А вот он изменился. Некогда задорное мальчишеское лицо потемнело и осунулось. Провожу кончиками пальцев по выделяющимся скулам, Ваня замирает и прикрывает веки. Отдёргиваю руку, будто обжегшись: что я делаю? Ваня одним прыжком перемахивает стол и сжимает меня в объятиях. Зарываясь в мои волосы жёсткими пальцами, шепчет:
— Как же я соскучился!
Я судорожно втягиваю воздух: от Вани пахнет так же, как от моего отца. Когда-то давно папа возвращался из командировок, и я, уткнувшись в его болотного цвета рубашку, вдыхала острый запах кирзовых сапог, дыма и дизеля. Всё внутри начинает трепетать, ноги становятся ватными, одно лишь прикосновение сметает монолитную стену, которую я старательно возводила одиннадцать месяцев так легко, словно она бумажная.
— Я тоже, — вырывается у меня.
Сколько раз я убеждала себя, что это была самая обыкновенная «случайная связь», и почти ведь поверила в это. Почти… Губы Вани накрывают мои, и я ощ
Провожу кончиками наэлектризованных пальцев по восхитительной дорожке тёмных волос, которые, словно путеводная нить, манят меня к выходу из лабиринта моих страхов и сомнений. Обхватываю всей ладонью напряжённый член и тихонько тяну к себе. Ваня постанывает и подаётся вперёд, его головка касается моего лона, но замирает. От нетерпения я двигаю бёдрами, сама насаживаясь на член, и не сдерживаю крика.Ваня, опираясь на стол дрожащими от возбуждения руками, нависает надо мной, но не двигается. По лицу его пробегает судорога. Слышу глухой, похожий на рычание голос:— Нина, я плохой. Я стал совершенно другим человеком. Мне стыдно признаться тебе в том, что я делал.Замираю и смотрю Ване в глаза. По его щеке ползёт слеза, влажно прячется в бороде.— Примешь ли ты меня, — ещё тише спрашивает Иван и опускает лицо, — такого?— Мы справимся, Ваня, — едва дыша от возбуждения, шепчу я и, приподнявшись, целую его мускулистую г
Отключаюсьне дослушав. В голове сумбур (только сложившиеся пазлы вновь распадаются), а за руку нетерпеливо тянет Люда.— Нина Ивановна, вы не представляете, что произошло!Возбуждённая помощница машет руками, едва не задыхается, спеша рассказать последние новости. Я, как обычно, не слушаю: какое мне дело, кто с кем и где? Гораздо больше меня волнует, куда делась запись. Я точно не удаляла её с Леськиного телефона. Возможно, случайно нажала на что-то, когда браласотовыйсестры, чтобы показать видео соседке? И зачем вообще схватила? Всё равно ведь не стала нервировать женщину, которая искренне считает, что сын служит в Алтайском крае.Вспоминаю, как только что с Ваней… вот на этом столе… занималась неистовой любовью, и по телу тут же словно ток пробегает. Как же парень хорош в сексе! Пытаясь скрыть участившееся дыхание, прижимаю ладонь к губам. Люда понимающе кивает:— Вот и я в шоке! А что, если Фёдора Петровича п
— Ниночка, тебе что, больше всех надо? — противным писклявым голоском уточняет судья и высокомерно улыбается.Смотрю на Розу Игнатовну и едва сдерживаюсь от гнева. В областном суде все под её невысоким каблучком «рюмочкой», и при случае женщина никогда не упускает возможность ввернуть этот самый каблучок в горло и работникам других судов. А при её значительном весе и необъятном телосложении выглядит это страшно. Но я не из тех, кто легко поддаётся «судье в законе», как за глаза называют Розу.— Ты же с Фёдором Петровичем… — она улыбается ещё шире,—…в особых отношениях.Чего стоит остатьсянеподвижнойи не обрушить на идеальную причёску Розы… красующиесяна столе розы. Причём вместе с тяжёлой стеклянной вазой. Сама же заставляла меня принимать этого змея ползучего, грозила, чем могла, от лишения премии до снятия с должности. Да, я не из тех, кто легко поддаётся, однако же в
Теплое дыхание щекочет ухо, сильные руки прижимают меня спиной к мужской груди. Не хочу двигаться. Прикрываю веки и на секунду представляю нас обычной парой. Одной из многих, что, держась за руки, гуляют по светлым дорожкам, теряясь во взглядах друг на друга и отдавая всего себялюбимому без оглядки на чужое мнение.Не знаю, что происходит с моим сердцем, почему оно так тянется к молодому парню. Может, проснулся материнский инстинкт? Или же хочется ощутить себя молодой беззаботной девчонкой, которая не продавала десятилетие жизни в обмен на деньги и высокую должность? Которая ещё не перестала жить, не перестала верить, не перестала ждать любви? Но тогда я бы обращала внимание и на других молодых парней моложе, но все они кажутся мне детьми. С ними даже поговорить не о чем. Только в Ване я вижу мужчину.Молча наслаждаюсь его объятиями, а вдруг это последний раз? Кто знает, что будет завтра. Как же приятно ощущать тепло и заботу, упиваться ласками, принимать страсть
— Ниночка! — всплывает из темноты знакомый голос. — Нина Ивановна… Ещё оботри!Лица касается влага, холодит кожу, пахнет содой. Мотаю головой, моргаю, пытаюсь остановить плывущие пятна и понять, кто передо мной. Кашляю, в груди словно что-то застряло.— Вот выпей, — хрипло выдыхает кто-то справа.Взвизгиваю, перед глазами тут же проносятся кадры: салон машины, мужик, тряпка, кровь на пальцах. Вскакиваю, изо всех сил бью того, кто справа. Ощущаю на запястье жёсткую хватку.— Тише, тише, — снова знакомый голос. — Вы в безопасности. В оперативном отделе… Нина!— Степан? — узнаю говорящего. Выдыхаю облегчённо и, пытаясь откашляться, сиплю: — Степан Деомарович, что со мной?— Вас отравили, — объясняет оперативник. — Миша, дай бутылку. И отпусти ты её, ещё синяки оставишь, болван! Нина, выпейте, это минеральная вода.Послушно делаю глоток, спра
Смотрю на оперативника:— Поэтому я и хочу поговорить со Светланой. Поймите, мы знакомы много лет, и трудно представить, что она могла пойти на такое. Больше верю, что Мершиков провернул это дело, а на случай обыска спрятал часть товара в детской, чтобы кинуть тень на жену. Не просто же так он записал завод на её имя.— Муж и жена, Нина Ивановна, — жёстко произносит оперативник, — одна сатана. Вам ли об этом не знать.Вспоминаю множество дел, где жёны заступались за мужей даже в ущерб себе и детям, несмотря на побои и измены. Загадочная русская душа! Хотелось встряхнуть их, призвать к жизни, но приходилось нацеплять на глаза повязку Фемиды, чтобы не видеть людей, а смотреть лишь на безликие буквы закона. И убеждать себя, что это их жизнь, и не в моих силах ни изменить чужое мировоззрение, ни вытащить несчастных из вечного, привычного, болезненного состояния мучениц.— Хорошо, — сдаётся оперативник. — Держитесь за
Небо быстро темнеет: вечер уже, да ещё и гроза, кажется, собирается. Вот уже первые капли стучат по стеклу. «Фиат» сворачивает с трассы, я пристраиваюсь следом, стараюсь держаться на расстоянии, фар не включаю. Дождь всё усиливается, дворники не справляются, я вглядываюсь в бушующую непогодой тьму и стараюсь не упустить машину.Останавливаю, когда совсем уже невозможно что-либо разглядеть, но сидеть на месте нет сил — сердце болит за Светлану. Вылезаю и, пытаясь укрыться от дождя под сумочкой, вглядываюсь в тёмные дома, окружающие меня. Похоже на дачный новострой, нигде ни огонька, кроме одного здания. Сажусь в машину и медленно направляюсь к примеченному строению. Жму на тормоз у соседнего домика, выхожу и, утирая воду с лица, думаю, как поступить. Тёмный фургон под деревом не оставляет сомнений, где преступники, но… что я могу?Слабая женщина, на что я рассчитывала, когда бросилась за похитителями? А то, что у одного из них было оружие, вгоня
Похитители смотрят вслед машине, которую угнал спасённый мной депутат. Тоже слежу, как подмигивают алым габаритные огни. Один из мужчин рыкает что-то, перемежая местоимения с заковыристыми матюгами, и похитители бросаются к фургону. Раздаются хлопки дверей, ревёт мотор. Но тот, кто приказывал, с места так и не двигается.Спина его напряжена, носом водит так, словнопринюхивается. Я с ужасом смотрю, как мужчина медленно поворачивается в мою сторону, будто чувствует моё присутствие, ожидаю скорого разоблачения. И тут на мой рот ложится горячая ладонь.Пискнув от страха, сучу ногами, а меня несут. Перед расширенными от ужаса глазами мелькают чёрные маски, тёмные фигуры. У них тоже оружие! Пригнувшись, они смотрят на мужчину у дома, переговариваются знаками.Ощущаю ногами землю, удерживающий меня чуть ослабляет хватку, и я, развернувшись, изо всех сил пинаю его. Слыша глухой рык, не теряю времени и бросаюсь к сваленным во дворе стройматериалам, рассчитывая спря
Я смотрю, как Костя покачивается, как блестят его глаза, и понимаю, что сделала очередную глупость. Надевая туфлю, спрашиваю:— Когда вы ели в последний раз?— Вчера, — охотно отвечает он. — Утром выполнял поручения, чтобы отпустили в увольнительную, в обед бегал, искал командира… Надо было подписать бумагу. А ужин… — Он бросает жадный взгляд на стол: — Надеялсяперекуситьна свадьбе.— Горе луковое, — тащу его за руку к столу и усаживаю. Быстро накладываю в первую попавшуюся тарелку всё подряд, пихаю в руку мужчины. — Закусывайте быстрее! И побольше! — Он начинает жевать, а я сажусь напротив и, подперев рукой голову, смеюсь: — Не думала, что такой мускулистый и крупный мужчина «поедет» с одной маленькой туфельки…— Туфелька не такая уж маленькая, — жуя, замечает Костя.— Тридцать седьмой размер! — возмущаюсь я.
Ухмыляюсь: это он зря. Я лишь хотела наказать его, а теперь ещё и поиздеваюсь. Шанса не упущу и отыграюсь за испорченные новенькие туфли, в которых совсем не планировала ходить по гальке, чтобы нести молодым шампанское в роще невест. Это была работа свидетеля! Как и ещё сотня дел, которые мне пришлось переделать за Костика.Коварно улыбнувшись, нахожу фонограмму забытой песни, которую в юности обожала моя сестра. Свидетель наверняка и не слышал о такой. Протягиваю Косте один из двух микрофонов, а сама поворачиваюсь к гостям.— Как вы знаете, почти у каждой пары есть особенная песня, — с нежностью глядя на сестру, говорю я. — И у наших молодожёнов она, конечно же, тоже. Я приглашаю жениха и невесту на первый танец!Конечно, я рассчитывала сделать это гораздо позже, даже договорилась с певцом, что он исполнит эту композицию, но… Не считая того, что я сейчас повеселюсь, наблюдая за Костей, как он будет пытаться коверкать английские слова и
Сюрприз для ОлесиЯ смотрю на Нину, и сердце сжимается от любви. Какая же сестра красивая! Ангел… Ну ладно, очень строгий ангел с мечом правосудия в руках. Это платье ей так идёт! Невзирая на то, что молодые совершенно наглым образом устроили первую свадебную ночь в дороге, всё равно Нина — само совершенство! После того как я, матерясь, поправила макияж и причёску. И теперь, сидя за свадебным столом, я молча наслаждаюсь происходящим.Ваня нежно смотрит на жену, держит её руку, не отпуская ни на секунду. Даже в туалет водил сам, благо согласился постоять у двери. Я умильно качаю головой: совершенно непробиваемый парень. И да… Я чуточку завидую сестре. Её счастью, её удаче. В неё влюбился такой замечательный человек. Уверенный, сильный, настойчивый. Он и раньше был таким, а после армии эти черты ещё и усилились. Узнав, что Ваня родной сын уважаемого офицера, я не удивилась. Стало понятно, в кого у парня такое стремление
Я просыпаюсь и, зевая, сладко потягиваюсь. В комнате темно и тихо, лишь тикают часы. Приподнимаюсь и оглядываю пустую кровать, вколыбельке дочки тоже нет. Улыбаюсь и, сунув стопы в тапочки, топаю в другую комнату. Так и есть!Муж, развалившись на диване, похрапывает, а дочка, раскинув ручки и ножки, тихонечко посапывает на его животе. Прислоняюсь к косяку и любуюсь идиллией. Ваня, словно почувствовав мой взгляд, просыпается и, щурясь, смотрит на меня.— Доброе и очень раннее утро, любимая. Танька ночью проснулась, я её покачал тут, чтобы тебя не будить. И она меня усыпила.Голос его спросонок звучит чуточку хрипло, и это очень заводит. По телу моему будто молния пробегает, между ног становится жарко и влажно, дыхание сбивается. Я прислоняю указательный палец к губам и тихонькокрадусь к сладкой парочке, осторожно беру ребёнка на руки и несу в спальню, укладываю в колыбельку и, убедившись, что дочкакрепко спит, возвращаюсь.На ходу с
Моей жених смеётся и подхватывает меня на руки:— Не понравилось? А я слышал, ты мечтала о стриптизёре-пожарном!— Ты что делаешь? — ахаю я и стягиваю ворот халата на шее. — Плохая приметаувидеть невесту до свадьбы!— Правда? — искреннеудивляется Ваня. — Мне кажется, плохая примета не видеть ту, на ком собираешься жениться. Мало ли коговстретишьу алтаря! Сюрприза можно и не пережить.— Да я не о том, — смущаюсь я. — Нельзя видеть наряд невесты.— Наряд? — Ваня перестаёт улыбаться, взгляд его темнеет. Шепчет: — Ты собралась замуж выходить в этом? Весьма необычно! И уж точно незабываемо.Кивает на виднеющуюся подвязку. Я одёргиваю халатик и мотаю головой.— Нет, конечно. То есть да, но будет ещёиплатье.Поглядываю на шкаф, который, хвала всем богам, закрыт. Ваня опускает меняи, удерживая за талию одной рук
В комнату влетает растрёпанная фурия, и я вздрагиваю:— Кто ты? И куда дела мою сестру?— Очень смешно! — фыркает Олеся и пытается пригладить взъерошенные от волнения и нервных метаний волосы. Окидывает меня возмущённым взглядом: — Ты ещё не одета?!— Это как посмотреть, — ухмыляюсь я и бросаю горделивый взглядв большое зеркало. — Бельё, которое подарила мне сестрёнка, такое красивое, что я думаю — может, мне так к жениху выйти?— Издеваешься? — Олеся запускает пальцы в свои волосы, и мне становится ясно, что с причёской у неё будет бардак, пока я не выйду из дома. — Там выкуп уже вовсю идёт! Девчонки продержат сватов как можно дольше, нет проблем! Но ты же не хочешь опоздать на регистрацию? Или передумала замуж выходить?— Хм, — глажу чуточку выступающий животик. — Тут без вариантов, если тебе дорог друг детства. Папа до сих пор на Ваню волком смотрит, как ви
Рогов замирает, в распахнутых глазах его замечаюудивление, по моим пальцам струится горячая кровь. Лжедоктор не видит гвоздя, принимая хрипы раненого за любовные стоны, продолжает лыбиться. Я тихо выдыхаю, радуясь, что помню лекции по самообороне и не промахнулась с ударом, нашариваю у Рогова пистолет. Надеясь, что преступник не заметит, взвожу курок.Но звук получается слишком громким, а тело Рогова сползает с дивана. Лжедоктор напрягает руку, и я, понимая, что не успею выстрелить первой, замираю на миг. Звук выстрела, и я недоумеваю — боли нет. Преступник же, прижав руку к груди, падает, а в окна и вдверь врываются люди в масках. Я недоумённосмотрю на подбегающего ко мне Ваню, роняю пистолет и, прижав руки к губам, сдерживаю рыдание.Ваня падает передо мной на колени, быстро ощупывает.— Нина, Нина! — кричит. — Ты не ранена?— Смотри, — шепчу немеющими губами. — Он убит. Это твой отец…
Ругаю себя, что так опрометчиво доверяла оборотню в погонах. Идеальная репутация и нарочитая неподкупность восхищали меня. Сейчас же, думая об этом, поражаюсь, как могла не замечать очевидного? Нет идеальных людей! Их не существует. А если ты встречаешь такого, то стоит насторожиться: человек, который играет в доброго супергероя — отличный актёр,и только. Но Степан Деомарович, судя по рассказу Василия, долгие годы оттачивал своё мастерство, неудивительно, что я поддалась очарованию «защитника». А защищал Рогов лишь свои интересы, сейчас я это осознаю.Иду медленно, опускаюсь на тот самый продавленный диван, поднимаю взгляд на расположившегося напротив оперативника. Степан Деомарович смотрит своими тёмными блестящими глазами — такими обманчиво добрыми и честными! — и улыбается. А у меня мороз по коже ползёт, и волосы на затылке льдом стягивает. Не выбраться нам отсюда! Точно не выбраться!— Что-то хотите мне сказать, Нина Иванов
Холодею при мысли, что мне на самом деле очень повезло. Что могло помешать оперативнику, например, «случайно» задеть меня пулей так, что я бы за несколько минут истекла кровью? Уверена, для опытного оперативника не составило бы труда это сделать. Я была в двух шагах!— Иван отличный парень, — неожиданно меняет тему Василий. — Веришь ли, как увидел его в военкомате, сразу узнал. У меня сердце кольнуло, хотя никогда не жаловался на эту мышцу. — Вздохнул и тихо продолжил: — Будто на себя в молодости посмотрел. Поговорил с кем надо, чтобы ему один хороший человек предложил особую службу.— Подождите, — хмурюсь я. — Говорите, что впервые увидели Ваню в военкомате?— Да, — отвечает Василий. — В тот день я приехал в ваш город, чтобы встретиться с Мершиковым, но столкнулся с этим парнем. — Он замолкает на мгновение, слышу вздох. — Словно в зеркало посмотрел и не смог снова отвернут