Она была обыкновенной кошкой. Ну, как обыкновенной? Всем известно, что любая кошка, любая, на самом деле совершенно необыкновенная. Вот и она была необыкновенно обыденная и сказочно обычная. Во всяком случае, сама Майя была в этом абсолютно уверена.
Трехцветочка с зелеными глазами. Говорят, такие кошки приносят счастье. И она была счастлива. Все время. Пускай так недолго, всего пару лет, но по-настоящему. Ведь у нее был ее человек.
Человек совершенно обыкновенный. Мужчина средних лет. Такой во всех отношениях стандартный. Не высокий и не низкий. Без каких-то странностей и необычностей. Он уходил на работу утром и возвращался вечером. Только иногда задерживался. Бывало, правда, что не возвращался и ночью. А один раз вместо него несколько дней приходила “эта”. Кормила кошку и быстренько убегала.
И все-таки обычно человек приходил вовремя. А она любила его встречать. Обычно она ждала его на окне. Ждать человека было совсем не трудно. За окно
– Вот ключи. Рассветная, семнадцать дробь один. Квартира восемь. Давай заселяйся, а завтра утречком приступишь. Тебя уже ждут не дождутся.Завхоз, он же по совместительству кадровик, оторвался от компьютера и, не глядя в глаза, протянул ключ с болтающейся деревянной биркой. Почувствовав, что предмет перекочевал мне в ладонь, он замахал рукой, что, видимо, должно было означать “давай-проваливай”.Выйдя из конторы, я некоторое время раздумывал, стоит ли ехать на вокзал за вещами, но потом решил, что один вечер перекантуюсь просто так, а завтра после работы уже найду способ перебросить свою сумку с небогатым имуществом на заводскую квартиру.Городок, видимо, совсем не задели волны кризисов и преобразований, перекатывающихся по стране, и старенькие домики, в основном пониженной этажности и повышенной облезлости, создавали атмосферу какого-то совсем забытого богом угла. Место было хорошее, как раз для меня.Дом удалось найти не сразу, улица с
По дороге домой он зашел в магазин и купил бутылку. Потом побродил по торговым рядам, бессмысленно рассматривая выставленные там продукты. В конце концов ушел, не купив ничего.Дома сразу включил компьютер, и начал автоматически удалять сообщения со своей странички. Сообщений было не так много, она чаще просто отвечала ему, чем писала сама, а в последнее время вообще сообщения были редкостью. Но ведь это могло ничего не значить? Разные причины бывают у девушек.Теперь он удалял фотографии. Те, на которых была одна Лена, на которых они были вместе, и даже те, на которых ее не было, но он помнил, что в этот момент она была рядом.Он удалял и удалял. Стирал ее. На последней фотографии они были вчетвером на последнем корпоративе. Некоторое время он рассматривал фотографию с замершей над клавиатурой рукой. Девчонки приклеились к Виктору, а он, он был немножко в стороне, чуть-чуть. Ведь уже тогда он начал подозревать.&
Поручень облезлый, ржавый и несколько секунд смотрю на эту железяку не зная что делать. Потом просто понимаю что это не имеет значения. Все не имеет значения в большей или меньшей степени. Я усаживаюсь на перила рядом, и некоторое время пытаюсь устроиться поудобней. Цепляюсь пальцами за усталый красный цвет. Железо равнодушно встречает мои попытки и спустя пару мгновений становится понятно как смешно наверно это смотрится со стороны.Хочу закурить и боюсь пошевелиться. Мы рядом и все что я делаю может оказаться важным. Даже набрать полную грудь воздуха и собраться с силами.От воды пахнет пустотой. Разве такое возможно? Темно-зеленый густой запах скрывающейся от света глубины.Чужие тени проплывают мимо следуя за своими принципами и не поднимая глаз от земли. В сумерках все кажется неживым и прошлым.Замираю и смотрю вниз так же ка
Темнота. Даже не темнота, чернота, без малейшего проблеска, живой искорки. Так не бывает, такого не бывает.В любой темноте должен быть хоть какой-то отблеск света, хоть самый мельчайший намек на рассвет. Одинокая звезда, вдруг промелькнувшая на затянутом грозовыми тучами ночном небе.Оттенки черного и серого как скрытые на время настоящие свойства окружающего мира, эти намеки на будущие изменения существуют всегда.Может быть, стоит открыть глаза и убедиться в этом. Но я не могу. Это страшно и невозможно. Невозможно захотеть увидеть свет и не суметь даже на секунду приоткрыть веки.Эта темнота окружает меня со всех сторон. Завеса, с которой я не могу справиться. Завеса, которая торжествующе молчит в пелене своей магической подруги, в тишине.Безмолвие смотрит черными глазами и шепчет, не произнося ни звука. Ничего, ничего и нигде.Я хочу ответить ей хотя бы вздохом, ударом сердца, шумом крови пульсирующей в венах и замираю не в состоянии пр
И что же теперь будет? Очередной скандал в кабинете директора закончился несколько минут назад и Полина вышла подышать на улицу. Оставаться в офисе было совершенно невыносимо, на глаза наворачивались слезы и возвращаться к работе было выше её сил.«А пошел он, козел... Все!». Она вернулась к компьютеру, распечатала заявление на увольнение, подписала и отдала главбуху. Та с пониманием покачала головой.– И что теперь будешь делать?– Не знаю. Я просто ухожу.– Ну хорошо. Я заявление зарегистрирую, а потом тебе позвоню. Думаю он будет только рад.– Ага. Ну всем пока.Полина вернулась к своему столу. В голове мелькнула мысль: «А все-таки это я так решила!» Она собрала свои вещи и ушла.Поездка на автобусе тянулась, как и унылые мысли. Что теперь будет? Она вышла на своей остановке, вокруг были равнодушные серые люди со своими проблемами. На глаза опять на
Ты знаешь, завтра я снова поеду к морю. Я буду ехать по извилистой дороге среди полей сплошь покрытых желтыми цветочками и среди домиков с кирпичными стенами, под черепицей, позеленевшей от времени. Окно машины будет открыто и в машину будет врываться ветерок. Из радио будет доноситься музыка и я, возможно, буду постукивать ножкой в такт. Хотя нет, завтра же я буду за рулем. Ну ничего, тогда я буду просто напевать. Машину я поставлю там, где обычно, под сосной, на паркинге у этой необыкновенной гостиницы. На том месте, где всегда много шишек. Эти шишки мы с тобой всегда собираем. Ну, конечно я собираю. Я не знаю для чего, но ты наверняка придумаешь причину. Их так приятно держать в руках, эти шишки, они такие легкие, шершавые на ощупь и помещаются даже в моей ладошке. Потом я пойду по тропиночке мимо гостиницы и, конечно, остановлюсь около веранды и поглажу эти белые деревянные перила. Нет, не торопи меня! В тени перила остаются прохладными весь день, и провести по полированно
– Нет, так не пойдет! Все-таки именно я отвечаю здесь за подачу музыкального материала! И вообще, господин Эберт, шли бы вы к черту! Мне это все уже надоело! Здесь у вас вообще творятся какие-то странные вещи! Я увольняюсь! Ингвард оторвался от банки с английским элем и, прекратив бессмысленное созерцание огней светомузыки на сцене, обернулся к микшерскому пульту. Около пульта стояли звукорежиссер и директор театра Эберт. Звукорежиссер, молодой парень, кричал и размахивал руками. Эберт слушал спокойно, но в уголках рта уже змеилась его обычная усмешка, в глазах появился блеск предвкушения. – Ну, вы что не понимаете? Я увольняюсь!– Бедняга! – впрочем, это была обычная история и Инги (он любил, когда его так называли, вместо громоздкого Ингвард) ничего не мог изменить.– Что здесь происходит? В проходе между рядами стояла сама госпожа Клио. Она, как обычно, поражала великолепием своего холодного стиля и при своем среднем росте, ка
Рассматривая закопченные руины театра-варьете, Пауль Мирбах раздумывал. За спиной рабочие уже заканчивали собирать щитовой забор, ограждающий территорию, а ему все не давала покоя мысль о том, почему он так легко получил подряд на эту работу. Конечно, он на рынке не первый год и специализируется именно на организации выполнения подобных заказов, но отсутствие интереса у конкурентов и достаточно высокая начальная цена удивляли. Можно сказать, даже настораживали, но Пауль в свои тридцать лет ни в какую чертовщину не верил. То есть, не верил в разные странные слухи, ходившие вокруг театра. Да и сам пожар, в результате которого здание почти превратилось в руины, уже успел обрасти легендами. Все происходившее: вид разбегающихся полураздетых девушек, пламя, которое никто так и не смог остановить, гибель в огне всего руководства театра обсуждалось в городе всеми, кому не лень, несколько дней. Он тоже, помнится, сильно любопытствовал, сидя вместе с Рихардом в пивнушке “300 сорто