Наконец-то мне повезло!
Кажется, я нашла работу, о которой могла только мечтать. Или всё-таки рано радуюсь?..
Тётя Катя разбудила меня звонком в семь утра и сообщила по-старушечьи хрипловатым, но всё ещё бодрым голосом:
– Я нашла тебе работу, готовь документы.
– Ура! – не смогла сдержать я восторга. – А что за работа? И где?
Почти неосознанно я скрестила пальцы на удачу. Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет подальше отсюда.
Не то чтобы я не любила родной город. Я прожила в нём двадцать четыре года и знала каждый уголок. Но сейчас готова была уехать хоть на край света, хоть ещё дальше, потому что старший брат и его невеста сделали мою жизнь совершенно невыносимой.
– В Европе, – обрадовала старинная подруга моей бабушки. – Танцуй!
– Да я уже пляшу от счастья, тёть Кать. Спасибо вам огромное, огромнейшее, гигантское... Вы меня просто спасли.
– Даже не спросишь, что за работа? – по-доброму усмехнулась она.
– Вы же знаете, я уже согласна на что угодно, лишь бы вырваться отсюда. Хоть ненадолго…
– Знаю, знаю, – она тяжело вздохнула. – После смерти бабушки тебе пришлось нелегко. А я обещала Маше, что позабочусь о её любимой внучке. И если тебе нужна передышка, значит, она будет. Тем более, что работа-то временная. Месяца на два-три, может, четыре. Кто знает, сколько он протянет…
– Погодите, тёть Кать, – я решительно ничего не понимала. – Кто протянет? Что протянет?
– Да клиент, миллиардер этот умирающий. Он перед смертью хочет сходить в круиз по Средиземному морю. При жизни-то некогда было, всё работа да работа. А тут сподобился.
– Круиз по Средиземному морю… – почти шёпотом повторила я, ухватив лишь это из рассказа тёти Кати.
– Сам он сейчас в Германии, в клинике, восстанавливается после операции. Но врачи говорят, не помогла, и осталось ему недолго. Вот наследнички и подсуетились – скрасить папаше последние месяцы.
– А я-то тут причём? – догадалась-таки задать самый главный вопрос.
– Сиделка ему нужна, – охотно пояснила бабушкина подруга.
– Как сиделка? – я прям опешила. –Вы чего, тёть Кать? Я ж переводчик. Ну какая из меня сиделка?
И тут же почувствовала острый укол разочарования – не светит мне поплавать в Средиземном море. А я уже представляла себя на белоснежном песочке Лазурного берега с радужным коктейлем в руке. И обидно так стало. Я ведь море-то видела только в кино и на картинках.
Нас с Мишкой вырастила бабушка. А она хоть и работала не покладая рук, чтобы поднять нас с братом на ноги, но денег всё равно постоянно не хватало. И летние каникулы мы обычно проводили на старенькой даче. Мы с бабушкой выращивали овощи на небольшом, к счастью, огородике, а Мишка гонял с пацанвой по дачному посёлку. Он и невесту себе там присмотрел. Или, скорее, это она его присмотрела…
– Софья! А ну отставить уныние! – прикрикнула на меня восьмидесятичетырёхлетняя фрау Шмидт. – Если я сказала, что нашла работу для тебя, значит, ты подходишь! Ну… почти по всем параметрам.
Мне не понравилось её последнее уточнение, но я промолчала. Уехать мне действительно было нужно. Поэтому я решила сначала выслушать всё, что она мне скажет.
– Заказчик выразился предельно ясно – медработник им не нужен. Отец уже сыт по горло больницей и врачами. Хочет последние месяцы провести на своей яхте, наслаждаясь жизнью. Они хотят… Сейчас, погоди, я записала… – она замолчала на пару секунд, шурша страницами. – Вот, нашла. Им нужна образованная женщина, со спокойным нравом, хорошей дикцией, которая при необходимости сможет сделать отцу укол. Ты сможешь, за бабушкой ведь ухаживала. Да и клиенту нужна, скорее, компаньонка, чем сиделка. Ну, что скажешь?
Я задумалась. Представила богатого умирающего старичка, который устал бороться с болезнью и хочет свои последние дни провести под жарким солнцем лазурного моря. Я его очень хорошо понимала и заочно уже жалела. Только вот… А что если это скверный старикашка, который и мою жизнь сделает невыносимой? Я и так последние полгода в родном доме себя приживалкой чувствую, а тут опять с посторонним человеком уживаться.
– Тёть Кать, а какой у него характер? Как думаете, мы сможем с ним найти общий язык?
– Да откуда я знаю! – возмутилась бабушкина подруга, которую явно стали раздражать мои сомнения. – Я между прочим занимаюсь подбором персонала для клиентов, а не наоборот. Разумеется, тебе придётся подстраиваться под него. Но если не хочешь, можешь отказаться. У меня желающих – вагон и маленькая тележка.
– Нет-нет, я согласна… – попыталась донести свою позицию. Но куда там, фрау Шмидт уже разбушевалась.
– Я ей предлагаю уехать от брата, заработать очень хорошие деньги, повидать Европу, а она… Она, видите ли, считает, что ей может не подойти характер клиента! Да если б я твоей бабушке не пообещала о тебе, дуре, заботиться, уже давно положила бы трубку. И живи ты, как знаешь…
Она наконец выдохлась, и я смогла вставить свои пять копеек.
– Тёть Кать, ну конечно, я согласна. Спасибо вам огромное за вашу заботу. Я очень это ценю. Правда.
– Ладно уж. Я тут сделаю тебе рабочую визу, а ты пока собирай документы.
Судя по голосу, она начала оттаивать. Ну и прекрасно. Не хотелось бы поссориться. После смерти бабушки у меня почти не осталось близких людей…
– Тёть Кать, самый последний вопрос – а как его зовут, клиента?
– Джон Кэлтон. Он американец.
***
Адам Кэлтон припарковал свой чёрный спортивный Porsche в одном из переулков старого Берлина. Здесь располагалось агентство по найму персонала. Адам при помощи Мередит прошерстил несколько десятков контор, пока не нашёл то, что им нужно.
Владелица – совсем древняя старуха, которая к тому же курит как паровоз. Весь офис провонял табачным дымом. Кэлтону приходилось делать над собой усилие, чтобы не выказывать отвращения.
Но так даже и лучше. Не сегодня завтра эта фрау Шмидт отдаст богу душу, и тогда все их устные договорённости, а таких большинство, останутся никому неизвестными.
Адам не мог допустить, чтобы отец узнал о том, какие требования он предъявил при выборе сиделки.
Подпишет-то он стандартный контракт. Но ещё придётся приплатить фрау Шмидт за то, что она закроет глаза на отсутствие медицинского образования у сиделки. Пусть впадёт в панику, когда у отца начнётся очередной приступ. Ни к чему почти мертвецу квалифицированная помощь. Да и сам родитель утверждал, что устал от врачей. Так что Адам, можно сказать, исполняет последнюю волю умирающего.
Да ещё и Мередит, которую он взял с собой на первую встречу, потребовала, чтобы сиделка была страшненькой. Всё-таки, похоже, у неё ещё остались чувства к отцу. Хоть эта длинноногая красотка и ушла к Адаму, когда узнала, что один из самых богатых мужчин Соединённых Штатов Америки смертельно болен. Разумеется, она сделала правильный выбор. Зачем хранить верность мертвецу и остаться ни с чем, если можно согреть постель его наследнику и рассчитывать на брак с ним?
Адам знал, что бывшая невеста отца его тоже не любит. Мередит любит только деньги. А у Адама они скоро будут. Все деньги его отца. Осталось лишь дождаться смерти папочки. Ну и по возможности её ускорить.
Конечно же, сам он не станет предпринимать ничего противозаконного. Он же не дурак. Но вот лишить отца квалифицированной медицинской помощи, когда тот окажется в открытом море… Это же не запрещено законом? Адам усмехнулся. Он всё продумал и совсем скоро окажется наследником многомиллиардного состояния своего отца, к которому ему не было доступа.
Адаму всю жизнь приходилось довольствоваться лишь жалкими подачками родителя. К тому же даже эти крохи нужно было зарабатывать. Отец не терпел лености и заставлял старшего сына работать в одном из филиалов своей компании. Причём даже не на руководящей должности.
Кэлтон-младший поднялся по старым, вытертым за долгие годы ступенькам. Офис фрау Шмидт располагался на втором этаже. Он был совсем крохотным – площадью футов в шестьдесят *, не больше. Вдоль стен стояли старые деревянные шкафы с кипами бумаг и папками. У единственного окна стоял стол, также заваленный различными документами. И ни следа компьютера или даже планшета. Даже телефон у старухи был проводной.
Сплошной антиквариат. И хозяйка, и интерьер.
Когда Адам оказался здесь в первый раз, он усмехнулся явному неумению фрау Шмидт пользоваться современной техникой. И это также было ему на руку – значит, она не догадается записать их разговор на камеру.
Конечно, он ничего предосудительного не сделал. Но, если отец, перенесший тяжелейшую операцию, узнает, как Адам выбирал ему сиделку, точно оставит все деньги приютам для бедных. Он уже грозился.
Кэлтон-младший постучал в дверь и, дождавшись приглашения, зашёл внутрь офиса.
Старуха сидела за своим древним массивным столом и что-то писала ручкой в блокноте.
Адам почувствовал раздражение. Словно и не она только что пригласила его войти своим прокуренным голосом.
– Добрый день, фрау Шмидт, – поздоровался он по-английски. Разумеется, Адам Кэлтон не собирался вспоминать немецкий язык, который краем уха слышал в колледже.
– А-а, мистер Кэлтон, здравствуйте, – залебезила она с противным акцентом. – Прошу, проходите, присаживайтесь.
Адам опустился на стул напротив владелицы агентства.
– Вы сегодня один… Надеюсь, ваша подруга мисс Бреннер в добром здравии?
Адам с трудом подавил вспышку раздражения. Эта старуха его бесила. Но она была самой старой и глупой хозяйкой агентства по найму персонала. Поэтому Мередит и выбрала её.
– С мисс Бреннер всё в порядке, – сквозь зубы выдавил он. – Вы подобрали сиделку моему отцу?
– О-о, конечно, мистер Кэлтон.
– Вы учли все мои пожелания?
– Разумеется.
– Расскажите мне о ней, – велел Адам, испытывая ещё большее раздражение от её отсталости и слишком услужливого тона.
– Двадцать четыре года, из России…
– Она русская? – перебил старуху Адам.
– Да, мистер Кэлтон, – улыбнулась фрау Шмидт, показывая прокуренные зубы.
– Надеюсь, она плохо говорит по-английски? – Адам прямо засиял от ещё одного плюса новой сиделки.
– Разумеется, мистер Кэлтон, – кивнула старуха.
– Но её фотографии у вас, конечно, нет?
– К сожалению, – она сделала трагическую гримасу, отчего стала ещё отвратительнее.
– Надеюсь, вы учли пожелание мисс Бреннер? Она страшная? – Адам чуть не добавил «как ты сама».
– Она просто уродлива, мистер Кэлтон.
Старуха взяла из кипы верхнюю папку и, открыв её на первой странице, протянула Адаму.
– Если вас всё устраивает, мистер Кэлтон, давайте подпишем договор. Разумеется, я не внесла некоторые пункты, которые вы не желаете разглашать… – она выделила интонацией слово «вы».
– А вы, – Адам тоже сделал ударение на этом слове, – получите отельное вознаграждение за своё понимающее молчание.
Он вчитался в сухие сроки контракта. Всё в порядке. Мередит будет довольна.
* Фут – американская единица измерения длины, равен 0,3048 м.
Своих родителей я совсем не помню. Они погибли в аварии, когда я была ещё младенцем. Мишка старше меня на три года. Он немного помнит их. Но не любит об этом говорить. А сейчас мы с ним почти и не общаемся.Всё из-за его Жанны…Нам с Мишкой досталась в наследство трёхкомнатная квартира. Каждому по спальне.И гостиная, которая раньше была бабушкиной комнатой.Но несколько месяцев назад у брата появилась девушка. Жанна жила в посёлке, где у нас была дача. Правда, в детстве мы не общались, так, виделись иногда на улице.Даже не знаю, что Мишка в ней нашёл.Жанна крупная, из последних сил сдерживающая подступающую полноту. Высветляет волосы, чтобы казаться изящной блондинкой, но корова любой масти останется коровой. К тому же она по-деревенски грубая, с резкими движениями и словно вырубленными в скале чертами лица.Может, я и предвзята. Но только с её появлением моя жизнь в родном доме стала совершенно невыносимой.Сначала она периодически
Сквозь щель в неплотно закрытых жалюзи просочился солнечный лучик и скользнул по лицу спящего человека. Джон Кэлтон открыл глаза и тут же зажмурился.Это грёбаное солнце. Уж в такой дорогой клинике могли бы найти жалюзи и поплотнее. Он отвернулся от окна и попытался досмотреть сон, но даже провалиться в дрёму ему так больше и не удалось.За пять недель Джону здесь осточертело всё. И стерильная белизна комфортабельной палаты, обставленной по последнему слову медицинской моды и техники. И ортопедический матрас с анатомической подушкой, обладающие собственной «памятью».И эта глупая орхидея в круглой прозрачной вазе. И даже крупная медицинская сестра, поливавшая цветок раз в неделю, при этом что-то приговаривая по-немецки.Но больше всего деятельную натуру Джона раздражала невозможность вставать и передвигаться самостоятельно. Ему длительное время приходилось каждое утро звонить сестре и ждать, когда ему помогут подняться с постели, посадят в кресло-ката
Джон Кэлтон устало кивнул, соглашаясь с предложением своего сына. Но, когда его вывозили из гостиной, бросил на меня такой взгляд, что по рукам пробежали полчища мурашек.Кажется, я чего-то не понимаю.Я думала, что Адам Кэлтон нанимает сиделку, чтобы помочь своему отцу. Почему же тот против? А Джон явно против моей кандидатуры. Да и вообще, похоже, он только что узнал о намерении своего сына и не слишком ему обрадовался.Я хотела было отказаться, но… Этот таинственный мужчина заинтриговал меня. Он был слишком необычным. Могу с полной уверенностью утверждать, что никогда раньше не встречала подобных ему людей.Джон Кэлтон был одновременно сильным и слабым, уверенным в себе и растерянным. Он не привык зависеть от кого-то, но сейчас, я видела, не мог справляться самостоятельно. Это ему не нравилось, но изменить что-то пока он был не в силах.И вдруг я поняла, что хочу помочь ему. Подставить плечо, стать опорой. Пусть ненадолго. Пусть на нескол
Полицейская машина остановилась на небольшом пятачке свободного пространства, и я припарковалась за ней.Пальцы судорожно сжимали руль. Дыхание сбивалось. Сердце, казалось, готово выскочить из груди.Я так нервничала и переживала, что пропустила момент, когда полицейские вышли из машины. И вздрогнула от неожиданного стука в окно. Нажала кнопку, и стекло опустилось, открывая моему взгляду узкое лицо с острым подбородком и тонкими светлыми усиками над верхней губой. Козырёк фирменной фуражки был надвинут так низко, что глаза почти скрывались в его тени. Стражу порядка приходилось высоко задирать голову, чтобы осмотреть салон.Затем полицейский начал говорить. По-немецки… Я поняла только, что он поздоровался и представился. А вот дальше…Меня затрясло ещё больше. Это была первая встреча с представителем правоохранительных органов. И мне казалось, что ничего хорошего здесь не будет.Полицейский замолчал и уставился на меня. Что ему нужно?
Ну я и рассказала. Всё и с самого начала. И про брата с его… невестушкой, и про тётю Катю с Вильгельмом, и про Адама с Мередит. Всё, что произошло со мной за последние недели.Джон слушал молча, только кивал иногда, то ли моим словам, то ли собственным мыслям. Я так и не поняла, поверил он мне или нет. Но дослушав до конца, коротко велел:– Ешь, – и сам принялся за стейк.Я старалась медленно и аккуратно отрезать маленькие кусочки. Сдерживалась. Тогда как хотелось вгрызться в сочное мясо и насладиться его ароматом. Готовили тут по-настоящему вкусно. Пальчики оближешь. Но я… робела. Да это было именно то чувство, что охватывало меня в присутствии Джона. Робость.Он подавлял меня своей властностью, возрастом, мужественностью, харизмой. Тем, как скептически он вскидывал бровь, когда слышал новую информацию.Я чувствовала себя нашкодившей школьницей в кабинете директора. Так и тянуло выпрямить спину и сложить ладони на коленка
Джон оставил Далтона разбираться с вещами, а сам проводил меня до комнаты.– Это твоя каюта, – сообщил он, отодвигая дверь.Так здорово, здесь все двери не открывались на петлях, а сдвигались в сторону. Думаю, это из-за штормов, чтобы во время качки нос кому-нибудь не расквасило.Сам Джон ко мне не зашёл, остался снаружи. Задвинув дверь и закрыв замок изнутри, я наконец смогла спокойно выдохнуть и расслабиться.Бросила сумочку на столик, а сама растянулась на широкой двуспальной кровати. Ух ты! Какая благодать. Матрас был не слишком мягким, но и не слишком твёрдым – именно то, что нужно. К тому же отлично пружинил. Я вспомнила старенький диван, на котором спала дома. И сравнение было далеко не в его пользу.Здесь всё было не просто дорого, здесь было шикарно. Возможно, во мне говорили комплексы простого смертного, но, казалось, что на каждой вещи здесь висел ценник. Вот, например, эта чёрная ваза, похожая на колбу. Сколько она мож
Я никак не могла оторваться от стены, всё также прижималась к ней спиной, хотя Кэлтон уже давно ушёл. Я просто не доверяла своим ногам. Казалось, стоит потерять надёжную опору, и они подогнутся, подведут меня в трудную минуту, не справятся с гравитацией.– Дыши, Горцева, дыши, – внушала я себе, пробуя услышанную в каком-то фильме технику американских морпехов против паники: на четыре счёта – вдох, на четыре счёта – выдох. Но с дыхательной гимнастикой я, похоже, что-то напутала. Помогала она слабо. Точнее совсем не помогала. Спокойствие категорически отказывалось на меня снисходить.Задвинула дверь и бочком бочком, держась за стеночку, двинулась к кровати. И лишь в горизонтальной плоскости, окончательно и бесповоротно победив гравитацию, я смогла более-менее внятно соображать.Ох, и что же такое у нас только что произошло?Да уж, произошло. Ещё как произошло. Вот только понять бы всё-таки, что это было?Ответов я не находила.
Беседа с Далтоном оставила у Джона весьма противоречивые ощущения. С одной стороны, поверхностная проверка биографии его так называемой сиделки не выявила ничего подозрительного.Обычная девчонка. Двадцать четыре года. Красный диплом по специальности лингвист-переводчик. Родители погибли. Её и брата вырастила бабушка, которая также недавно умерла.Живёт сейчас вместе с братом и его невестой. Занимается переводами на дому.Джон просмотрел внушительный список переведённых ею художественных произведений и вздохнул. С такой загруженностью вряд ли она успевает вести двойную жизнь. К тому же за пределы своей страны девушка выехала впервые. И всё же он сомневался.– Стареешь, Далтон. Не можешь собрать полноценное досье на какую-то девчонку.Они сидели в открытой столовой на второй палубе. И длинные чёрные волосы Далтона красиво развевались на ветру, словно у какой-нибудь фотомодели.Индеец повернул к Джону своё мужественное лицо. Его зауженны