Novels by Дмитрий Гарянин

Пират вздрагивал в ногах, досматривая свои собачьи сны. Леонид Дмитриевич посмотрел на часы, взял телефон и покрутил его в руках. Поборол искушение позвонить сыну. Все равно он скоро будет здесь. А вот оно что… господин Белов. - Алло… - надтреснуто проскрипела трубка. - Здорово, старый хрыч, - Игнатьев специально состарил голос, включаясь в давно придуманную ими игру. - От хрыча слышу, - Мда, переигрывает Ванечка. Больше на Бабу Ягу похоже. – Ты опять выглядишь лучше, чем я? - Ваня, я всегда выгляжу лучше, чем ты. - Яблоки там свои молодильные жрешь, небось? – проворчал телефон. - А как же. Жру. Ты бы приехал, я б и тебе килограмм отсыпал. - Ох, Леня, пока до тебя долетишь, яблоки уже не спасут. - Ты еще оперируешь? - Нет. Увы. Руки дрожат. Попытался в прошлом месяце, но все ассистирующим отдал. В расход меня, Ленечка, пора. - Так вот и приехал бы, если ничего не держит. Чег

Девяностые… И великие, и ужасные. Леонид Дмитриевич поморщился, словно пробуя на вкус перебродившее время. С его гипертимезией это было не трудно. Он помнил каждую минуту этих лет. Впрочем, он вообще все помнил. Когда страна начала сыпаться, Леня уже устал от школы. Он выговорился, опустел, ловил себя на формальном отношении. Его стала тяготить дополнительная нагрузка: все-таки вести четыре предмета на протяжении десяти лет оказалось непросто. Он раздражался на уроках, необъективно ставил оценки… Он потерял что-то ценное. Еще какую-то часть себя… Это было объяснимо по-человечески. Звезды больше ничего не рассказывали ему. И он перестал понимать тот самый язык, которому учил. Марья Андреевна его долго не отпускала. Встала грудью на входе. Или правильнее сказать, на выходе. Но и Марья Андреевна уже была не та. Она ведь все видела. А все трещало по швам. Кооперативы, товарищества… Иван Васильевич Кривонос, почуяв новые веяния, резко вспомнил о

Она повозилась, включая аудио систему, наконец справилась, набрала нужную строчку в меню, и потом ее легкие шаги отозвались на лестнице. Веранду заполнили чистые, как звон хрустальных колокольчиков, женские голоса. Звучало вступление Super Trouper его любимой АББЫ. Леонид Дмитриевич расслабился и стал смотреть как невидимый ветер под музыку торопит высокие облака. Он вспомнил Агнету Фэльтског, с которой они нежно дружили уже много лет. Вспомнил, как в свой последний визит, они вальяжно гуляли по набережной Стокгольма, и она без конца удивлялась его безупречному шведскому. Она всегда удивлялась. - Какой же ты русский, Ленни?! Ты настоящий швед. Ты говоришь на шведском лучше, чем я. А он слушал ее голос и понимал, что тот ничуть не изменился с той поры, когда она с ума сводила весь мир. И вместе с миром – и его. И Игнатьев говорил ей об этом, а Агнета улыбалась. Только немножко грустно. И тут он снова вспомнил Светлану, и где-то внутр

Утро выдалось погожим. Обычно после ночного дождя сам воздух казался родниковым. И невидимки птицы пели о чем-то своем птичьем, легкомысленном. На обозримом пространстве сада, напиваясь обильной росой, тянулись к солнцу ромашки, пионы, ирисы, драцены… Свои посильные нотки в общее благоухание вносили тимьян и клевер. И еще десятки сортов и видов, названия которых Леонид Дмитриевич никогда не старался запомнить. И щедро приправленное светом синее небо с легкими мазками перистых облаков удивительно шло этой разномастной зелени. И сад представлялся идеальным безмятежным миром, в котором нет ничего некрасивого и чужого. Игнатьев сидел на распахнутой витражной веранде и маленькими глотками с наслаждением пил кофе. Элли готовила удивительный кофе. Какой-то свой фирменный рецепт. И круассаны удались. Пекла она тоже сама. Любое дело у нее спорится. И в кого она такая, мастерица. Еще бы недельку другую погостила. Так ведь не сидится ей на месте. И вот тут – вылитая мать. Шило в одном

Света подарила ему электробритву с плавающими лезвиями. Она вся светилась, когда вручала ему коробку. Четыре_пи, смущенный и радостный, узнал о предназначении подарка и чуть не захлебнулся от благодарности. Он контролировал растительность на лице функциональным меню, а теперь непременно будет бриться. Это же так здорово, елозить по щекам незатейливым прибором, пусть донельзя простым, но все же с признаками эргономичности. Как Ваня Белов или Иван Денисович… Такой подарок… Он же от всего сердца. Так приятно… И Светлана лучится, словно это ей что-то подарили. Четыре_пи встрепенулся. Кинулся на веранду, где висело пальто, порылся в кармане и достал тот самый дефицит из сельпо. В отличие от духов «Наташа», «Ландыш серебристый» ценился высоко. Как заверила продавщица, запах почти французский, только ландыши. Вы нюхали ландыши? Нет? Неужели никому не дарили майских цветов… Да вы что, с луны свалились что ли? Берите, берите, не думайте! Кусочек Парижа в нашем захолустье… ах, Париж…

11.30 вечера. Успел. Пират радостно тявкнул и полез гладиться. Ах, чертяка, забыли про тебя с этим праздником. Давай, давай свое ухо. Хороший пес, умный пес, ведь знаешь про цепь, но ее не видишь совсем. Только чую, что грустно тебе бывает. Тоскуешь, брат. А в холодном космосе тоже тоска. И тоже цепь и конура. Сейчас расстегну тебе ошейник. Такая вот она свобода. Но ты сразу не поймешь. Потом когда-нибудь. Пес ласково заскулил, не желая отпускать треплющую ладонь, но Четыре_пи прощально сжал его мохнатые скулы и отпустил. Оттряхнул брюки и пошел к дверям. Сорокины смотрели телевизор. Шел какой-то веселый фильм. Четыре_пи уже знал, что этот жанр называется «комедия». С юмором у него не клеилось, поэтому он доверял реакции других людей. Если смеются, значит «комедия». И не важно, что сам разведчик при этом видел на экране лишь повествовательные эпизоды. И чего они хохочут, прямо до слез…, - недоумевал бывало Четыре_пи и списывал все на чужеродность своего восприя

Я снова жил в нашем доме. Я сделал в нем ремонт, и теперь дом уже не выглядел как нагромождение палаток. Скорее он напоминал просторную заимку с элементами туристического экипа. Много копался в огороде, садил все новые и новые культуры. Земля родИла отменно, и я совсем не голодал. Тем более, и рыба так и норовила попасться мне на крючок. Я изобрел десятки способов копчения и вяления. В моем распоряжении был щедрый солончак в двух часах пути. А насчет сладкого я договорился с пчелами. Они рассказали, как осторожно извлекать соты из диких ульев. Пушок, по завещанию Лины, тоже не забывал: делился плодами своей успешной охоты. А однажды я увидел его с тигрицей. Он счастливо мурлыкал, а подруга терлась головой о царственное плечо. Значит скоро котята. Как славно. В рейды я ходил по необходимости. Теперь мне не нужен был снежный понедельник, чтобы выйти к людям. Я мог делать это в любой день. Поэтому бессовестно воровал у наивных туристов все что желал. С особым тре

К полудню следующего дня я стоял у памятного тригонометрического знака. Безветренная ясная погода как нельзя лучше подходила для любования видами вокруг. На горизонте синей акварелью переливалось море. Высокое небо, полупрозрачно смешиваясь с ним, заливало вышний фон сверкающей бирюзой. Внизу стелился еще зеленый, с легкими золотистыми крапинками, хребет. На вершине было достаточно людно. Счастливые восходители шумно обсуждали подробности похода, фотографировались, перекусывали, отдыхали. Я уселся немного в стороне, выбрав место максимально возможного уединения, и бездумно смотрел на раскинувшийся по склонам дышащий лес. Я был спокоен и отстранен. Кончики пальцев ловили вибрации Синей горы. Где-то в таинственной чаше, гордо запрокинув внушительную корону рогов, стоял на страже юных важенок выросший Бэмби. Старый волчий вожак, медитируя на дне логова, искал преемника. Бесшумной тенью скользил к метному дереву могучий Пушок. Искрилась серебряными всполохами речк

В этот раз я не пошел вниз по реке. Теперь я точно знал, куда идти. Направления четко пульсировали цветными пунктирами где-то далеко за радужками моих глаз. Я выбирал зеленое. Да, мне передалась эта способность Лины. И я принял этот дар, как должное, не удивляясь, словно обрел права наследства. Лес теперь лежал как на ладони, я видел его разные проекции, мог прокручивать расстояния, смотреть сквозь барьеры и преодолевать пустоту. Тайга становилась дискретной и различимой. Каждое дерево стояло на своем уникальном месте и проживало только свою особенную и неповторимую жизнь. И все живое одухотворяло видимое и раскрывало возможности. Снег уже растаял. Но я не замечал мокрых ног и усталость. Я шел по широкой дороге цвета ее глаз. Дыша полной грудью. Широким уверенным шагом. Когда на ветках стали попадаться тряпочные флажки, я просто отметил сие как факт. Теперь я точно знал, где вершина Синей горы. До сумерек я останавливался лишь дважды, чт

Я проснулся и сразу понял - все кончилось. Долго, очень долго, тупо сидел, ощущая замораживающую бесконечную пустоту. Потом очнулся и откинул одеяло. Она лежала, безмятежно сомкнув веки. На кончике заострившегося вздернутого носа никак не могла растаять капелька росы. - Все хорошо, Лина, - сказал я. - Теперь тебе совсем не больно. Снаружи шел снег. Все как в то самое памятное утро. Я даже не удивился, увидев неторопливое безветренное падение тяжелых пушистых хлопьев. Время сдвинулось. Но теперь я не спешил. Примерно в пятидесяти метрах от дома на небольшом пригорке росла красавица пихта. Древняя, с бархатной корой, в четыре обхвата моих в меру длинных рук. Протоптав по снегу узкую дорожку, я освободил пространство у бурого основания ствола, взял штыковую лопату и принялся остервенело копать. Земля под снегом была мягкой и податливой, и довольно скоро образовалась яма нужной длины и ширины. Я отдышался и вернулся в

На следующее утро жар несколько спал. Но лучше не стало. Словно температура испарила все оставшиеся жизненные соки. Я помог ей подняться, проводил, поддерживая, до туалета. От любой пищи Лина отказывалась. Выпила чаю, потом попросила чистой воды. Ее кожа пожелтела и высохла. Только глаза все еще светились своим уникальным таежным цветом. И за эти глаза я цеплялся как за соломинку, будто еще надеялся, что все пройдет. Но она умирала. И я это знал. Чтобы как-то отвлечься, решил сходить в рейд. Закинул на спину маленький рюкзак, удостоверился, что девушка спит, и тихонько вышел. В лесу было влажно и туманно, но привычные маршруты я уже мог пройти с закрытыми глазами. Мое ориентирование, может и не достигло высот Лининого всевидения, но уже позволяло держаться привычной тропы даже при отсутствии видимых ориентиров. Чувствовал я себя пришибленно и отвратно. Но какая-то часть сознания безошибочно вела меня между деревьями, заставляла осматрива

Но утром чуда не случилось. Я проснулся от шума полоскающей крышу воды. Вчерашнее умиротворение съежилось и завяло. Вместе с влажным липким воздухом, который собрался над полом, конденсатом осели тоска и тревога. Я нехотя выбрался из спальника и подобрался к Лине. Сразу поймал ее прерывистое неровное дыхание. Еще не дотронувшись до лба, почувствовал пылающую кожу. Сел рядом, обнял колени и стал потихоньку раскачиваться из стороны в сторону. Да, чудес не бывает. Даже в заколдованном месте. Глупо было надеяться. Что делать, что делать... Весь мир истончился до жаркого тремора. Где-то над тонкой лодыжкой, спрятанной под одеялом, расправляла объемы зловещая черная дыра. Через некоторое время Лина проснулась. Я приподнял ее и поднес к запекшимся губам кружку. Она сделала несколько длинных глотков и сжала мою руку. - Я знаю, - в ее воспаленных глазах все еще сверкало зеленое пламя. - Дела у меня неважные.

На углу дома, бликуя дрожащей амальгамой, отражая тени мостовой, притягивая ломаные лучи солнца, дверью в отраженный мир, сверкало зеркальное окно. Огромное, в два человеческих роста. Чужое, в старом граните исторического проулка. Вызывающее, в низкоэтажном пространстве вычурных стен. Они неслись к нему как к свету. И, поравнявшись, заглянули в мерцающую изнанку.Вадим, не веря, протянул левую руку… Девушка, в лазоревом шелке, тонкая и раскосая, синхронно приблизила белую ладонь. А рядом ахнула Вероника, вписываясь в оскаленного дракона, спиралью вьющегося на груди широкоплечего воина. На какой-то миг зеркало словно схлопнулось, и стало страшно развидеть исчезнувшую картинку, но в отражении соседнего дома проступили акварельные сгустки скального камня и проваливающийся прозрачными струями родник… И два журавля. Совсем рядом. Неслись вниз в зеленую, с белой пеной, воду. Падали.- Нет!!! – закричал он.- Нет!!! – вторила она.И пришлось взмахнуть руками, набира

Волосы подобраны в высокий шиньон, сверху скреплены золотой заколкой в форме лотоса, а спереди украшены свисающими бусинами жемчуга. В мочках ушей причудливые серьги. Полные губы подкрашены красным воском. Шелковый ханьфу тончайшей работы. Рисунок точеных пальцев чист и изыскан.- Госпожа сегодня особенно прекрасна, - Мао Цинь закрепила в ее причёске последнюю шпильку. - Его величество наверняка опять укажет на вашу табличку.На безукоризненно отполированном бронзовом диске мелькнула совсем лёгкая улыбка служанки. Тень неуловимой фальши. И в голосе будто лишняя капля патоки. Интересно, подумала Линь Си, чем они купили тебя... Или может напугали. Ведь ты со мной с самого детства.Ей хотелось выдернуть шпильку и вонзить в неверное горло. И смотреть в глаза, наблюдая как вместе с жизнью истончается предательство.Но в зеркале солнечные блики на умащенной коже. И спокойствие.- Его величество должен заботиться о мире во Внутреннем дворце. Его благоскло

Вадим посмотрел на часы. До самолета оставалась еще куча времени и совсем не улыбалось впустую торчать в аэропорту. А значит еще можно просто побродить по городу. Погода к этому располагает. Да и исторический центр с его ухоженными отреставрированными улицами – не самая плохая декорация для прогулки. Он сдал ключи, попрощался с портье и вышел из уютного лобби отеля.Все же май прекрасен. Финал удачной командировки, ясное безоблачное небо, щебет довольных птиц, витающие запахи сирени, открытые ноги женщин и ощущение чего-то нового, свежего, полного жизненных сил… Необъяснимого, трепетного. И даже серая брусчатка мостовой сияет после вчерашнего дождя. Ты легко идешь навстречу цветущей весне. И хочется Быть. Хочется Жить.Он решил пройтись по бульвару до набережной, но привлеченный звуками живой музыки, свернул на местный «арбат» и внезапно завис перед квартетом молодых исполнителей. Они увлеченно, почти не обращая внимания на собравшуюся публику, искусно играли что-то ор

- Прости меня, Гуэнь, - она нежно коснулась пальцами его щеки. – Я чуть не отказалась от своего обещания. Я чуть не отказалась от тебя. Я слабая. Я бесполезная.- Ты любимая… Ты моя…Небо окрасилось цветами красного золота. И солнце сверкало остывающей в облаках отлитой монетой. И лотосы внизу отсвечивали отраженным закатом, и вся поверхность озера мерцала медными всполохами.- Они скоро закроются, - сказал принц. – Нам нужно успеть.-Почему все прошло так быстро, - она прижалась к его груди. – Почему даже лотосы торопят нас.-Когда-нибудь потом у нас будет столько времени, что его хватит не на одну жизнь.- Я знаю. Но все-таки хотелось бы воспользоваться им сейчас.- Мы немножко не успели.- Да. Но мы сделали все что могли, правда?Принц не ответил. Посмотрел в сторону неподвижных гвардейцев. Кивнул. Вей Фен закрыл левый кулак правой ладонью и поклонился. А Линь Си освободила волосы, и, размахнувшись, бросила вниз нефри

Они настигли их, когда до ровной земли оставалось не больше 300 чи. В этом месте склоны горы круто уходили вниз и заканчивались отвесной стеной, омываемой водами живописного озера. Чуть ниже той площадки, на которой очутились беглецы из расщелины в камнях бил родник. Тугая наполненная струя низвергалась в озеро, создавая на его поверхности красивый узор белой пены.Сяо Гуэнь скоро понял, что более пологого спуска к долине здесь нет, что предстоит снова подняться, чтобы найти подходящую тропу, ведущую в подножью. Но гвардейцы командующего Вея уже отрезали им путь. Сначала на уступ спрыгнул один, потом другой, а потом их стало слишком много.- Смотри, Линь Си... Там внизу лотосы, - Четвертый принц указал на почти парящие на зеленой глади белоснежные кувшинки. Распустившиеся подобно крыльям-рукавам лепестки ловили свет послеобеденного солнца. Безмятежно. Бесстрастно.Девушка повернулась к медленно подступающим гвардейцам спиной и подошла к краю обрыва. И долго, не

Они наскоро перекусили остатками риса, снарядили отдохнувших лошадей. Подступы к хребту еще позволяли ехать верхом, и как только Сяо Гуэнь и Линь Си тронулись, ощущение близкой погони снова завладело ими. Даже казалось, что уже слышен частый тяжелый топот гвардейских скакунов.Но вскоре тропа круто устремилась вверх и пришлось спешиться. Взбираться в седлах по скользкой круче оказалось совершенно невозможно. Даже вести животных под узды было непростой задачей. Они продвигались непростительно медленно, но понукать спотыкающихся коней совсем не хотелось. Слишком многое зависело от их целых ног.А когда туман растворился под набирающим силу солнцем, и над беглецами высоко нависли вершины хребта, стало ясно – лошадей придется оставить. Где-то они свернули не туда, и верховой путь через горы остался в стороне. Возвращаться вниз на его поиски не было времени. Четвертый принц прижался лбом к могучей шее Тайфена и погладил его по густой гриве.- Прости, брат… Дальше наш

Через две недели Турбинин взял отпуск. День он потратил на сборы, а на следующее утро выехал в том самом направлении.Заветная бухта встретила его свежим ветром и синим морем. Песчаный пляж был пуст. Сережа вспомнил ориентиры, где ровно год назад он ставил палатку и организовал лагерь практически в том же месте. Перед сном он хорошо погулял от мыса до мыса. С аппетитом поужинал и лег спать пораньше. Поначалу он долго ворочался, но мир за пологом палатки был терпелив и безмятежен и в конце концов убаюкал его.- Когда я говорила, что тебе идет борода, я не имела ввиду бородищу Ивана Грозного.- А разве она так выросла, - испуганно потрогал себя за щеки Сережа, и тут же встрепенулся. - Лена! Я сплю, да? Ты наконец то мне приснилась. Сколько я тебя ни умолял, ты ни разу, ни разу…Он обнял ее и сильно прижал к груди.- Я знаю, милый… Я столько раз хотела присниться, но не могла.- Почему ты так внезапно исчезла?- Разве это я исчезла? Это я проснулась, тогда в па

Наступивший май был удивительно погожим. Что ни день, то солнце и тепло. Турбинин, не торопясь, шел на работу и чувствовал, как под лучами солнца, окружающая плотная серая грусть становится прозрачной и светло лиловой с оранжевыми бликами. Ему вдруг захотелось долго-долго гулять по лесу, дышать полной грудью и слушать возвращающихся птиц… но лес был полон клещей, а рабочий день начинался через пол часа. Поэтому он свернул в знакомый сквер и медленно побрел по тихой аллее, ни о чем особенно не думая и даже почти не тоскуя. На привычном месте Сережа увидел китайца сапожника. Рядом, закинув ногу на ногу, сидела молодая женщина. Мастер, судя по всему, возился с ее туфлей. Турбинин сел рядом на расстоянии, которое выглядело приличным, взглянул на профиль женщины, потом на ее разутую ступню и неожиданно для себя спросил.- Каблук?Она встрепенулась и несколько испуганно посмотрела на него. Потом проступили смущение и легкий интерес.- Да… представляете, сломался. А туфли толь

Он почти не помнил дорогу до города. Кто-то вместо него управлял машиной. Кто-то остановился перекусить и купил пирожок с творогом. Кто-то пил сладкий кофе в пластиковом стаканчике…- Знаешь, если бы не ты, я бы сбежала куда-нибудь.- И куда?- Не знаю. Я ведь никогда не сбегала. Наверное, куда-нибудь далеко. Чтобы никто не нашел.- Даже я?Тогда вместо ответа она поцеловала его. И вот, все-таки сбежала. Исчезла. Сейчас в каждой ее фразе он искал скрытый смысл. И не мог найти ни одной причины, по которой остался один.Домой Сережа приехал поздно. Уже темнело. Некоторое время, так и не переодевшись, он неподвижно сидел на диване. Потом достал телефон и снова позвонил ей и снова услышал, что номер не существует. Так не бывает, подумал он и отключился.Утром чуда не произошло. Турбинин проснулся в той же позе что и заснул. В одежде, пропахшей дымом, морем и потом. Без нее.Работа была его последней надеждой. Зайдя

Наутро он проснулся один. Ее не было в палатке. Исчезли ее рюкзак и сумка. Пропали резиновые вьетнамки. На подушке он не нашел ни одного ее волоса. Сережа понял, что он все еще спит, потому что так не могло быть. Он бил себя по щекам и чувствовал боль. Он громко звал ее по имени. Но она не возвращалась. Ее словно и не было.Сережа, бросился к машине. Ключ лежал у него в кармане. Незаметно забрать его, а потом положить обратно – это нужно быть Коперфильдом. Он помнил, что в салоне оставалась ее теплая куртка, резиновые сапоги… Но ничего этого Сережа не нашел.Он ошеломленно посмотрел на походный столик, где они вчера после ужина оставили посуду. Там стояла его миска и кружка. Одна кружка. - Лена!!! – в отчаянии заорал Турбинин. – Где ты?!Он исступленно побежал по пляжу. - Лена!!! Не может быть. Этого не может быть. Я помню ее запах, помню ее прикосновения, помню ее смех, я все помню. Сережа остановился и увидел свои следы. Он вернулся к палатке и

Прошло несколько дней. Вечером перед отъездом Турбинин разжег большой костер. Они приготовили оставшиеся продукты, разлили по кружкам последние капли вина.- Ну, за отдых! – сказал Сережа.- Да. Пожалуй, это был лучший отдых в моей жизни.- Нам очень повезло с погодой. Все время солнце. Жаль вода еще холодная.- Мда, голышом в лунной дорожке мы с тобой так и не искупались.- Приедем, в душе искупаемся. Только луну придется вообразить.- А еще романтик, называется. Ладно, у меня тоже есть тост. У тебя там хоть глоток остался?- Да.Лена посмотрела ему в глаза. В ее взгляде отражались наступающая ночь, языки пламени и еще что-то нерассказанное и тайное.- Я хочу выпить за моего мужчину. Нет, нет, молчи, – предупредительно воскликнула она, почувствовав, что он собирается ее перебить. – Да, за моего мужчину. Я тебе сейчас кое-что расскажу. Чуть больше года назад я устроилась на работу в вашу компанию. Первые дни я ужасно тупила, и Сан Саныч мне сделал неск

- Боже, какое небо! Так редко приходится смотреть вверх… А там целая вселенная.- Двести тысяч миллиардов звезд только в нашем Млечном пути.- А где твоя звезда?- Ее отсюда не видно, но ориентир вон там… - Турбинин протянул руку. – Видишь две яркие точки? Это Кастор и Поллукс главные светила Близнецов. Поллукс ниже. Вот если от него лететь еще пару тысяч световых лет, как раз упрешься в мое солнце.- Долго же ты сюда добирался.- Всю жизнь.- Вот ты так серьезно об этом говоришь, что я прям верю.- Может быть потому что это правда?***- Я все хотел спросить. А ты была замужем?- Да. Выскочила в 20 лет. Дура была совсем.- И что?- Разные мы просто оказались. Совсем разные. Три года помучились и разбежались.- Ну а потом как?- Потом за ум взялась. Учебу закончила, работать начала. Еще пару раз встречалась. Один из них вроде серьезно. Но ничего не получилось. Так и живу одна с кошкой. Как говорят, сильная и независимая женщина.- Но тепе