СРЕДА, 22 АВГУСТА
16
Я лёг спать лишь около трёх ночи — я зачитался. А в восемь утра предстояло вставать: в среду у меня было четыре урока для четырёх разных уровней обучения. От одной мысли об унылой необходимости вновь стоять у учительского пульта, вновь воспроизводить готовые фразы из, видимо, насквозь лживого учебника тошнило. Но что делать!
Кое-как, клюя носом, я отвёл уроки и торопливо выключал демонстрационное оборудование, когда Тина подошла ко мне, покачивая бёдрами.
— Сегодня ты был не в ударе, — бесцеремонно сообщила она, и меня передёрнуло от этой фамильярности.
— Так запишись к другому инструктору, в чём беда, — буркнул я.
— Нет, Несси! — она так же бесцеремонно взяла мою ладонь в свои обе. — Не обижайся, пожалуйста! Почему ты ушёл вчера? Какие у тебя были дела? Мне тебя не хватало, честное слово!
Я усмехнулся, вспомнив скабрезный русский анекдот о том, что «куй железный, пока горячий». Увы, эта игра слов на английский непереводима. Впрочем, Тина сразу поняла, чему я усмехнулся.
— Ну, а ты наверняка не мог утерпеть и от меня прямым ходом направился в клуб, не так, скажешь? — улыбнулась она. — Бедняга!
Я тоже улыбнулся против воли.
— Да, примерно так всё и случилось.
Тина сильно хлопнула меня по руке.
— Неблагодарная свинья! А ведь я тоже могла бы так сделать! Так нет же, сидела дома и ждала тебя, как последняя дурёха! Под вечер я, конечно, тоже поехала в клуб, вместе с Сью, Пиглет и Киви, но никого себе там не подцепила, хотя ко мне и клеились… Несси! Ну, будь умницей, собирайся уже и поедем ко мне! Поработаем над вчерашними ошибками, господин инструктор, а?
— Тина, дорогуша, мне сейчас совсем не до того, — с досадой выдавил я. — Веришь ли, нет, а именно теперь никакой возможности ехать к тебе.
— А что такое? — живо вскинулась она. — Что: ты сейчас встречаешься с другой девчонкой? Той самой, которую подцепил вчера в клубе?
Я пристально поглядел на мулатку. Боже мой, ведь сущая дурёха — а между тем как безошибочно у этой дурёхи работает женская интуиция! Или зря я называю интуицией случайную догадку?
— Что ты молчишь? — продолжала она меня пытать. — Я угадала?
— На все сто, — мрачно сказал я.
— О! — разочарованно, слегка презрительно протянула Тина. — Ну ты и свинья, Несс! Ладно! Так и быть! Пойдём!
— Куда? — поразился я.
— Пойдём, поглядим на эту деваху, твою крашеную дрянь! Если уж тебе так хочется втроём — так и быть, я широко смотрю на вещи.
Тина цепко ухватила меня за руку.
— Тиночка, — сердито оборвал я, вырвав руку, — отцепись, а? Иди рядом, если уж тебе позарез хочется меня сопровождать, и веди себя прилично, чёрт возьми!
«Может быть, обидится на грубость?» — с надеждой подумал я. Какое! Моя ученица только покривила толстые губки.
17Мы вышли за школьную ограду — и, разумеется, Саша уже стояла, ожидая меня, во вчерашнем своём наряде. Тина, увидев её, распахнула рот.— Эта дурёха увязалась за мной, — быстро пояснил я по-русски. — Я не придумал, как от неё избавиться. Помоги, Саша, ради Бога!Девушка, к счастью, нашлась почти сразу, ещё раньше, чем Тина успела прийти в себя от изумления.— Привет! — широко осветилась она деланной улыбкой. — Я так рада, что вы вдвоём! Теперь вы точно сможете перевязать мою болячку.Я заметил, что Саша говорит по-английски с акцентом и с лёгкими неправильностями.— Какую ещё болячку? — изумилась Тина.— О, — с непосредственностью ребёнка пояснила Саша, — у меня жуткий нарыв на спине! Запёкшаяся кровь, гной и волдыри, всё это нужно перевязывать каждый час, и мне точно не справиться без посторонней помощи. Вначале ранку нужно обработать, а то, честн
18— Ты заметил, — вновь заговорила девушка, помолчав, — насколько люди боятся страдания?— Чужого?— Своего тоже. Но и чужого, разумеется. Страдание и боль кажутся чем-то настолько безобразным, что человек в ужасе шарахается от них прочь, бежит вприпрыжку. Нет сейчас более верного способа избавиться от назойливого собеседника, чем попросить его о помощи. Если меня в самом деле ранят, ты тоже брезгливо уберёшь руки за спину?— Нет, — глухо сказал я. — Думаю, что нет. Но как я могу обещать, я, который ещё не сталкивался с настоящей болью или настоящим страхом?— Хорошо, — задумчиво отозвалась Саша. — И славно, что ты верно оцениваешь себя. Ещё одно испытание тебе, разумеется, нужно… Ты прочёл «Ромео и Джульетту»?— Да. Разве не заметно, что я клюю носом? Я ещё полтора часа не мог уснуть, после того, как прочитал. Отвечай мне, Саша! Верно л
19Не успел я добраться домой, как моя табула издала высокий пронзительный сигнал: мне пришло «текстовое», то есть пиктографическое сообщение от Тины.«Ты болен на голову? Кто эта девица?»Сообщение я проигнорировал — и через пять минут дождался от неё звонка.— Несс, немедленно объясни мне, что происходит! — истерично закричала в микрофон Тина вместо приветствия. — Кто она вообще такая? Ты что, связался с сектантами? Тебя зомбируют? Обрабатывают? Я видела передачу про сектантов, которые проповедуют жалость: это очень опасная секта! Их лидеры нарочно калечат человека, а потом лечат его! Лечат и снова калечат! Ты что, сейчас спал с ней? Знаешь, Несс, что касается меня, я широко смотрю на вещи, но такого извращения я не понимаю! Ты знаешь, что она тебя могла заразить? Что наверняка заразила! Тебе срочно надо в клинику, срочно! Ты опасен для общества! Ты заразишь своих учеников! Если ты не поедешь
20Я зачитался — и вздрогнул от испуга, когда в мою дверь энергично забарабанили. Поспешно я засунул книгу под матрас, где уже лежал Шекспир — ненадёжное укрытие, но некогда было искать другое — и, обливаясь холодным пóтом, открыл дверь.На пороге стояла Тина собственной персоной. Я облегчённо вздохнул.— Я могу войти? — неприязненно спросила молодая женщина.Я посторонился — Тина вошла.— Чем обязан? — поинтересовался я так же хмуро.— Что?— Зачем ты пришла? И кто тебе, кстати, сказал адрес?— Несс, ты как будто живёшь в каменном веке! Сейчас во Всемирной сети можно найти чей угодно адрес. Твой личный номер я узнала в канцелярии. Дали с превеликим удовольствием. Очень милая старушка там работает, ты не находишь?— Джине тридцать лет, — буркнул я. — Или мы говорим про разных людей?— Я же говорю: старушк
21— Хорошо, — ответил я, помолчав. — С тем условием, что сейчас я свяжу тебе руки и завяжу глаза.Странная и дерзкая мысль пришла мне в голову.Тина захлопала в ладоши.— Отлично! Так у меня ещё не было!Своим ремнём я туго соединил руки молодой женщины с перекладиной стула — Тина поморщилась. Долго я не мог разыскать никакой повязки на глаза, пока не вспомнил, что в домашней аптечке есть бинт.— Что-то уж очень экстремально, — проворчала моя ученица, пока, впрочем, не проявляя особого нетерпения. Любо-дорого было поглядеть на неё, упакованную таким образом, я не удержался от смешка. — В чём легенда этой игры?— Легенда? — Я слегка растерялся. Что выбрать из двух: Библию или Шекспира? Увы, Тина очень скверно знает русский язык, да и это богословие от неё так же далеко, как от меня — высшая математика, сколь бы набожной она ни была в современном значении э
22В школе 2378, как и в любой школе, есть общежитие для учителей, точней, не общежитие как таковое, а просто комнаты, которыми педагоги могут воспользоваться. Основная идея христианского социализма заключается в том, что каждый член общества должен безвозмездно трудиться на общество не меньше двух часов в день, и за это имеет право на такой же бесплатный набор жизненных благ: комнату и питание в общественной столовой. Работа за рамками этих двух часов совершается уже за деньги и позволяет иметь предметы роскоши.Закрывшись в свободной комнатке, которая своей обстановкой (стол, стул, узкая койка) напоминала тюремную келью, я вновь открыл Новый Завет.Я читал, и волосы порой вставали дыбом от ужаса.В свою бытность студентом я основательно изучал теологию, о чём уже рассказывал. То, что я читал, о ч е н ь походило на Истинное Евангелие, которое Понтифик восстановил после напряжённых научных штудий и богоданной властью объявил каноническим. Оч
ЧЕТВЕРГ, 23 АВГУСТА23В четверг, с грехом пополам закончив уроки, я прошёл через турникет — и в фойе сразу встретился глазами с молодым мужчиной среднего роста. Мужчина подошёл ко мне.— Вы — Нестор? — тихо спросил он по-русски.— Говорите по-английски, — так же негромко ответил я ему, содрогнувшись от страха и одновременно от наивного восторга. — Не надо привлекать к себе внимания. Как вас зовут?— Иван.— Джон, вы хотели сказать. Как вы меня узнали?— Саша подробно описала вашу одежду и внешность.— А вы Саше — кто? — бесцеремонно спросил я.— Я её жених, — сухо ответил мужчина.Я осмотрел его с головы до ног, чувствуя на губах горечь прошлого вопроса и вопросов, которые я ему не задам. Мужчина, как я уже сказал, был молод (всего лет на шесть меня старше), сложения скорее астенического, чем креп
24— Кто за вами идёт по пятам? — спросил я, едва мы оказались в комнатке одни. Иван, не отвечая, внимательно осмотрел каждую из стен, провёл пальцами по дверному косяку, поднял матрас койки, заглянул под стол, даже перевернул стул вверх ножками, чтобы глянуть на обратную сторону сиденья — и только после этого слабо улыбнулся.— Агенты службы безопасности, — пояснил он.— Вот как… Есть опасность, что они найдут вас здесь?— Есть, — Иван поглядел мне прямо в глаза, напоминая свою невесту. — Решайте сами. В ы можете уходить, я вас не задерживаю.— Нет уж, — покривился я. — Я лучше подожду. Для чего вы пришли? Что вы хотели мне передать?— Я бы сказал, но я не совсем уверен в том, что эту комнату не прослушивают, и поэтому… а, чёрт побери!У меня у самого сердце ушло в пятки: в дверь энергично замолотили.— Служба безопа
84Вечером того дня, когда наш самолёт вылетел из Новосибирска, до города долетели первые ракеты с ядерным боезарядом. В семидневной войне Российская империя перестала существовать. Воистину, мы сами находились на волосок от гибели.В монастыре Ват Суан Мок Сергей Теофилович быстро сошёлся с настоятелем и через месяц был командирован в маленькую удалённую обитель Ват Путта Бен для её обустройства. Перед уходом он отдал нам на хранение несколько образов, ранее бывших на иконостасе Крипты.Михаил Петрович, отличный художник, написал и новые.* * *…Завершая свою историю, я пытаюсь отодвинуть её от себя и взглянуть на неё издали, беспристрастными глазами. Моё изложение восьми дней из жизни Свободного Союза — ни самое полное, ни, конечно, самое лучшее. Я, простой инструктор истории, не был вхож в элиту антихристианского общества, ни разу не посетил Христианию, и, вероятно, глазами генерала Liberatio Mundi или высокопоставленн
83Потянулись тоскливые дни. Михей потребовал принести нам Свод законов Российской империи (дали без возражений) и однажды, листая, воскликнул:— Эврика! «Духовные лица, произведённые в сан согласно традициям своей религии, за исключением “свободного католичества”, не могут быть задерживаемы без предъявления обвинения»!— Сергей Теофилович! — тут же оживился я. — Неужели вы не можете произвести нас… в дьяконов, скажем?Наставник развёл руками, грустно улыбаясь.— Я не архиепископ…— А в… буддийских монахов?— И это не могу. На церемонии должны присутствовать, как минимум, четыре полных монаха, не считая знатока Учения, который её проводит.— А в буддийских послушников?— Два монаха должны быть свидетелями…— А в кого-нибудь ещё ниже рангом? — не отставал я.Сергей Теофилович за
82В это сложно поверить, но до восточной границы Свободного Союза мы добрались почти без приключений. Впрочем, у Империи Хама были тогда другие заботы. Международная обстановка накалялась, и голоса в пользу войны раздавались всё громче.Мы перешли границу Российской империи пешком, ночью. Почти сразу же мы были арестованы пограничниками и отправлены в одно из отделений полиции Екатеринбурга.Не предъявляя нам обвинения, офицеры контрразведки Российской империи специальным автомобилем «этапировали» нас в Новосибирск, где нам отвели чуть более просторную камеру.Начались допросы.Следователь Татищев (в чине штабс-капитана) был вежлив, осторожен, мягок. Нам не угрожали, не кричали на нас, даже и речи не шло об избиениях или пытках. Более того, нам (неслыханная вольность для арестованных) вернули наши личные вещи, предварительно осмотрев их. (Впрочем, у Михея отобрали кривой нож, и он долго сокрушался по этому поводу.) Относи
81Мы ехали днём и ночью, останавливаясь только для того, чтобы забежать в придорожное кафе или магазин (каждый раз уходили только двое, двое оставались в фургоне). За рулём попеременно сидели то Михей, то Михаил Петрович. Ему на руку укрепили «браслет» пастора, а я, скрывая отвращение, должен был, на случай проверок со стороны дорожной полиции, залезть в платье «сестры Справедливости». (Михаилу Петровичу предлагать этот опыт никто из нас даже не решился, и то: засунуть телёнка в женский чулок было бы проще.) Меньше всего хотелось этого маскарада — с другой стороны, любой маскарад помогает забыться…О Саше мы не говорили.Спали тоже попеременно, и однажды ночью я проснулся на узкой трясущейся лавке фургона оттого, что понял: по моим щекам непрерывно бегут слёзы. Кажется, я даже застонал, как ни пытался удержать этот стон, как ни сжимал губы.Сергей Теофилович, в темноте еле различимый (свет в салоне мы не
80Сигналами и сочным русским трёхэтажным матом «святой сестры» фургон прокладывал себе дорогу через толпу.Я оглянулся назад. В салоне были только Михаил Петрович и Сергей Теофилович.— Где Иван? — спросил я, едва мы выехали на свободную улицу.— Мне почём знать, — огрызнулся Дед Михей. — Нянька я ему, што ль? Улетела птица в неведомы края.— Подумай, Михей Павлович: ведь ему невыносимо осознавать свою невольную вину перед Аней и быть с нами рядом, — тихо произнёс наставник за моей спиной. — Он прочитал её письмо. Может быть, он ушёл навстречу подвигу. Или падению... Но будем верить в лучшее.— А… Нэри?— И она ушла, — вздохнул Сергей Теофилович. — И про неё, Нестор, тоже не знаем, куда. Как, собственно, не знаем, откуда она явилась. Она оставила послание, которое мы вскроем перед границей Российской империи.— Сергей
79Литургия продолжилась. Десяток человек после этого, не вынесшие мерзости и адского ужаса зрелища, встали со своих мест и вышли через обычный вход. Я был среди них. Служба безопасности не пыталась нас задерживать, агенты оцепенели, жадно раскрыв глаза происходящему. Да, такое нечасто увидишь!Подкашивающимися ногами я добрёл до проезжей части — и вздрогнул, когда прямо над моим ухом прозвучал острый сигнал клаксона.Не может быть! Чёрный фургон похоронного бюро «Последний путь», наш старый знакомец! Дед Михей, в трещащем по швам платье «суки Господней», из которого нелепо торчали его волосатые руки, высунулся из окошка.— Сигай в кабину, живо! — завопил он. — Поехали!
СРЕДА, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ АВГУСТА78Гигантская толпа собралась на площади перед храмом Христа Спасителя. Люди в нетерпении задирали головы к огромным уличным стереоэкранам, которые должны были транслировать литургию в прямом эфире, толкались, перешучивались, бранились, шумно дышали, распаляясь мыслью о сладком зрелище, будто нечаянно прижимались друг к другу поближе…Но Саша, в накидке «царицы Ыгыпетьской» шла гордо, прямо, царственно держа голову, и её — пропускали, перед ней — расступались.На входе работали три поста службы безопасности, и мы выбрали молодого африканца, понадеявшись, что тот недавно прибыл в Москву и не слышал нашумевшей истории о Лиме. Чернокожий юноша широко осклабился, проведя считывающее устройство над Сашиным запястьем.— Добро пожаловать, ваше преподобие, — поприветствовал он Сашу. — И вам, ваше преподобие, — сухо обронил он мне, надевшему &l
77Сергей Теофилович в своей келье читал древнюю Кхуддака-никаю, увидев нас, с удивлением поднял глаза и медленно закрыл книгу.— Вы всё-таки решили настаивать сегодня на заупокойном обряде? — спросил он.— Нет, — ответила Саша, прикусив губу (кажется, она была готова и расплакаться, и рассмеяться). — На венчальном, батюшка.* * *…Обряд венчания завершился, а никто не расходился, и даже с места никто не сдвинулся. Все стояли и смотрели на нас, безмолвно, пронзительно, и мне сжало сердце благодарностью и мýкой.— Идите, — шепнул наставник, наконец.И едва не на цыпочках мы вышли из храма Крипты, а все продолжали стоять, глядя нам вслед....Меня удивила землянка Саши (западная, бывший армейский дот). Я, думая прямолинейно и несколько наивно (что всегда свойственно молодости), ожидал увидеть в жилище председателя голые бетонные стены и пол, мишень для метания н
76Мы вышли из Крипты и действительно пошли по лесу. Саша, к моему изумлению, надела лёгкую белую блузку. Была она в ней так хороша, что я и посмотреть на неё боялся — оттого сразу начал хрипловато выкладывать то, что знал:— Лима сказала мне, что девушки будут с трибун бросать букеты. О н попросит выйти ту, чей букет ему понравится. Здесь есть несколько сложностей. Во-первых, служба безопасности на входе будет считывать метки и отнимет букеты у всех, кто не является жрицей или дивой.— Что за беда! — беспечно отозвалась Саша. — У нас же есть её браслет, «царицы Ыгыпетьской», как говорит Дед Михей. Нет худа без добра. Но с букетом ты меня действительно огорчил. Разве может букет полевых цветов от скромной партизанки соперничать с роскошными тепличными розами этих высокопоставленных блудниц? Неужели на самом деле придётся метать нож с трибуны? Больно уж это ненадёжно, и слишком обидно будет промахнуться, пра