухни и разносчики еды были взяты под стражу. Под пытками одна из служанок призналась, что подсыпала в мясо мышьяк.

- Я сама! Это я все сама, - причитала она, пытаясь увернуться от раскаленного железа. - Никто не приказывал мне!

Дотошный чиновник министерства наказаний Лю Бай понимал, что пойманная служанка всего лишь марионетка, но добиться нужных показаний так и не смог. Служанку обезглавили, дело закрыли. А через пару недель кто-то подрезал подпругу у седла белой кобылицы Линь Си. А на утро, она, преследуя загнанного зайца, вдруг почувствовала расползающуюся под собой сбрую, и бегущая галопом кобыла уже почти сбросила всадницу со спины, как рядом оказался Сяо Гуэнь. Принц сразу понял, что сейчас может произойти, и, мгновенно поравнявшись с несущейся лошадью, буквально перехватил уже валящуюся набок девушку.

Потом он часто вспоминал это мгновение. Ее распахнутые, но совсем не испуганные глаза. Ее пальцы, инстинктивно сжавшие его предплечья, разлетевшиеся волосы… И мгновение не заканчивалось. Мелькали деревья в обрамлении лесной тропы, небо разметало клочья утреннего тумана и заполняло пространство синевой. Стучали копыта, что-то взволнованно кричали сопровождающие. Четвертый принц ничего не видел и не слышал. Он только чувствовал крепкую хватку ее рук и видел собственное отражение в темно-зеленом мире немигающих глаз.

Император приказал провести тщательное расследование. Казнили двух конюхов. Но истинного виновника опять так и не нашли. Сяо Гуэлинь рвал и метал. Но императрица с супругами так рьяно изображали искреннее возмущение произошедшим, так настаивали на продолжении расследования… Шатер Линь Си окружили кольцом гвардейцев, вся ее пища тщательно проверялась. Кроме самых доверенных служанок к ней мог входить только император. И конечно, никакой охоты и никаких коней.