Глава 4

И всё-таки разум возобладал. Я отстранилась, снимая его руки с собственных плеч:

– Я не твоя поклонница.

Ветер изумления в тенистой зелени взгляда, улыбка, как пропуск в новый уровень проникновения за радужки. Финн наклонился надо мной. Я повернула голову и обнаружила на комоде стиля Людовика Четырнадцатого бюст Нефертити с инкрустированными глазами на искусно раскрашенном гипсе. Какой шикарный!

– Нравится? – Финн проследил за моим взглядом с хитрой улыбкой.

– Изумительная подделка!

– А если настоящая?

– Нет, – хмыкнула я. – Оригинал хранится в Берлинском музее.

– Точно знаешь?

– У настоящей левый глаз белый, как бельмо, а здесь присутствуют оба.

– Так живее. Но живая лучше. – И вдруг коснулся нежно моих губ.

Волна электричества и тёплой дрожи отозвалась в теле на прикосновение. «Настоящий...» – пропели мои губы в ответ, ощутив будто узнанную сладость. Его. Не чужого.

– Так лучше? – спросил он шепотом в мои губы.

Зачарованная, я посмотрела на него.

– Да, но я с незнакомцами не целуюсь.

– Но ты пришла...

– На кастинг. И на самом деле, я люблю рок и Баха.

Он хмыкнул. Уязвлён? Кажется, да.

– Как тебя зовут?

– Дамира. А как зовут тебя?

Финн удивился, и в его глазах золотыми искрами вспыхнуло любопытство.

– Ты не можешь меня не знать.

– Но...

– Не смотрела Мегахит? Песню года? Новый год на Первом? Нет? Ты – одна на миллион! Ладно, я Макс Финн.

– Возможно, где-то я тебя видела...

– Радует, Дамира. А знаешь, мне нравится твоё имя! Очень звучное.

– Спасибо, – улыбнулась я. – Это приятно.

– Но вот теперь мы знакомы, не правда ли?

– Да...

Он подался вперёд, захватил мои губы с нежностью и напором, обрушился, как ураган, и оттолкнуть его не получилось. За моей спиной оказалось тёплое дерево стены. Его руки на моей талии, на шее, в волосах... Реальность вспенилась пузырьками в голову. В щель приоткрытых ресниц показалось, что за его плечами брезжит серебро воды и золото песков. Шаги за дверью совсем рядом. Остановились. Послышалось отрывистое, как азбука Морзе: тук-тук-тук.

Мы оторвались друг от друга. Я очнулась, понимая, что несусь без тормозов на сумасшедшем дрифте, а впереди, возможно, пропасть? Я же не знаю его! Финн отмахнулся от того, кто был за дверью, и погладил меня по щеке.

Шаги начали удаляться.

Удовлетворённый, Финн подмигнул. Я разглядела золото тиснения на обоях и гладь громадного зеркала на стене напротив, показалось, что оно прозрачное лишь с одной стороны, как в детективах. Неприятное ощущение, что на нас действительно смотрят, коснулось лопаток.

– Здесь есть кто-то ещё? – едва слышно спросила я.

– Нет.

Он обвил меня руками и заглянул в глаза.

– Только я и ты. Здорово, да?

Как же мне нравится его запах! Хотелось касаться, словно влюблённость — это потребность чувствовать кожей. Но нельзя же так сразу! Наверное нельзя... Но что это между нами, если не химия?

В ту же секунду с интервалом в мгновение зазвонили оба наших телефона. Финн с раздражением достал свой из кармана джинсов и отбил звонок. Мой продолжал настойчиво и громко бить по ушам Токкатой и фугой ре минор из обронённой на пол сумки.

– Это Бах, – сказал Финн и поднял сумочку с ковра.

– Я знаю.

Он без обиняков достал торчащий из кармашка мой мобильный. Тот прекратил звонить. И из-за двери рявкнул мужской голос, словно поджидал:

– Севка, через пять минут едем в студию! Пять минут! Понял? Или мы опоздаем на запись с этими хреновыми парижскими пробками!

Шаги удалились окончательно с генеральским акцентом подошв.

– Севка?

Мне стало неприятно, хоть поцелуй и не давал мне никаких прав. Но зачем мне псевдоним?

Я отшагнула к дверям и подхватила сумку.

– Ладно. Мне надо идти, – поспешно бросила я. – Отдай мне мобильный.

Тот сощурился. Набрал без обиняков с моего телефона номер, и его телефон в кармане отозвался самым обычным звонком.

– Теперь не потеряешься, – сказал Финн.

– Я могу поменять номер.

– Ты не станешь. – Он вернул мне гаджет.

Да, чёрт, он прав, не стану. Французскую симку мне подарил Франсуа, а на русскую успел позвонить дядя и за одну минуту выговора стереть со счёта все деньги, как корова языком. Я взялась за ручку двери.

– Приходи вечером, – сказал Финн.

– Я занята.

Попросит ещё раз? Хотелось поднять планку, повысить собственную значимость, иначе к чему это приведёт? Он звезда.

По краям от двери красовались стилизованные под Египет папирусы в рамках. Прекрасная возможность сменить тему.

– Почему здесь всё о фараонах? – спросила я, оборачиваясь. – И знак Гора на цепочке у тебя на шее? Любишь древний Египет?

– Возможно, я не Макс Финн? – с хитрой полуулыбкой ответил он.

– Ясно, что ты не Макс, а Сева. Всеволод, Евсей, Северин?

– Это не имя.

– Имя. – Я отметила бюст фараона в высоком царском головном уборе на тумбочке с противоположной стороны от Нефертити. – О, и Эхнатон здесь.

– А как же иначе? – усмехнулся Финн.

Странный.

Он снова поймал меня в ловушку своих рук и пристальных глаз.

– Себастьян, – вдруг сказал он. – Моё настоящее имя Себастьян Бах. Не кривись. На самом деле, я не шучу. Мама родила меня в восемнадцать, когда была поклонницей Скид Роу. Себастьян Бах – так звали фронтмена её любимой группы. Как понимаешь, это имя в шоу-бизнесе уже занято.

Я закусила губу смущённо. «Я ему сказала, что люблю Баха? Вот так оговорка по Фрейду...»

– Красивое.

Он улыбнулся, как с экрана, и подмигнул.

– Но ты зови меня Финн. Я привык, и вообще подумываю о том, чтобы официально поменять имя в документах. И приходи утром.

«А почему ты не придёшь ко мне? Это выше достоинства звезды?» – царапнуло колкостью на моём языке, но произнести он не дал. Взял мои щёки в ладони и заглянул в глаза, вызывая опять то чувство узнавания. Коснулся губами моих губ.

От нежного мазка, словно беличьей кистью по холсту, мысли унеслись. Глаза закрылись, сознание замкнуло. Не знаю, кто из нас пил дыхание другого сильнее, пока с истерической настойчивостью не зазвонил мой телефон. Я оторвалась от Финна и поднесла трубку к уху.

– Где вы, Дамира? – послышался недовольный голос продюсера.

Глядя в блестящие глаза мужчины, покорившего полмира, полупьяного, как и я, от поцелуя, я вдруг ещё более отчётливо ощутила, что хочу стать кем-то, чтобы не чувствовать внутри досаду невысказанности, чтобы забыть это социальное неравенство между нами, я хочу быть цельной. И ещё я поймала нечто похожее на зависть: какой бы музыкой он ни занимался, даже если она мне не нравится, он нашёл своё дело, а я бросила даже то, что нравилось. И закисла в болоте... Может, в самом деле попробовать съёмки? Сниматься с ним? Проводить время вместе. Я же хотела сказки!

– Простите, – выдохнула я в телефон. – Я уже здесь. Но, кажется, заблудилась.

– Вернитесь, откуда пришли, – терпеливо объяснил Макаров. – Вам нужен центральный вход. Горничная вас встретит и проводит в кабинет.

– Хорошо, спасибо!

Я отбила звонок, заливаясь краской и думая, что сошла с ума. Финн рассмеялся:

– А меня не сдала, молодец!

– А это был секрет?

– Нет, конечно же, но так даже лучше! – шепнул он мне и провёл руками по моей талии, по волосам и с выдохом отошёл, словно давая мне дорогу.

В молчании наши взгляды снова стали осязаемыми, а воздух плотным. Невозможно уйти.

– Я искал тебя в Лувре. Но нам обоим надо идти. Так я увижу тебя завтра?

– Если меня возьмут на роль?

– Даже если не возьмут...

– Да.

Он опять поцеловал меня. Быстро, жарко. И выдохнул в губы на прощанье:

– Ты звучишь, как музыка!