Место, где я родилась, мало отличалось от сотни таких же мест. Небольшой квартал поблизости от старой части города, носившего имя Когерр-ласт. Не самый дешевый и не самый дорогой.
Всё, что я могу вспомнить о нём, это то, что там почти всегда шёл дождь. Небо было серым летом и зимой. И если бы я была немножко умней, возможно, радовалась бы, что нас не мучают ни холод, ни жара.
У нас почти не выпадал снег — разве что в самой середине зимы побережье накрывала белая пелена, и маяки, обычно светившие тусклыми фонариками с других островов, становились не видны.
Так же редко выглядывало солнце, хотя летом камни мостовой всё же плавились под его лучами, так что становилось больно ногам.
Причудливое переплетение городских кварталов и торговых площадей, прошитых неисчислимыми нитями каналов, узких улиц и пристаней, оплетало почерневшие от времени здания, дома галантерейщиков и сапожников, колодцы и склады муки, винные погреба, конюшни, овощные лавки, аптеки и прочие ремесленные мастерские. Неброские домики лепились друг к другу, и бельё — своё и чужое — вывешивали сушиться не только на балконах, нависавших над проулком, но и растягивали на верёвках между домами.
Соседские мальчишки играли в тени этих тряпок, пока не высовывался кто-то из взрослых и не загонял его за работу — большинство помогало родителям по хозяйству, выполняло черновую работу.
Я рано поняла, что родилась не такой как все — и что не буду такой, как все, никогда. Мне было шесть лет или около того, когда я впервые услышала голоса, говорившие со мной. Голоса из других миров.
Там были женщины и мужчины, и всполохи магии, звуки музыки, танцы и смех. Я видела их урывками. Надолго выпадая из реальности, разглядывала их драгоценные платья и украшения и больше всего боялась, что кто-нибудь узнает о людях, которые живут в моей голове.
Когда мне исполнилось десять, я настолько свыклась с мыслью о том, что чужие, яркие миры — часть меня, что мне стало казаться, что такие же миры есть у всех. И тогда же я обнаружила, что слышу не только голоса, доносившиеся из других миров — я слышу мысли чужих людей.
Меня одолел страх. Не от того, что я могла, а от того, что то же самое, видимо, могут и все, кто окружает меня. Это значило, что мои миры и голоса больше не принадлежат мне — они общие для всех.
Я стала пугливой, предчувствуя тот момент, когда кто-то раскроет все мои тайны — и, видимо, именно поэтому накликала беду. Я всё больше и больше времени проводила в себе, разговаривая с теми, кто живёт на той стороне, пока однажды мать не услышала один такой разговор.
Она долго плакала — я не понимала почему. А потом пришёл мужчина в сверкающем доспехе и красном плаще и сказал, что я уезжаю с ним.
Я не плакала. Миры оставались во мне — а на остальное мне было наплевать. Я, конечно же, не отличалась умом, но мне, как-никак, было одиннадцать лет.
Мы сели на корабль, раскачивавшийся у пристани нашего островка на волнах, и тронулись в путь. Три ночи мы провели на палубе. За всё это время мой спутник ни разу не заговорил со мной — да и я не горела желанием разговаривать с ним. Для меня он был просто случайный, чужой человек. Куда роднее были те, чьи голоса слышались только мне.
На третье утро корабль миновал хрустальную завесу — это было чудесное зрелище, и я, широко раскрыв глаза, наблюдала за тем, как он проникает сквозь мерцающий заслон. Такова была первая магия, которую я увидела наяву.
Корабль причалил к берегу, и мы сошли на пристань.
С того момента берёт отсчёт моя жизнь, о которой я точно могу сказать, что я — это я.
Изящная башня с широким основанием к верхушке становилась тонкой, как проткнувшая небо игла.
Академия.
Круг магов.
Место обучения чародеев — и их тюрьма.
Много веков назад люди Аустрайха решили, что способные видеть сквозь Завесу опасны для мира живых.
Когда-то подобных мне почитали, и каждая мать мечтала, чтобы её дочь или сын обнаружили в себе Дар. Так много находилось желающих попасть под покровительство Круга, что неспособные к чародейству стали изобретать способы пробудить его.
Молодые девчонки, ещё не превратившиеся в женщин, пробовали на себе эликсиры и порошки, которые должны были привить им магию — но вместо этого лишь уродовали тела, превращая их в ни на что не похожие потусторонние существа.
Сами родители давали детям загадочные жидкости, купленные у «самых настоящих чародеев», чтобы вместо зовущего Дара обнаружить лишь красные зрачки.
Но порой им удавалось добиться того, что они искали. Многие дети обрели дар тогда. И магов стало много — так много, что обучение их из ритуала превратилось в простую формальность.
Случалось, что брали в Академию и тех, кто вовсе не владеет волшебством — тех, кто просто хотел носить на груди заветный статусный медальон.
Среди сотен новоявленных магов нашлись, конечно, и те, кто использовал магию во зло. Их было тем больше, чем больше людей приходило в Академию не для того, чтобы постигать мастерство, а для того, чтобы обрести власть.
В конце концов люди, само собой, стали бояться магии — наверное, иначе быть не могло. И вот тогда появились они — Орден Луны.
Изначально костяк ордена составили двенадцать чародеев, лишившихся магии навсегда. Но им оказалось нетрудно увлечь за собой остальных. Слово «магия» стремительно приравнивалось к слову «зло». И вот теперь, спустя пятьдесят лет, маги не только потеряли уважение и любовь. Теперь каждого, кто обнаруживал в себе дар, приводили сюда и запирали под замок.
Так рассказала мне Иона — светловолосая девочка, на два года старше меня, с которой нам предстояло теперь спать на соседних кроватях. И я поверила ей. Мне было одиннадцать лет, и я, в сущности, была ещё довольно глупа.
В Академии я обрела двух подруг — по крайней мере, так мне казалось тогда.
Иона — светлая, как солнечный лучик, нежная, как весенний ветерок.
Дая — яркая, как пламя костра, танцующее в ночи, и такая же колючая, даже со мной.
Нам было четырнадцать, когда пришла пора пройти испытание — ступить за завесу и узнать, какая магия будет подвластна каждой из нас.
С тех пор пути наши должны были разойтись, и мы со страхом ждали этого дня.
Дая вошла в круг пламени первой, и знаки, ведомые пока ещё только учителям, указали для неё путь магии душ. Это значило, она будет подчинять сердца. Она станет куртизанкой или личной чародейкой короля — тут уже всё зависит от неё. Но магия позволит ей видеть души людей насквозь, а собственный ум — направлять их желания и помыслы тропами страсти.
Иона получила своё предназначение второй — оно не удивило никого из нас. Учителя прочитали магию трав в знаках, показанных огнём, магию жизни и созидания. Ей предстояло стать целительницей, как она и хотела всегда. Иона радовалась, покидая зал, ей повезло.
Часто случается так, что знаки указывают вовсе не тот путь, что обитает в твоём сердце. Твой талант далеко не всегда совпадает с помыслами, которыми ты живёшь. Но я ещё не понимала этого тогда.
Я не боялась испытания, потому что верила, что Дева Бурь укажет мне правильный путь. Беспокойство вызывало лишь то, что я до сих пор не знала его сама.
Большинство девочек, живущих в нашем крыле (мальчики жили в другом), уже давно обрели свою мечту. Знали, по какому пути хотели бы идти. Я — нет. Мне нравилось всё — или почти всё. Магия была ценна для меня сама по себе, и я хотела просто изучать её. Я ничего не знала о мире за стенами башни, и тот, что находился на Завесой, был мне куда родней.
— Есть такая магия, — говорила мне любимая из моих наставниц, Фиэра, — которой нет имени в знаках судьбы. Магия Пути. Радость постигать, а не побеждать.
Я не думаю, что она была права. Не бывает пути без цели, чтобы найти — нужно знать, что искать.
Настал мой час, и я ступила в круг. Пламя обняло мои бёдра. Боли не было, только жар, проникающий до костей, согревающий то, чего, казалось, и не существовало во мне никогда.
И тогда я услышала Его голос в первый раз.
— Кто ты? — спрашивал он меня.
Голос был бархатистым и в то же время сухим, как потрескивание костра. Хотелось протянуть руку и коснуться его шероховатых волн, исходивших отовсюду и ниоткуда.
— Я не знаю, — растерянно ответила я. Я плыла по волнам этого голоса, и мне никак не удавалось сосредоточиться на смысле сказанных слов.
— Чего ты хочешь?
— Увидеть тебя.
Пламя колыхнулось до потолка, обжигая меня. Я не видела, как кончики его чертят в воздухе над моей головой один знак за другим. Я напрочь забыла о том, зачем сюда пришла.
— Что главное? — задал он третий вопрос.
Я наконец собралась, но мне всё ещё казалось, что я парю в невесомости, и тёплые волны обволакивают меня.
— Магия. Движение. Жизнь.
На сей раз слова пришли сами собой.
Пламя с хрустом метнулось к потолку, я осела на пол, лишившись сил — я и не знала, что так устала, до того мгновения, когда это произошло.
Наставники поспешили ко мне, меня куда-то несли…
Я очнулась уже в спальне, на своей узкой кровати, стоявшей в ряду таких же точно кроватей юных девочек, одарённых силой. В полумраке — только у самой двери — горела единственная свеча.
— Кто я?.. — повторила я вопрос, на который не смогла дать ответ. Повторила, обращаясь к темноте над головой, потому что думала, что рядом нет больше никого.
Но тут же лица Ионы и Даи появились из сумрака по обе стороны от меня.
— Ты — Проводник, — сказала одна из них.
— Ты — та, кто отбирает жизнь.
Наступила тишина. Девочки молчали, ожидая, когда я сама пойму ответ.
«Проводник» — очень красивое название для того, чей удел и судьба — убивать.«Проводник между миров» — так они назвали меня и других, таких, как я.В течение нескольких недель нас с девочками и всех остальных, кто прошёл испытание, расселили по разным спальням. Не знаю, как изменилась жизнь других, а меня поселили одну в северное крыло.Здесь вдоль длинного мрачного коридора тянулись двери учеников — у каждого своя. В конце располагалось окно, выходившее на утёс, над которым почти что всегда бушевала гроза.Я полюбила стоять, распахнув ставни, и смотреть на океан. Он сливался в единое пространство с моей душой, где царил такой же сумрак, всегда было холодно, и бушевал ураган.Я снова осталась абсолютно одна и от того всё чаще задавалась вопросом — что же такое я? Мать рассказывала мне сказки, где кроме прочего существовало и колдовство. В её волшебных историях маги творили добро, защищали мир от
Возведенная на скоплении небольших островов, омываемых лазурными волнами, тонувшая в лабиринте причудливо переплетавшихся улиц, каналов и проливов, лишённая защиты стен и отдавшаяся на волю ветров, Кахилла не походила ни на один другой город страны. Описать ее было очень нелегко. Мистерия, из которой вырос сам город и появилось его название, феномен, которым стали её влияние и мощь, Кахилла - древнейший город Аустрайха. Красота её прославила город на весь Архипелаг, вдохновляла поэтов на оды, а соседей - на зависть.В кольце портов, заполненных кораблями, мачты которых виднелись почти из любого квартала, Кахилла раскачивалась на волнах.С большого расстояния казалось, что она вырастает из вод морских. Однако чем ближе подходила процессия, тем явственнее я замечала, что все-таки город стоит на земле, и из насыщенного водными парами воздуха появлялись завораживающие дворцы, великолепные башни и непредсказуемые изгибы её проливов.Улицы Кахиллы сияли огнями: неболь
Голос не обманул, и так я впервые поняла, что могу кому-то доверять.Едва началась весна, и поутихли бушевавшие над островами дожди, как колёса экипажа застучали по мосту, ведущему на Остров Слоновой Кости.Среди наставников начался переполох — я видела это из окна, но смысла происходившего понять не могла.Любопытство одолевало меня, но совсем нестерпимым оно стало тогда, когда я увидела, как на пути от кареты до входа в центральную башню выстраивается вооружённый эскорт.Несколько охранников, стоявших на подножке, встали по обе стороны от дверей, и только после этого из кареты появился человек, на чьих плечах лежал подбитый соболем плащ, а лицо укрывал чёрный капюшон.Сердце моё забилось сильней. По походке, по движениям рук, одна из которых небрежно лежала на эфесе меча, я поняла — это он. Тот, кто не давал покоя ни мне, ни учителям.Глупо было бы поверить, что он приехал за мной. Он, наверное, давно уже забыл меня… а я
На сей раз никто не позаботился о паланкине — хотя нам всё-таки и выделили небольшой, сравнительно скромный, но тогда казавшийся мне весьма добротным экипаж.Наставницы — Фиэра и ещё одна, по имени Клавдия, — тщательно проследили за тем, чтобы никто не заметил, как я ухожу. Меня закутали в покрывала как в гигантский кокон и, накрыв пологом тишины, вывели в коридор.Мы спустились вниз и забрались в экипаж. Наставницы ехали вместе со мной. Они сели с двух сторон, так чтобы сквозь окна можно было разглядеть их лица, но не моё.Я не совсем понимала, зачем такая секретность, хотя только то уже, что мой новый господин носил маску на торжествах, должно было о чём-то говорить.Невысокие домики без окон и фасадов тянулись по обе стороны от нас. Только плотные навесы укрывали ворота и части дворов.Солнце закатилось за горизонт, и в разрывы туч проглядывала луна. Тусклый свет её едва освещал небольшой участок пути. Где-то вдалеке волн
Многожёнство в Аустрайхе запрещено уже много-много лет. Как такового его и не было никогда, потому как девять кораблей, причалившие к островам и давшие начало девяти туатам, различались по своему укладу так сильно, что не раз шли друг на друга войной.Однако со временем все они заимствовали друг у друга традиции и законы, так что к тому времени, когда император Кадеирн объединил Острова, никого и нигде уже не удивлял обычай брать наложницу в дополнение к жене, если последняя не могла выносить детей — как принято это было в юго-восточном туате. Правда, довольно быстро северо-западный туат добавил к этому обычаю своё виденье — теперь и знатная дама могла позволить себе парочку наложников. Мораль империи крепла и снова слабела, принимая то одну форму, то другую. Законы не всегда следовали за ней.В те дни, когда я попала в дом Ночного Ворона, гаремы не были чем-то обычным — ни для женщин, ни для мужчин. И в то же время разговоров о том, как проводят досу
Во второй половине дня, когда злость моя на Дейдре уже несколько утихла, в двери снова постучали — на сей раз одна из наложниц.Звали её Бриана, и она имела гордый взгляд и несколько высокомерные повадки.Волосы у Брианы были медно-рыжие, так же уложенные в косы, как и у Дейдре, а глаза — зелёные. Она, в отличие от служанки, не куталась в покрывала, а гордо несла их на плечах, демонстрируя обнажённые острые плечи и высокую грудь в вырезе декольте.— Мне приказали объяснить вам местные порядки и обучить манерам, — сказала Бриана.Я кивнула. Мне с первого взгляда стало ясно, что с этой женщиной следует быть настороже.Однако Бриана оказалась гораздо добрее, чем можно было подумать, глядя на неё. Она не требовала от меня слишком много, как некоторые учителя до неё, и не пыталась ставить себя выше меня.— Странно, что Ворон выбрал тебя, — говорила она, показывая, как нужно укладывать на плечи шаль, так чтобы с
Никогда мне в голову не приходил вопрос о том, плохо я поступаю или хорошо.Я была девочкой, от рождения не имевшей ничего. Ничего, что должна была бы оберегать, и никого, кого должна была бы защищать.Академия говорила, что я обязана ей всем. Да. Благодарность к Академии жила в моей душе.Но весь остальной мир за пределами нашей башни был чужой, неизведанной землёй, которую мне только ещё следовало покорить.Невольно порой в моей душе проскальзывала обида на учителей — как не поняли они, что я была именно той, кто мог бы осуществить все их планы при дворе? Почему не поддержали меня, а выжидали, оправдаю ли я себя?Ни разу с того момента, когда я переступила порог Академии, наставники мне не помогли. И чем дальше, тем менее сильна была моя к ним любовь.Что и говорить обо всех остальных?К тому же кто из нас вообще знает, что такое добро, а что — зло, в нашем одном из затерянных среди других мыльных пузырьков миров?
Наверное, Бриана не смогла бы мне солгать, спроси я её прямо — кто танцевал перед принцем. Но никто не мешал ей сказать только часть правды — как она и сделала, назвав мне два имени.Значит, она хотела кого-то защитить. Поначалу я подумала было, что себя. Но как она же сама и рассказывала мне, принц вызывал к себе наложниц в среду и в субботу — накануне тех дней, когда ему не нужно было разбирать дела и принимать просителей.И сколько я помнила, именно среду и пятницу Бриана проводила со мной — учила носить платье, падать ниц, красиво говорить.Значит, был в этой истории кто-то ещё.Я решила не задавать более вопросов Бриане — и так уже было ясно, что она имеет тайны от меня и будет скрывать их до конца.Вместо этого я призвала ещё одного духа и приказала следовать за ней по пятам. В награду обещала всего ничего — возможность выходить в мир каждое полнолуние, выпадающее на третий день месяца.Доклад от сво