Intermedius
Фергус
Чад с кухни мешался с запахом дешевого эля, чеснока и человеческого пота. Выкрики, ругань и грубый хохот, гомон человеческих голосов. Такой привычный и даже родной для завсегдатаев «Старой клячи» гвалт.
Заведение папаши Бриггера – лучший трактир на сэнтшимской дороге – славилось демократичностью. Сюда захаживали вилланы из соседских деревенек, останавливались заезжие купцы, а, иной раз, и джентри*. Сюда же из ближайшего – всего-то в получасе конного пути – Эсмура заглядывали виртуозы отмычки и кинжала. Здесь равно привечали любителей почесать язык и кулаки…
А еще здесь играли.
Играли весело, азартно - в карты да покер на костях.
И пили эль чуть позже. Победители, воздавая должное доброте леди Удачи. Проигравшие, оплакивая ее немилость. Пили, закусывали жареными колбасками, и сплетничали.
- Слышали? Граф Майтлтон-то женился! - нервный, плеши
ЭлвинСразу после бала я уехал в Фельсину.Просто не смог устоять перед соблазном, когда выяснил, какими возможностями обладает отыгранный у Фергуса рыжик. В бурю Гейл играючи преодолевал сотни миль, не чувствуя усталости.Я всегда умел и любил вызывать бури.Дорога до Фельсины по весеннему тракту при самых лучших раскладах должна была занять не меньше трех недель. Это если проводить в седле по шесть-восемь часов ежедневно, выматывая себя и лошадь до предела. Мы же добрались туда за пять суток. В ночь я устраивал снежную грозу с молниями и дикими ветрами, садился на рыжика и гнал сквозь мрак и ветер, наслаждаясь ощущением скорости.Конь оказался той еще своенравной скотиной, но он мне нравился. Я ему тоже. Тонкий росток дружбы между нами постепенно креп. Я выполнял свою часть договора, Гейл платил тем же.Фельсинский университет ожиданий не оправдал. Если здесь и были вербовщики Ордена, они давно свернули лавочку, уйдя в глу
Все время, пока ничтожество каялось и просило у девушки прощения за разорванную помолвку, я стоял в дверях с каменным лицом. Франческа тоже молчала, опустив глаза, только вздымающаяся грудь выдавала ее скрытую ярость. Я пинком спровадил стряпчего с лестницы, вышвырнув на человеческую половину мира, и вернулся к сеньорите.- Ну как вам истинный облик вашего ухажера, леди? Не правда ли, красавец? Рыцарь! Защитник, - мне хотелось унизить и ударить ее словами, как можно сильнее.Она молчала.- Конечно, вы - Франческа Рино. Кто попало вам не подойдет, только стряпчий. Почему не сапожник и не повар, леди?- Это подло, - тихо сказала девушка. - Он - всего лишь человек.- “Всего лишь”? Да ты никак жалеешь его, Франческа. Что это за хобби такое - выбирать ничтожеств? Тебе так важно носить штаны в семье?Она зло сузила глаз – верный признак, что я был прав в своем предположении.- Я просто хотела освободиться. Уйти. Ненавижу т
ЭлвинК грискам все! Особенно Франческу.Я, не раздумывая, поднялся по сходням. Огляделся, вдохнул воздух. Вопреки ожиданиям, он не пах тленом. Он вообще ничем не пах - стерильный и безвкусный. Борта заволакивало белым, непроглядным туманом. Я кинул взгляд за спину. Там тоже стоял туман. Берег исчез.Не было звуков. Криков чаек, порывов ветра, скрипа корабельной снасти. Не было красок. Туман наваливался, сминая борта в душных объятиях, и меня не оставляла странная уверенность, что туман и корабль - одно целое.Паруса тоже терялись в молочной мгле, но стоило задержать взгляд, как выцветшая бледная тряпка колыхнулась. Вернулись полосы. Красно-белый парус дрогнул, выгнулся, словно под порывом ветра. Я моргнул, и все исчезло.Здесь не на что было опереться. Я отводил взгляд от предмета, и он исчезал. А может, и не существовал никогда. Не оставляло чувство, что все вокруг - не более, чем тень моего разума. Так смотришь на свой детский п
Просто торчать на носу, подобно гальюнной фигуре, быстро надоело. Тем паче, что у корабля уже имелась одна, облик которой менялся всякий раз, как я бросал на нее новый взгляд. То это была обнаженная женщина с мечом в руке, то дракон, то птица с хищно изогнутым клювом.Сам корабль тоже не был чем-то постоянным. Паруса меняли цвет, расположение и форму, сменялось число весел и высота бортов. Ради интереса я попробовал управлять этими изменениями. Поначалу ничего не выходило - воображение шло вразнос, придавая судну совсем уж причудливые формы. Потом я понял свою ошибку - не все сразу. Начал работать с мелочами. Парус, форма носа, снасти. Немного сосредоточенности, и из древнего кнорра удалось вылепить вполне современную трехмачтовую каракку с каютой. Возможно, настоящего моряка она бы повеселила - мои знания в кораблестроении далеки от совершенства, однако я не был привередлив.Весла по бортам смотрелись странно, но они оказались единственной деталью, недоступной изменен
Он понял и не спорил больше. Я согласилась взять его деньги – золото Элвина подходило к концу, а мне не хотелось возвращаться в башню даже за деньгами – слишком много воспоминаний она хранила. И было стыдно…Стыдно, что я сбежала и оставила без присмотра дом, где была хозяйкой.Я переехала в другой дом – его купил Риккардо для меня. Особняк в три этажа в квартале знати. Слишком большой и роскошный, в нем я до сих пор чувствую себя чужой.А еще брат ввел меня в высшее общество и представил королю.Там-то, на одном из приемов я и познакомилась с Джеффри…И вот: я снова Франческа Рино. Правда, теперь уже ненадолго. Совсем скоро стану леди Уотерхорс. И мой Джеффри, мой безумно влюбленный, легковерный Джеффри, внесет меня на руках в свой дом и назовет женой.Все хорошо, все правильно. Так и надо. Он любит меня по-настоящему. Джеффри - хороший, праведный человек. Истинный квартерианец, уважает закон и богов. Может,
ЭлвинЯ не знаю, сколько прошло времени, потому что слова “сколько” и “время” не принадлежали туманному “нигде”, в котором продвигался мой корабль. Привычные законы мира не были властны над этим местом.Что может быть ужаснее посмертия на таком корабле? О, теперь я знал ответ на этот вопрос. Оказаться живым пассажиром. Со всем набором страстей и желаний, свойственных человеку. Мертвецов спасало равнодушие.Впрочем, не думаю, что меня можно было назвать до конца живым. Мне не хотелось есть или пить. Другие телесные нужды тоже никак не заявляли о себе. Порой я создавал из тумана вино или изысканные кушанья. У них был вкус воспоминаний, и я пил этот вкус, захлебываясь, тонул в сладкой отраве.Воспоминания - все, что у меня оставалось.Иногда они приводили корабль к берегам. Первый раз, увидев скалистый силуэт в тумане, я не поверил своим глазам. И правильно сделал. Стоило приблизиться, стало ясно -
...Солнце плавит песок – черный, алмазный песок, что обжигает и режет босые ноги. Я бреду, зажимая рану в животе. Кровь капает сквозь пальцы, отмечая мой путь.Ни травинки, ни листика, ни капли воды в целом мире. Яростное солнце над головой, бесконечные барханы черного песка, а в небесах гуляет ветер - обжигающий, он обдирает кожу, забивается в горло миллионами острых песчинок.Пить!Ответом на мольбу в воздухе возникает чаша, пахнущая травами жидкость теплая и противно-приторная, но это неважно. Я приникаю к краю посудины, пью – захлебываясь, обливаясь, и никак не могу напиться…- Следите, чтобы ее поили не реже, чем раз в полчаса. Чуть позже я снова пущу дурную кровь. Если это не поможет, попробуем клистер из желчи голодного хряка.- Ох, не надо подробностей, доктор!...- Ты можешь выйти замуж. Знай свои права, девочка! - смеется княгиня Иса, обнимая и лаская светловолосого мужчину
ЭлвинФранческа… поначалу мысли о ней приводили в ярость. Я представлял, ее у алтаря, дающую клятву этому смазливому ничтожеству. И чуть позже, на брачном ложе. Покрасневшей, закусившей губу… и чужие руки медленно распускают шнуровку платья.Видел это так явственно, словно присутствовал рядом. Скользнувший вниз батист нижней сорочки, кожа цвета топленых сливок, стыдливо прикрытая ладонями грудь…- Хватит! – приказывал я себе, замирая у последней черты перед тем, как потерять рассудок от бессильной ярости. – Ну да, отлично, давай, попинай туман, это так успокаивает! А главное – помогает.Именно здесь, в туманном «нигде», наполненном лишь смутными тенями моего разума, я понял, насколько в действительности Франческа была важна для меня.Хрупкая и сильная. Послушная и дерзкая. Наивная и мудрая… Что я любил в ней? Ее натуру бунтарки, ее умение сострадать, ее наивные вопросы, ее в
ФранческаЯ не знаю, что нужно делать, чтобы быть якорем. Поэтому просто каждый день молюсь о его возвращении.Я не считаю дни. Стараюсь не впадать в тоску, говорю себе, что все в порядке. Я встречаюсь с друзьями, вышиваю, учусь играть на лютне, занимаюсь своими делами. Я спокойна и весела. Убираю подальше календарь, чтобы не заглядывать в него каждые полчаса.Проходит неделя. Другая. Оговоренный месяц. Я каждый вечер приказываю готовить праздничный ужин, чтобы позже отправить его в урну, не притронувшись.Элвин обещал, значит – вернется. Я верю. Верю и жду.Он появляется ближе к вечеру на исходе второго месяца. Входит в дом, и я срываюсь, бегу ему навстречу. Он подхватывает меня на руки и кружит, целует. Крепко держит обеими руками. У него измученный, но счастливый вид.- Получилось? - выдыхаю я и смеюсь, как в детстве.- Не совсем. Показать?- Конечно!Снимает камзол, перчатку, закатывает рукав р
ЭлвинСеньорита была права и не права одновременно. Я хотел подчинить себе силу горна. И я боялся возвращаться в туманное ничто, где нет красок, вкусов и запахов, а от скрипа весел можно сойти с ума. Возможно, именно из-за этого страха мне так важно было туда вернуться.В этот раз не было никаких островов и бессмысленных скитаний. Мы шли уверенным курсом. Туман сменился зеленоватой дымкой, и в воздухе повис душистый аромат яблок.Востроглазые птицы, что стерегут покой Яблоневого острова, заметили мой корабль издалека. Когда мы пристали к берегу и кинули сходни, на меня смотрели сотни натянутых луков в руках подтянутых, нечеловечески красивых воинов армии ши.- Не думаю, что сестры будут счастливы получить мой хладный труп, - с раздражением бросил я, спускаясь на берег.На лице предводителя туатов отразилось изумление. Он оглядел тающий за моей спиной корабль-призрак, снова перевел взгляд на меня.- Лорд Элвин?- Да, э
- Спасибо.Я не уточняю за что «спасибо», но он все правильно понимает.- Пожалуйста, и… Франческа! Не называй имя Гайлса в присутствии других Стражей, ладно? Мы все слишком хорошо его помним.Он целует меня в висок и шлепает по попе:- Подъем, леди. Впереди целый вечер, и у меня были на него планы.Я вскакиваю, с притворным возмущением потирая ягодицы:- Не сяду к тебе больше на колени!- Трагедия, - соглашается мой мужчина. - Даже не знаю, как я это переживу. Остается только и правда уйти в пираты. У меня и кнорр есть. Причем ровно такой, как требуется - с полосатым парусом, набитый головорезами и клятвопреступниками, способный появляться из ниоткуда и исчезать в никуда. Крюк и кнорр – с такими данными сами боги велели грабить кораб…Он осекается и молчит так долго, что я пугаюсь.- Что-то случилось?- Случилось… Слушай, Франческа! Ты же мой якорь, правильно?Я сразу
Я тоже молчу, прильнув к его груди. Слушаю, как стучит его сердце.- Вот демоны… не знаю с чего начать. Это вообще история не про меня. А про одного парня по имени Хаймлад. Я с ним, кажется, знаком… был.- Хаймлад Скъельдингас?- Ага, - он криво ухмыляется, перебирая мои волосы. – Целый принц, смешно, да? Сын короля Аурвендила… был такой. Правил аж три года. После него осталась одна строчка в летописях…Я слушаю его голос – насмешливый, подчеркнуто равнодушный. И понимаю… просто все понимаю.- …тайник в кабинете Хаймлад обнаружил случайно. Что-то вроде сейфа, взрослый не поместится, а для ребенка в самый раз. Иногда получалось подслушать разговоры взрослых. Например, так он узнал, что первый министр – продажная скотина и взяточник. И еще… А, не важно! В тот день Хаймлад прятался от наставника. Он терпеть не мог уроки альбского…Его голос становится глуше:- &hel
Не знаю, почему я так поздно вернулся мыслями к этому вопросу. Нахожу только одно объяснение - воспоминания о схватке в библиотеке и последующем лишении руки были настолько жуткими, что я инстинктивно избегал их. О непостижимой утрате тени, что случилась как раз перед появлением мстителя, я вспомнил сильно позже, чем следовало бы.- Франческа, где тело Марко?- Я велела его сжечь.- Хорошо, а его вещи? Меч, все, что было в карманах, - пояснил я в ответ на ее недоумевающий взгляд.- Их сожгли вместе с ним, - у нее стал ужасно виноватый вид. - Прости, я сделала что-то не так? Подумала, лучше избавиться от улик, если кто-то придет расследовать его смерть.- Сожри меня гриски, сеньорита! Кто мог сюда прийти? Коронер*?- Он говорил «мы», значит, был не один.Более чем разумное замечание. За мстителем стояла неизвестная сила, не зря же он собирался отволочь куда-то мое бездыханное тело. Я заподозрил запоздалый «привет&raqu
Его рука опускается ниже, и все, что я могу – тихо стонать, подаваясь навстречу умелым пальцам.Он искушен в чувственных наслаждениях и не стесняется своих желаний. Должно быть, я порочна по натуре, потому что не вижу ничего оскорбительного в вожделении. Мне приятно ловить на себе жаждущий взгляд своего мужчины. Чувствую себя любимой и желанной.Кажется, он знает мое тело лучше, чем я сама. Играет на нем, словно музыкант – ласково, изобретательно, бесстыже - и одновременно нашептывает на ухо возмутительные, но возбуждающие непристойности. И становится необычайно довольным, когда я перестаю сдерживаться, когда мои стоны и крики разносятся по комнате.Я люблю прикасаться к нему. Прижиматься – кожа к коже, никакой одежды, никаких сорочек, никаких преград. Покрывать поцелуями, скользить ладонями по широким плечам, торсу, гладить мускулы, спускаясь к низу живота…Первый раз, наткнувшись на возбужденную плоть, я ужасно смутилась и отдер
А после мы лежали, обнявшись, и я чувствовал сумасшедшую нежность, желание защитить и сделать счастливой эту женщину. Возбуждение отпускало неохотно, звало повторить. Снова входить в нее, слышать ее крики, чувствовать, что владею ею целиком и безраздельно.- Ох, я никогда не думала… то есть я всегда думала: отчего мужчинам так важны эти смешные движения.Я почувствовал, как губы расплываются в самодовольной ухмылке.- Похоже, оба твоих мужа были неумелыми придурками. И если первого извиняет хотя бы неопытность, то второй…Теплая ладонь закрыла мне рот:- Ты обещал!Я приник губами к ее запястью. Туда, где под тонкой кожей часто, нервно бился пульс.- Не буду. И не собирался.Франческа прижалась чуть теснее и шепнула «Спасибо».- Эх, мне ужасно не хватало второй руки. Мне ее везде не хватает, даже в таком занятии, где, казалось бы, не руками орудуешь.Она сердито стукнула меня кулачком по
ФранческаЯ забыла, как это бывает, как это было у нас. Может потому, что с Джеффри никогда не испытывала подобного. С ним все было предсказуемо, понятно. Было много тепла и заботы. Но этого мучительно-приятного плотского голода - никогда.Мой муж был пуристом, строгим последователем священных Заветов. Правил, лежащих в основе основ. Он хорошо помнил, что постельные утехи для женщины – занятие гадкое и стыдное, поэтому старался лишний раз не докучать мне приставаниями.Пару раз я пыталась приласкать его, но тут же прекращала, наткнувшись на изумление. Чистая, непорочная, достойная обожания Франческа, которую он себе придумал, не могла получать удовольствие от всякой грязи – это удел шлюх. А приличным женщинам полагается лежать тихо и терпеть, позволяя мужчине утолить свою похоть.Мне было обидно, когда Джеффри с удивлением и даже некоторым негодованием отстранялся после моих ласк. И желание уходило.А потом оно прошло с
Франческа все так же смотрела на меня с улыбкой и молчала. Я тоже молчал - дурак дураком. Никогда никому не говорил подобного. Никогда не чувствовал подобного к женщине. Я играл в эти игры сотни раз, но сейчас все всерьез, и я вдруг понял, что позабыл правила.- И что теперь? – ее голос прогнал оцепенение. Я, наконец, догадался встать и обнять сеньориту. Неуверенно и неловко – память о том, как она десятки раз вырывалась из моих объятий, была слишком свежа. Но в этот раз все было по-другому. Она прижалась в ответ и спрятала лицо у меня на груди.Никогда не понимал, отчего женщины так любят «серьезные разговоры». Честное слово, проще уничтожить десять армий, чем пройти через подобную сцену.Мы долго стояли в обнимку. Я поцеловал ее в макушку, вынул шпильки из прически, выпустив на волю водопад каштановых волос, и теперь гладил их, пропуская пряди меж пальцами. Франческа прижималась ко мне и молчала. Странно, но я чувствовал не столько счас