Intermedius
Джованни
По заброшенному дому плыл запах – дурманящий, чуть сладковатый, вкрадчивый. Он приходил с тонкой струйкой дыма, тайком, исподволь, чтобы забрать разум. В детстве Джованни так и представлял себе эти струйки из курильниц – ядовитыми змеями. Сети, тенёты – опутают, утянут на самое дно, где рыбами ходят уродливые желания.
…а мать показывала, как правильно толочь высушенные стебли и листья, в какой пропорции мешать с липкой темно-зеленой смолкой, как лепить маленькие круглые шарики. И все рассказывала, как называется каждое растение, и в какую пору его нужно собирать и как готовить, чтобы несло силу…
И еще рассказывала истории. Как Хозяйка Жизни и Смерти создала мир и Четырех владык стихий себе в помощь. Как правила возлюбленным своим творением, возрождаясь в человеческом теле – правила справедливо и мудро. Как Четверо в неумеренной жажде власти предали свою создательн
Он не стал говорить красивых речей, призывать остановиться. Знал – бесполезно. До начала ритуала еще можно было воззвать к совести или разуму, если они оставалась у кого-то из пятерки. Просить служителей прекратить пляску все равно, что убеждать любовников прервать совокупление.Нет, Джованни не стал сотрясать воздух словами. Он ударил.Кинжал вошел под ребра легко, правильно вошел, куда надо. Джованни умел не только сражаться по-честному, но и бить подло.Мать выучила.Чуть провернув лезвие в ране, он выдернул дагу и отскочил. Все заняло не более секунды. Жрец еще дышал, еще стоял, чуть покачиваясь, не понимая, что уже мертв, а оружие Джованни уже летело навстречу второму культисту…Не сумел. За мгновение до того, как кинжал должен был встретить горло – беззащитная полоска смуглой кожи, едва заметная в тени капюшона, противник вскинул руку. Кинжал раскроил плоть, скользнул по кости, в лицо плеснула горячая кровь…А
ФранческаЯ спускаюсь по винтовой лестнице. Элвин оборачивается на стук моих каблучков:- О боги, Франческа, ты бы еще доль… - он осекается.Я замираю от томительного, сладкого смущения, щеки словно обдает струей горячего воздуха. А Элвин все смотрит и смотрит на меня. Так, будто видит первый раз в жизни.Ох, какой у него взгляд! Он один убеждает меня сразу и безоговорочно, что я не зря потратила почти четыре часа на подготовку к новогоднему балу.На мне самое прекрасное платье в мире! Платье, сшитое мастерицей-фэйри специально для бала… оно такое… такое…Я бы его никогда не снимала!Муар ярко-алый, как кровь, с тончайшим кружевом вышивки лишь на тон темнее. Плотный лиф обнимает стан, подчеркивает грудь, открывая чуть больше, чем дозволено приличиями. Рукава-крылья, летящий подол волнами…Словами не передать, как я в нем хороша!Да, платье совсем не подходящее для дебют
Стоит мне увидеть княгиню Ису, как мое прекрасное настроение и довольство собой меркнут безвозвратно.Если зеркала рассказали мне сегодня, что я - хороша, то княгиня - идеальна. Совершенна в каждой своей черте - безупречность мраморного лица, чем-то неуловимо нечеловеческого и оттого еще более прекрасного, изящество фигуры - мне никогда не быть такой миниатюрной, грация походки, царственная выверенность движений…Рядом с Исой я чувствую себя толстой сиволапой мужичкой, уже не знаю куда деть руки и стыдно за ногти - я обрезала и подпиливала их сама, а без опыта разве сделаешь хорошо?И уже совсем не важно, какое на княгине платье, хоть оно и похоже на произведение искусства: ожившее инеистое кружево, что застывает на стеклах в морозный день, стелется паутинкой поверх текучего мерцающего шелка. Струящееся, легкое - никаких каркасных юбок и громоздких лифов, оно обнимает Ису - грациозную, тонкокостную, гибкую, как ивовый прут. Спина непристойно обнажена, но
- Нет, - в моем голосе нет той уверенности, которую я хотела бы ощущать. - Кому понравится быть рабыней?- Тебе били рабскую татуировку?- Нет.Впервые слышу про такие татуировки.- Тогда ты не рабыня, - голос правительницы мягок, как лебяжий пух. - И не фамильяр. Элвин плохо разбирается в законах, девочка. Для таких, как ты, есть название. Ты - вассал долга, откуп.- Как?- Откуп. Господин расплатился тобою за услугу, и ты перешла к другому повелителю. У вассала долга куда меньше привилегий, чем у полноправного жителя домена, но ты не рабыня.От слов княгини голова кругом. Слушаю, изумленно хлопая глазами, а она смеется, глядя на мое ошарашенное лицо.- Думаешь, твой случай уникален, дитя? Нисколько. У тебя тоже есть права. В том числе право уйти от хозяина в другой домен. Видишь, как полезно знать законы.Это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.А если это правда – хочу ли я уходить на самом деле?
Распорядитель объявляет следующий танец, и снова по залу кружат пары. Рядом со мной на диванчик опускается фэйри – надо же, не побрезговал сесть рядом с человечкой.Он низенький, на пару дюймов ниже меня – фэйри почти все меньше людей, Элвин торчит над ними, как его башня над городом. Я бросаю на фэйри короткий взгляд из-под ресниц – нет, не встречались раньше. Я бы запомнила это ромбовидное лицо, чуть выступающие надбровные дуги и несколько крупноватые, остроконечные уши, прижатые к черепу.Снова поворачиваюсь к залу и от скуки рассматриваю кружащиеся пары. У меня платье не хуже, чем у любой из леди. Деньги и драгоценности на Изнанке не в почете, интересно, чем мой хозяин платил Мастеру Гемме за работу…А вон и Элвин - на другом конце зала. Разговаривает с Исой и уродливым незнакомцем. Я снова с грустью отмечаю, до чего хороша княгиня. И дело не только в красоте.Мечтать стать такой же - как мечтать забрать себе луну. Уж лучше пр
Как бы отвечая на мой вопрос, белокосый подходит ближе, чтобы ухватить Элвина за грудки и прошипеть ему что-то в лицо. Это смотрелось бы внушительно, не будь фэйри ниже моего хозяина на семь, а то и добрых десять дюймов.А еще я замечаю, что головы всех не занятых в танце гостей и даже некоторых танцоров повернуты туда же, куда и моя. Даже музыканты то и дело отрывают взгляд от нот, поглядывают в угол, где происходит размолвка. В воздухе повисло жадное предвкушение. Все ждут – чем же закончится ссора?- Уверен, княгиня сделала это специально, - философски замечает фэйри над ухом. – Бал без небольшого скандала никогда не станет событием сезона. Не бойтесь, дитя, - мое встревоженное лицо откровенно веселит его. – Драки не будет. Княгиня не допустит, чтобы ей испортили бальную залу и распугали гостей.Его слова не убеждают, но фэйри знает свой мир и свою повелительницу куда лучше меня. Танец уносит меня дальше по залу, а круг спустя на прежнем мес
ФранческаВ малой гостиной нет ни души, оттого она кажется пугающе огромной. Здесь тихо. Не доносится музыка из бальной залы, не слышен смех и разговоры гостей из анфилады комнат.Лиловые портьеры, сиреневая обивка дивана, обои на два тона светлей. Всей мебели – пара диванчиков, кресла и белый клавикорд с резной крышкой, инкрустированной золотом, в углу.Пустота подавляет.Я отдергиваю портьеру. На широченном – два с половиной фута, не меньше – подоконнике лежит полученная от княгини книга.Ждет.Оглаживаю переплет из темной кожи. По углам книги оттиснуты символы четырех стихий, а в центре - восьмилучевая звезда.Символ Хаоса на своде законов фэйри. Так странно…Я сбежала с приема. Не совсем сбежала – отлучилась. Все равно вечер безнадежно испорчен, так отчего бы не провести его остаток за книгой.Можно устроиться на диванчике, но комната слишком большая для меня одной. И м
IntermediusФергусЧад с кухни мешался с запахом дешевого эля, чеснока и человеческого пота. Выкрики, ругань и грубый хохот, гомон человеческих голосов. Такой привычный и даже родной для завсегдатаев «Старой клячи» гвалт.Заведение папаши Бриггера – лучший трактир на сэнтшимской дороге – славилось демократичностью. Сюда захаживали вилланы из соседских деревенек, останавливались заезжие купцы, а, иной раз, и джентри*. Сюда же из ближайшего – всего-то в получасе конного пути – Эсмура заглядывали виртуозы отмычки и кинжала. Здесь равно привечали любителей почесать язык и кулаки…А еще здесь играли.Играли весело, азартно - в карты да покер на костях.И пили эль чуть позже. Победители, воздавая должное доброте леди Удачи. Проигравшие, оплакивая ее немилость. Пили, закусывали жареными колбасками, и сплетничали.- Слышали? Граф Майтлтон-то женился! - нервный, плеши
ФранческаЯ не знаю, что нужно делать, чтобы быть якорем. Поэтому просто каждый день молюсь о его возвращении.Я не считаю дни. Стараюсь не впадать в тоску, говорю себе, что все в порядке. Я встречаюсь с друзьями, вышиваю, учусь играть на лютне, занимаюсь своими делами. Я спокойна и весела. Убираю подальше календарь, чтобы не заглядывать в него каждые полчаса.Проходит неделя. Другая. Оговоренный месяц. Я каждый вечер приказываю готовить праздничный ужин, чтобы позже отправить его в урну, не притронувшись.Элвин обещал, значит – вернется. Я верю. Верю и жду.Он появляется ближе к вечеру на исходе второго месяца. Входит в дом, и я срываюсь, бегу ему навстречу. Он подхватывает меня на руки и кружит, целует. Крепко держит обеими руками. У него измученный, но счастливый вид.- Получилось? - выдыхаю я и смеюсь, как в детстве.- Не совсем. Показать?- Конечно!Снимает камзол, перчатку, закатывает рукав р
ЭлвинСеньорита была права и не права одновременно. Я хотел подчинить себе силу горна. И я боялся возвращаться в туманное ничто, где нет красок, вкусов и запахов, а от скрипа весел можно сойти с ума. Возможно, именно из-за этого страха мне так важно было туда вернуться.В этот раз не было никаких островов и бессмысленных скитаний. Мы шли уверенным курсом. Туман сменился зеленоватой дымкой, и в воздухе повис душистый аромат яблок.Востроглазые птицы, что стерегут покой Яблоневого острова, заметили мой корабль издалека. Когда мы пристали к берегу и кинули сходни, на меня смотрели сотни натянутых луков в руках подтянутых, нечеловечески красивых воинов армии ши.- Не думаю, что сестры будут счастливы получить мой хладный труп, - с раздражением бросил я, спускаясь на берег.На лице предводителя туатов отразилось изумление. Он оглядел тающий за моей спиной корабль-призрак, снова перевел взгляд на меня.- Лорд Элвин?- Да, э
- Спасибо.Я не уточняю за что «спасибо», но он все правильно понимает.- Пожалуйста, и… Франческа! Не называй имя Гайлса в присутствии других Стражей, ладно? Мы все слишком хорошо его помним.Он целует меня в висок и шлепает по попе:- Подъем, леди. Впереди целый вечер, и у меня были на него планы.Я вскакиваю, с притворным возмущением потирая ягодицы:- Не сяду к тебе больше на колени!- Трагедия, - соглашается мой мужчина. - Даже не знаю, как я это переживу. Остается только и правда уйти в пираты. У меня и кнорр есть. Причем ровно такой, как требуется - с полосатым парусом, набитый головорезами и клятвопреступниками, способный появляться из ниоткуда и исчезать в никуда. Крюк и кнорр – с такими данными сами боги велели грабить кораб…Он осекается и молчит так долго, что я пугаюсь.- Что-то случилось?- Случилось… Слушай, Франческа! Ты же мой якорь, правильно?Я сразу
Я тоже молчу, прильнув к его груди. Слушаю, как стучит его сердце.- Вот демоны… не знаю с чего начать. Это вообще история не про меня. А про одного парня по имени Хаймлад. Я с ним, кажется, знаком… был.- Хаймлад Скъельдингас?- Ага, - он криво ухмыляется, перебирая мои волосы. – Целый принц, смешно, да? Сын короля Аурвендила… был такой. Правил аж три года. После него осталась одна строчка в летописях…Я слушаю его голос – насмешливый, подчеркнуто равнодушный. И понимаю… просто все понимаю.- …тайник в кабинете Хаймлад обнаружил случайно. Что-то вроде сейфа, взрослый не поместится, а для ребенка в самый раз. Иногда получалось подслушать разговоры взрослых. Например, так он узнал, что первый министр – продажная скотина и взяточник. И еще… А, не важно! В тот день Хаймлад прятался от наставника. Он терпеть не мог уроки альбского…Его голос становится глуше:- &hel
Не знаю, почему я так поздно вернулся мыслями к этому вопросу. Нахожу только одно объяснение - воспоминания о схватке в библиотеке и последующем лишении руки были настолько жуткими, что я инстинктивно избегал их. О непостижимой утрате тени, что случилась как раз перед появлением мстителя, я вспомнил сильно позже, чем следовало бы.- Франческа, где тело Марко?- Я велела его сжечь.- Хорошо, а его вещи? Меч, все, что было в карманах, - пояснил я в ответ на ее недоумевающий взгляд.- Их сожгли вместе с ним, - у нее стал ужасно виноватый вид. - Прости, я сделала что-то не так? Подумала, лучше избавиться от улик, если кто-то придет расследовать его смерть.- Сожри меня гриски, сеньорита! Кто мог сюда прийти? Коронер*?- Он говорил «мы», значит, был не один.Более чем разумное замечание. За мстителем стояла неизвестная сила, не зря же он собирался отволочь куда-то мое бездыханное тело. Я заподозрил запоздалый «привет&raqu
Его рука опускается ниже, и все, что я могу – тихо стонать, подаваясь навстречу умелым пальцам.Он искушен в чувственных наслаждениях и не стесняется своих желаний. Должно быть, я порочна по натуре, потому что не вижу ничего оскорбительного в вожделении. Мне приятно ловить на себе жаждущий взгляд своего мужчины. Чувствую себя любимой и желанной.Кажется, он знает мое тело лучше, чем я сама. Играет на нем, словно музыкант – ласково, изобретательно, бесстыже - и одновременно нашептывает на ухо возмутительные, но возбуждающие непристойности. И становится необычайно довольным, когда я перестаю сдерживаться, когда мои стоны и крики разносятся по комнате.Я люблю прикасаться к нему. Прижиматься – кожа к коже, никакой одежды, никаких сорочек, никаких преград. Покрывать поцелуями, скользить ладонями по широким плечам, торсу, гладить мускулы, спускаясь к низу живота…Первый раз, наткнувшись на возбужденную плоть, я ужасно смутилась и отдер
А после мы лежали, обнявшись, и я чувствовал сумасшедшую нежность, желание защитить и сделать счастливой эту женщину. Возбуждение отпускало неохотно, звало повторить. Снова входить в нее, слышать ее крики, чувствовать, что владею ею целиком и безраздельно.- Ох, я никогда не думала… то есть я всегда думала: отчего мужчинам так важны эти смешные движения.Я почувствовал, как губы расплываются в самодовольной ухмылке.- Похоже, оба твоих мужа были неумелыми придурками. И если первого извиняет хотя бы неопытность, то второй…Теплая ладонь закрыла мне рот:- Ты обещал!Я приник губами к ее запястью. Туда, где под тонкой кожей часто, нервно бился пульс.- Не буду. И не собирался.Франческа прижалась чуть теснее и шепнула «Спасибо».- Эх, мне ужасно не хватало второй руки. Мне ее везде не хватает, даже в таком занятии, где, казалось бы, не руками орудуешь.Она сердито стукнула меня кулачком по
ФранческаЯ забыла, как это бывает, как это было у нас. Может потому, что с Джеффри никогда не испытывала подобного. С ним все было предсказуемо, понятно. Было много тепла и заботы. Но этого мучительно-приятного плотского голода - никогда.Мой муж был пуристом, строгим последователем священных Заветов. Правил, лежащих в основе основ. Он хорошо помнил, что постельные утехи для женщины – занятие гадкое и стыдное, поэтому старался лишний раз не докучать мне приставаниями.Пару раз я пыталась приласкать его, но тут же прекращала, наткнувшись на изумление. Чистая, непорочная, достойная обожания Франческа, которую он себе придумал, не могла получать удовольствие от всякой грязи – это удел шлюх. А приличным женщинам полагается лежать тихо и терпеть, позволяя мужчине утолить свою похоть.Мне было обидно, когда Джеффри с удивлением и даже некоторым негодованием отстранялся после моих ласк. И желание уходило.А потом оно прошло с
Франческа все так же смотрела на меня с улыбкой и молчала. Я тоже молчал - дурак дураком. Никогда никому не говорил подобного. Никогда не чувствовал подобного к женщине. Я играл в эти игры сотни раз, но сейчас все всерьез, и я вдруг понял, что позабыл правила.- И что теперь? – ее голос прогнал оцепенение. Я, наконец, догадался встать и обнять сеньориту. Неуверенно и неловко – память о том, как она десятки раз вырывалась из моих объятий, была слишком свежа. Но в этот раз все было по-другому. Она прижалась в ответ и спрятала лицо у меня на груди.Никогда не понимал, отчего женщины так любят «серьезные разговоры». Честное слово, проще уничтожить десять армий, чем пройти через подобную сцену.Мы долго стояли в обнимку. Я поцеловал ее в макушку, вынул шпильки из прически, выпустив на волю водопад каштановых волос, и теперь гладил их, пропуская пряди меж пальцами. Франческа прижималась ко мне и молчала. Странно, но я чувствовал не столько счас