По дороге домой он зашел в магазин и купил бутылку. Потом побродил по торговым рядам, бессмысленно рассматривая выставленные там продукты. В конце концов ушел, не купив ничего.
Дома сразу включил компьютер, и начал автоматически удалять сообщения со своей странички. Сообщений было не так много, она чаще просто отвечала ему, чем писала сама, а в последнее время вообще сообщения были редкостью. Но ведь это могло ничего не значить? Разные причины бывают у девушек.
Теперь он удалял фотографии. Те, на которых была одна Лена, на которых они были вместе, и даже те, на которых ее не было, но он помнил, что в этот момент она была рядом.
Он удалял и удалял. Стирал ее. На последней фотографии они были вчетвером на последнем корпоративе. Некоторое время он рассматривал фотографию с замершей над клавиатурой рукой. Девчонки приклеились к Виктору, а он, он был немножко в стороне, чуть-чуть. Ведь уже тогда он начал подозревать.
&
Поручень облезлый, ржавый и несколько секунд смотрю на эту железяку не зная что делать. Потом просто понимаю что это не имеет значения. Все не имеет значения в большей или меньшей степени. Я усаживаюсь на перила рядом, и некоторое время пытаюсь устроиться поудобней. Цепляюсь пальцами за усталый красный цвет. Железо равнодушно встречает мои попытки и спустя пару мгновений становится понятно как смешно наверно это смотрится со стороны.Хочу закурить и боюсь пошевелиться. Мы рядом и все что я делаю может оказаться важным. Даже набрать полную грудь воздуха и собраться с силами.От воды пахнет пустотой. Разве такое возможно? Темно-зеленый густой запах скрывающейся от света глубины.Чужие тени проплывают мимо следуя за своими принципами и не поднимая глаз от земли. В сумерках все кажется неживым и прошлым.Замираю и смотрю вниз так же ка
Темнота. Даже не темнота, чернота, без малейшего проблеска, живой искорки. Так не бывает, такого не бывает.В любой темноте должен быть хоть какой-то отблеск света, хоть самый мельчайший намек на рассвет. Одинокая звезда, вдруг промелькнувшая на затянутом грозовыми тучами ночном небе.Оттенки черного и серого как скрытые на время настоящие свойства окружающего мира, эти намеки на будущие изменения существуют всегда.Может быть, стоит открыть глаза и убедиться в этом. Но я не могу. Это страшно и невозможно. Невозможно захотеть увидеть свет и не суметь даже на секунду приоткрыть веки.Эта темнота окружает меня со всех сторон. Завеса, с которой я не могу справиться. Завеса, которая торжествующе молчит в пелене своей магической подруги, в тишине.Безмолвие смотрит черными глазами и шепчет, не произнося ни звука. Ничего, ничего и нигде.Я хочу ответить ей хотя бы вздохом, ударом сердца, шумом крови пульсирующей в венах и замираю не в состоянии пр
И что же теперь будет? Очередной скандал в кабинете директора закончился несколько минут назад и Полина вышла подышать на улицу. Оставаться в офисе было совершенно невыносимо, на глаза наворачивались слезы и возвращаться к работе было выше её сил.«А пошел он, козел... Все!». Она вернулась к компьютеру, распечатала заявление на увольнение, подписала и отдала главбуху. Та с пониманием покачала головой.– И что теперь будешь делать?– Не знаю. Я просто ухожу.– Ну хорошо. Я заявление зарегистрирую, а потом тебе позвоню. Думаю он будет только рад.– Ага. Ну всем пока.Полина вернулась к своему столу. В голове мелькнула мысль: «А все-таки это я так решила!» Она собрала свои вещи и ушла.Поездка на автобусе тянулась, как и унылые мысли. Что теперь будет? Она вышла на своей остановке, вокруг были равнодушные серые люди со своими проблемами. На глаза опять на
Ты знаешь, завтра я снова поеду к морю. Я буду ехать по извилистой дороге среди полей сплошь покрытых желтыми цветочками и среди домиков с кирпичными стенами, под черепицей, позеленевшей от времени. Окно машины будет открыто и в машину будет врываться ветерок. Из радио будет доноситься музыка и я, возможно, буду постукивать ножкой в такт. Хотя нет, завтра же я буду за рулем. Ну ничего, тогда я буду просто напевать. Машину я поставлю там, где обычно, под сосной, на паркинге у этой необыкновенной гостиницы. На том месте, где всегда много шишек. Эти шишки мы с тобой всегда собираем. Ну, конечно я собираю. Я не знаю для чего, но ты наверняка придумаешь причину. Их так приятно держать в руках, эти шишки, они такие легкие, шершавые на ощупь и помещаются даже в моей ладошке. Потом я пойду по тропиночке мимо гостиницы и, конечно, остановлюсь около веранды и поглажу эти белые деревянные перила. Нет, не торопи меня! В тени перила остаются прохладными весь день, и провести по полированно
– Нет, так не пойдет! Все-таки именно я отвечаю здесь за подачу музыкального материала! И вообще, господин Эберт, шли бы вы к черту! Мне это все уже надоело! Здесь у вас вообще творятся какие-то странные вещи! Я увольняюсь! Ингвард оторвался от банки с английским элем и, прекратив бессмысленное созерцание огней светомузыки на сцене, обернулся к микшерскому пульту. Около пульта стояли звукорежиссер и директор театра Эберт. Звукорежиссер, молодой парень, кричал и размахивал руками. Эберт слушал спокойно, но в уголках рта уже змеилась его обычная усмешка, в глазах появился блеск предвкушения. – Ну, вы что не понимаете? Я увольняюсь!– Бедняга! – впрочем, это была обычная история и Инги (он любил, когда его так называли, вместо громоздкого Ингвард) ничего не мог изменить.– Что здесь происходит? В проходе между рядами стояла сама госпожа Клио. Она, как обычно, поражала великолепием своего холодного стиля и при своем среднем росте, ка
Рассматривая закопченные руины театра-варьете, Пауль Мирбах раздумывал. За спиной рабочие уже заканчивали собирать щитовой забор, ограждающий территорию, а ему все не давала покоя мысль о том, почему он так легко получил подряд на эту работу. Конечно, он на рынке не первый год и специализируется именно на организации выполнения подобных заказов, но отсутствие интереса у конкурентов и достаточно высокая начальная цена удивляли. Можно сказать, даже настораживали, но Пауль в свои тридцать лет ни в какую чертовщину не верил. То есть, не верил в разные странные слухи, ходившие вокруг театра. Да и сам пожар, в результате которого здание почти превратилось в руины, уже успел обрасти легендами. Все происходившее: вид разбегающихся полураздетых девушек, пламя, которое никто так и не смог остановить, гибель в огне всего руководства театра обсуждалось в городе всеми, кому не лень, несколько дней. Он тоже, помнится, сильно любопытствовал, сидя вместе с Рихардом в пивнушке “300 сорто
Уршула любила огоньки с детства. Огонь завораживал и манил её своей особенной, необыкновенной жизнью. Огоньки могли согреть, могли обжечь, могли разбежаться по опилкам и бумажкам во дворе, могли красиво танцевать в печке на дровах или в камине в корчме, куда она ходила с отцом. Огонь мог быть разным: робким, прячущимся среди черных угольков, слабым, пытающимся прорасти среди сырых веток, и огромным, грозным, как в детском лагере на последнем вечере перед расставанием. Огонь был живым и близким, даже в самом раннем детстве, когда она пыталась стащить любой коробок спичек, который оказывался в пределах досягаемости для маленькой девочки. Заметив такой интерес дочери к огню, отец стал убирать подальше зажигалки, спички и даже пытался не разрешать ей смотреть на огонь в печи. Но это было глупо, ведь она все равно чувствовала его силу там, внутри. Чувствовала, как он мечется и пытается освободиться, найти выход, расправить свои крылья-языки, дотянуться до всего, что привлекало его.
- Устье Меандра, господин!Поликрат оторвался от раздумий и отбросил полог шатра раскинутого в корме самены. Да, берег был близок. Тиран Сомоса поднялся на ноги и вышел на палубу. Его свита, расположившись вдоль борта, внимательно разглядывала устье реки. Но там было пусто. Ни рыбаков, ни сторожевых судов.Ветерок стих, и моряки уже спускали парус. Дальше судно пойдет только на веслах. Он специально отправился в этот поход на салене. Объем судна позволял загрузить больше. А грузить, видимо, будет что. Он подозвал одного из воинов, который вместе с секретарем тирана, Меандрием, побывал на переговорах у сатрапа.Историю переговоров Поликрат уже слышал несколько раз от самого секретаря, но сейчас Меандрий остался на Сомосе, Ведь он был одним из немногих, кому тиран мог доверять. Неправильное слово, он не доверял никому уже давно. Но Меандрий был слишком зависим от него и слишком ничтожен для бунта.Бунтовщики. Их стало слишком много. Тиран провел рукой по шр