Элвин
– Пожалуйста, – повторил я с тихой угрозой. – Я дам зарок на любой долг.
Князь Церы откинулся на спинку кресла. Этот подонок выглядел до омерзения довольным.
– Хочешь, чтобы я разбудил твою человечку? Чтобы она продолжила играть в законницу и лезть в дела фэйри?
– Именно, – сказал я, сдерживая подступающее раздражение.
Полчаса беседа шла по кругу. Я настаивал, он смеялся и отказывался. Снова и снова.
Проклятье, я знал, что князь захочет поглумиться, и был готов к этому. Пусть получит свое маленькое удовольствие – заслужил. Но сколько можно?!
Марций Севрус покачал головой:
– Мне ничего от тебя не нужно, Страж. И я рад, что не увижу больше человечку в зале Совета, – он поднялся. – Аудиенция окончена.
До последнего не верил, что он меня выставит.
Оказавшись с той стороны двери, я уставился на нее невидящим взглядом.
Почему?! Мы никогда не любили друг друга, но и врагами не были. И он уже имел возможность убедиться, что я могу быть полезным.
И что теперь делать? Талант повелителя Церы уникален. Я не слышал больше о фэйри или магах, способных войти во врата души.
Ладно, я знал, что должен сделать прямо сейчас, гриски бы побрали навязанный княгиней подарочек. Все во мне требовало вернуться в башню. К Франческе, которая третий день лежала очарованной пленницей в объятьях сна. Но братец-буря изъявил желание прогуляться после обеда, а я, как послушный мальчик на побегушках, обязан был его сопровождать.
Откликаясь на паскудные мысли, лиана на протезе шевельнулась и меня передернуло от омерзения.
Я сжал кулак, пережидая ноющую боль в давно утраченной конечности. Старший медик клана Танцующих-с-Ветром – только руками развел, когда я продемонстрировал ему свою нечаянную находку. Мол, обычно порождения Роузхиллс дохнут вне долины. А эта дрянь, видите ли, прижилась, этаким паразитом вросла в протез. Видать, не устояла перед моим обаянием.
Гадина снова шевельнулась под перчаткой, и я тоскливо прикинул где бы по-быстрому запереться, обрезать свежие побеги. Слишком торопился с утра для разговора с князем Церы, чтоб его…
– Элвин! – Риэн окрикнул меня, когда я проходил мимо его покоев.
– Я тороплюсь.
Он понимающе кивнул:
– Можешь не спешить. Стормур уединился с княгиней, так что ближайший час ты свободен.
Даже так? Я скривился, подавляя подступающее раздражение. Плевать. Иса давно не моя женщина, пусть проводит время с кем пожелает.
Риэн подмигнул:
– У меня есть отличный тамерский аджас.
На мгновение захотелось согласиться. Плюнуть на все, нырнуть в сладкое облако дурманных грез.
Я не любитель аджаса. Пробовал с подачи Риэна, но не проникся. Доброта и миролюбие, накатившие после нескольких затяжек, сопровождались противной слабостью. Дым обволакивал разум, отнимая ясность восприятия, способность трезво мыслить, а вместе с ней и самоконтроль.
Ну ее к Черной эту искусственную любовь ко всему сущему. Я лучше буду злым и желчным, но буду собой.
– Обойдусь, – буркнул я и попытался обойти братца. Но он сделал почти незаметный шаг в сторону и снова оказался на моем пути.
– Не нуди, тебе надо расслабиться. Пойдем, покурим, – заговорщицки прошептал этот пройдоха.
А, ладно! За час я только успею доехать до башни и вернуться.
– Курить не буду, – предупредил я, заходя в комнату.
– Тогда выпей, – он поставил на стол запыленную бутылку. Судя по печати на сургуче из личных запасов княгини. Умеет устроиться.
Я опустился в кресло и огляделся без особого интереса. Безликость гостевых покоев разбавлял гобелен с похабной русалкой на стене. Русалка возлежала на берегу моря, призывно выпятив обнаженный бюст, и улыбалась улыбкой опытной, на все согласной шлюхи.
Риэн не спеша забил чашу, поворошил щипцами в камине, выискивая уголек пожарче. По комнате поплыл дымок с характерным запахом.
– Чего рассказывать? – отозвался я, мрачно меряя взглядом бутылку.
Выпить хотелось до смерти. Но наш договор с княгиней и ее паскудным братцем исключал подобные развлечения.
До конца зимы, мать ее!
– О чем ты говорил с князем. И почему такой… – он повертел в воздухе пальцами, словно пытался найти подходящий термин. – Ну, вот такой! – последние слова потонули в бульканье кальяна. Вид у брата при этом был такой счастливый, что мне захотелось ему врезать по морде. Без причины, просто так для восстановления мировой гармонии.
Не люблю посвящать других Стражей в свои проблемы. Мои названные родственники – специфические ребята. Некоторым из них, вроде Фергуса или Коры, я не доверил бы выносить ночной горшок.
Но Риэн мне всегда нравился. Не в последнюю очередь своей безбашенной легкостью, переходящей в легковесность. И, должно быть, пары аджаса в воздухе сделали свое дело, потому что я разговорился.
Братец слушал внимательно. Кивал. И даже, удивительное дело, не спешил перебить, чтобы поделиться аналогичным случаем, произошедшим с ним совсем недавно.
– Итак, тебе нужна услуга от Марция Севруса, – подытожил он мой рассказ. – Малый долг, правильно?
– Он не согласен даже в обмен на Великий.
Брат отложил шланг в сторону. Посмотрел на меня неожиданно пристально, и я подумал, что он какой-то непривычно собранный и серьезный. Не похож на того обычного Риэна, с которым мы неплохо проводили время лет пятьдесят назад.
– Князь Церы должен мне, – сообщил он. – Как раз Малый долг.
Я стиснул подлокотник кресла, стараясь удержать на лице равнодушную гримасу. Неуверен, что получилось.
– И? – спросил я с самым безразличным видом, на какой был способен.
Он пожал плечами:
– Попрошу его – пусть поможет. Что мне – жалко? А взамен…
– Ага, – стало легче. Не верю в безвозмездную помощь. Как правило, она обходится куда дороже честной сделки. – И что взамен?
– Ты отойдешь и не станешь вмешиваться, когда я попрошу. Один раз.
– Странное условие.
Он заморгал, превращаясь в того самого хорошо знакомого мне Риэна.
– Все честно, Эл. Ну что – по рукам?
За всем этим что-то стояло. Где и когда я должен буду отступить по его просьбе? Чем чревато будет выполнение такого зарока?
К грискам! Нравится – не нравится, выбора у меня нет.
Я кивнул и пожал протянутую руку.
– Какого… – я запнулся, вперившись неверящим взглядом в двери Старины Честера.Шагавший следом Риэн чуть не впечатался мне в спину и тоже остановился, прервав пространное рассуждение о несомненном преимуществе южных красавиц перед северянками.– Привет, Хейдрун, – прокомментировал братец открывшуюся его взгляду картину. – Не знал, что ты теперь живешь у Элвина.– Ты видишь то же, что и я? – переспросил я на всякий случай. – Козу над дверью?– Ну да, – радостно откликнулся Риэн. – Слушай, а зачем ты ее там держишь?Эти слова окончательно уничтожили мелькнувшую было надежду, что все это не более, чем галлюцинация.– Какого, – я добавил любимое словечко из лексикона матершинника-Фергуса, – ты здесь делаешь, Хейдрун?Коза мемекнула и встала. Медленно так, с достоинством. По-кошачьи потянулась, балансируя на обледенелом козырьке. И с грацией…
ЭлвинОжидание затянулось почти на полчаса. Я мерил комнату торопливыми шагами. Взгляд перебегал с лежащей на постели Франчески на вольготно развалившегося в кресле у изголовья кровати Марция Севруса. И обратно.Ну, долго еще?!– Тебе бы покурить, – жизнерадостно предложил Риэн.Я образно объяснил, где видел его предложение. А заодно и самого Риэна. Он не обиделся, только философски пожал плечами:– Злой ты. Если так нервничать, откроется язва, – и снова забулькал.Этот звук одновременно успокаивал и раздражал. Как и сам Риэн.– Гриски с тобой. Давай, – не выдержал я.Все лучше, чем тихо психовать, не в силах сделать, хоть что-то. Беспомощное ожидание сродни пытке.Я вдохнул вонючего дыма и закашлялся.– Не так резко, – с видом эксперта протянул братец. – Не жадничай.Несколько затяжек и впрямь вернули подобие утраченного душевного равно
Франческа– Франческа, послушай…Человек, убивший моего мужа и надевший на меня ошейник, говорит долго. Путается, волнуется, подбирает слова. В его голосе неподдельное беспокойство, на лице растерянность.Он рассказывает мне о какой-то чужой жизни. И пытается убедить, что она – моя.Я слушаю, не скрывая брезгливости. И не верю этим умоляющим и полным тревоги взглядам.Очередной его способ поиздеваться. Убедить меня, что я не в своем уме.– Фран…– Не называй меня так!Он осекается и смотрит на меня с тоской – непохож на себя, как будто подменили.– Ты можешь не верить, – тихо говорит он. – Но это правда.Смешно! Я помню, что было вчера. Как он ворвался в мою комнату, ругаясь и угрожая высечь. Мое отвращение было столь велико, что я самовольно превратилась в кошку – лишь бы сбежать от него.– Только если в ваших мечтах
– Мести? – Рэндольф тоже осадил коня.– Блудсворд должен заплатить за смерть Терри! И за все, что он со мной сделал. Почему я должна бежать из родного дома? Я хочу мести!– Сейчас это невозможно.– Спасибо, а то я не знала, – фыркнула я. – Но потом, когда мы приедем в Церу. Что дальше? Так и прятаться всю жизнь по углам от горбатой мрази?Он тронул поводья.– Это зависит от тебя.– Почему от меня-то?!Фэйри не ответил.* * *Заметать начало еще в обед. Мы глянули на бегущую вдоль тракта поземку и, не сговариваясь, решили все же ехать. Близость столицы подстегивала. Чем больше миль будет между нами и возможной погоней к началу непогоды, тем лучше. Выиграть даже полдня в таких условиях – выиграть гонку.Мы ошиблись. Через пару часов разыгралась настоящая метель. Ветер сбивал с ног, снег залеплял глаза, укладывал под ноги белые липкие барханы. На Изнанке сне
Мы так и сидели в обнимку. Долго. Я ощущала щекой и ухом его горячее дыхание. Сильные руки на спине, запах влажных волос. И удивительное чувство поддержки, сопричастности, когда точно знаешь – что бы ни случилось, ты не одинок и тот, кто рядом, не предаст и не бросит.А потом что-то неуловимо изменилось. Дыхание фэйри стало глубже, руки напряглись, прижимая меня чуть крепче, чем нужно, и нечто во мне отозвалось жаркой, пьянящей дрожью по всему телу. Его пальцы скользнули по моей спине – поглаживая осторожно и нежно. Я замерла, вслушиваясь в свои ощущения. Хотелось, чтобы он не останавливался. Чтобы продолжал. Сквозь тонкую шерсть одеяла я чувствовала каждое прикосновение. Губы прижались к шее. Туда, где под кожей пульсировала жилка. Сперва робко, словно спрашивая разрешения. Я чуть откинулась в его руках, и не думая протестовать, когда он поцеловал меня еще раз, поднялся к мочке уха, лаская кожу дыханием. Внизу живота запульсировало голодное желание, откликнулось
– Очень смешно, да? Сразу видно, что у тебя с воспитанием еще хуже, чем у меня, – обидеться не получилось, я засмеялась вместе с ним. Пусть он всегда будет таким счастливым.Отсмеявшись, он заставил меня подвинуться ближе к огню и коснулся пальцами отметины на груди.– Откуда у тебя этот шрам, Элисон.– Этот? Ой, я правда не знаю. Он просто взял и появился. Точно помню, что не резалась. И провалов в памяти не было. Смешно, да?Он помрачнел:– Не смешно. Это руна.– Руна? Почему на мне неизвестно кто вырезает руны? Я что – свиток этому “кому-то”?!– Ты это ты. С тобой что угодно может быть.– А ты знаешь, кто я, Рэндольф? Почему это все происходит со мной?– Догадываюсь.– Скажи мне!– Прости. Нельзя.– Почему?– Ты должна сама вспомнить.– Да уж, сразу видно, что вы с Терри братья, &nda
Всего лишь очередной брауни. Он застенчиво хлопает длинными ресницами и поглаживает ладошками пушистую кисточку на хвосте.– Как ты меня напугал, – с чувством говорю я. – Ты кто?– Леди забыла? Я – Тасситейл. Гор-нич-на-я, – последнее слово брауни произносит по слогам с неподдельной гордостью.Надо же, я и горничной обзавестись успела?! Мне опять хочется завыть от абсурдности происходящего, но брауни умудряется погасить подступающую истерику простым вопросом:– Леди будет одеваться?– Будет, если есть во что.В моей комнате я не нашла ничего похожего на гардероб. А обсуждать эту или любую другую тему с магом было невыносимо.Не удивившись подобному ответу – способны ли вообще брауни удивляться – Тасситейл с натугой откатывает в сторону малоприметную дверь в дальнем углу.Я вхожу в гардеробную комнату, встроенные в стены магические шары вспыхивают, и у меня перехватывае
ЭлвинУтром братец-буря прислал мерлетту. Сиятельной регентской заднице приспичило прогуляться. Щедро поделившись с окружающим пространством своими эмоциональными, но банальными соображениями по этому поводу я отправился во дворец.Разумеется, стоило мне подъехать, как разыгралась метель, и поездку отменили. Я сходил с ума от беспокойства при мысли о Франческе. Что с ней? Как она? Не вляпалась ли еще куда пока меня нет? Вчерашний вечер оставил полный горечи и бессилия осадок, но я убеждал себя, что дело в шоке.Проклятье, ну невозможно же, чтобы она забыла все и навсегда!Убеждал и не верил. Жизнь не раз доказывала мне: ничего не вернуть. Обретаешь на время, теряешь навсегда.День во дворце стал настоящим испытанием. Особенно когда к нашей милой компании присоединился Марций Севрус. При виде его самодовольной рожи у меня путались мысли от бешенства. Неотступно сверлило навязчивое и самоубийственное желание выколупать ублюдку лишний
ФранческаВещь, когда-то бывшая ошейником, лежит перед нами на столе. Вид у нее откровенно жалкий – кожа измусолена и пожевана, хуже, чем штора в гостиной. Серебряный оклад вокруг маленького камушка по центру почернел, а по самому камню теперь змеится трещина, разделяя его наискось.Элвин, прикрыв глаза, водит руками над артефактом, пытаясь оценить его состояние. Я сижу рядом и стараюсь даже дышать неслышно, чтобы не помешать ему.Если он… если мы… если это еще возможно восстановить артефакт…Боги, пожалуйста, сделайте, чтобы это было возможным!Потому что если не получится, то я…За этим «если не получится» была злорадная улыбка вечности. Время, которое собирает с людей свою дань. Старость, которая придет за мной, чтобы разлучить нас.Навсегда.Почему, ну почему я была такой идиоткой?! Почему попросила снять ошейник? Почему не спрятала потом его как следует?
ВанессаЭтот человек прибыл в Гринберри Манор после обеда. Спешился, отдал поводья конюху, отдал дворецкому визитку и проследовал в гостиную.– Ждите здесь, – важно объявил дворецкий. – Я извещу миледи.Ожидание затянулось, но гость не выказывал признаков беспокойства. Он неторопливо обошел комнату, осматривая изящную обитую сафьяном мебель, буфет с резной дверцей, шелковые обои. Порой на его молодом и довольно привлекательном лице мелькала одобрительная улыбка. Остановился у клавикорда, откинул крышку и наиграл двумя пальцами первые аккорды популярного романса.Увлеченный инструментом, он не видел, как в дверях замерла женщина. Болезненно худощавая, со следами былой красоты на лице, которые угадывались даже под слоем белил и румян. Несколько легкомысленное платье, куда более уместное на юной кокетке, чем почтенной вдове, спорило с заметной сединой в рыжих волосах.Прежде чем войти в гостиную женщина бросила корот
РэндольфПо безмятежной лазури небес проплывали легкие, кучерявые облака. День выдался не по-февральски теплым, и в воздухе уже вовсю ощущалась близость весны.– Отрадный денек, – усмехнулся в бороду старик Хэтч. – Ишь, как все осело.Запряженная в телегу мосластая лошаденка, лениво брела по занесенной снегом тропе. Добравшись до тенистого распадка между двумя холмами, куда не проникали солнечные лучи, она замедлила шаг, а после и вовсе встала, демонстрируя всем своим видом немощь перед силами природы.– Треклятый снег, – ругнулся Ник Картер и снова спрыгнул с телеги, чтобы очистить обода. – Кончай прохлаждаться, бездельник, и помоги мне. Иначе, видит Тефида, нам вовек не добраться до Фалькон нест. Или ты хочешь заночевать в окрестных лесах?Хэтч засмеялся тонким, скрипучим голосом:– Куда торопиться, старина? Можно подумать, монашки ждут тебя после того, как на прошлой неделе у них
Звук снизу заставляет меня слететь по лестнице. Я почти вбегаю в холл, уже не заботясь, чтобы демонстрировать показное равнодушие.– Почему тебя так долго не было?!– Дела, – буркает он, едва удостоив меня взглядом, и поднимается наверх, тяжело опираясь о стену рукой.Я смотрю ему вслед, задыхаясь от возмущения. Я так его ждала, а он… он…Первый порыв – устроить скандал, потребовать внимания, надуться. Но тут внутри меня словно вспыхивает ярко-красная надпись «Нельзя!». И где-то в глубине сознания появляется другая Фран – более спокойная, взрослая. Появляется, чтобы вполголоса заметить, что у Элвина тоже есть желания и потребности. Что он выглядит вымотанным до последней степени. Что мужественно терпел все последние недели мои капризы. Что, кажется, с ним сегодня случилось что-то в той части его жизни, о которой он так мало рассказывает. И что неплохо бы поддержать его, или хотя бы не быть такой зако
В надежде сбросить погоню, я трижды переносила нас между мирами. Преследователь не отставал. Несколько раз над головой свистели стрелы. Одна вонзилась в ель над моей головой и разлетелась ледяными брызгами.Мы перелетели холм. Внизу от основного тракта отходила узкая тропинка. Фэйри, не колеблясь, направил коня по ней. Обернувшись, я увидела черные силуэты преследователей и своры гончих в призрачном свете огромной, зависшей над холмом луны. Впереди, вырвавшись на два корпуса, скакал всадник-великан. Он запрокинул голову, увенчанную раскидистой кроной оленьих рогов, и протрубил в рог.Тропка была занесена снегом, и мы сразу потеряли скорость. Свистели ветки, норовя хлестнуть по глазам. Я пригибалась, стискивала немеющими пальцами край седла. Свет луны почти не проходил сквозь нависшие кроны. Правь лошадью я, все закончилось бы плачевно, но Рэндольф видел в темноте лишь немногим хуже, чем днем.Конь под нами хрипел, клочья пены стекали по морде, сиплые выдохи подс
– Я помню ее, – Стормур скривился и брезгливо, носком ноги, перевернул тело на спину тело Кьяры. – Воровка.– И какие же счеты у воровки к регенту Хансинорского двора? – поинтересовался я с обманчивой мягкостью.– Не твое дело.– Еще как мое. Из слов Блудсворда я понял, что ему даром не сдалась эта вендетта. И будь любезен, раз уж я спас твою никчемную жизнь, поделись соображениями: с какой стати служанке так ненавидеть тебя?Стормур выдержал мой взгляд в упор. На высокомерном лице не дрогнул ни единый мускул.– Я был в своем праве, Страж. Она и ее подельник собирались меня обокрасть.– О, вот, значит, как? Обокрасть? И что же ты сделал?Я бросил еще один взгляд тело Кьяры. Спускавшиеся по плечу женщины шрамы здорово напоминали следы от волчьих клыков.Регент пожал плечами:– Я был излишне милосерден. Натравил на них псов. Вор прикончил двух собак, тогда я прика
Говорят, к встрече с Хаосом невозможно подготовиться. Как невозможно предсказать во что инферно превратит живую плоть. Это у магии есть пределы, Хаос же не ведает границ. В Братстве не принято говорить об этом, но прикосновение инферно – самый жуткий тайный кошмар любого Стража.Я ждал боли. Ужаса, смертного холода, полной утраты себя…Ничего не было. Гудящий черный смерч сжался, охватил вскинутую руку. Вой стал выше, пронзительнее, протез кольнуло холодом, перчатка съежилась и истлела, словно ее разъело кислотой. Расширенными глазами я следил за тем, как черная воронка сжимается, втягиваясь в ладонь. Давно утраченная кисть пульсировала, посылая то ощущения невыносимого жара, то нестерпимого холода, то резкой и мучительной боли. То, что было и не было мною – паскудная лиана, проклятый подарочек из долины Роузхиллс, сейчас жило своей жизнью. И оно поглощало инферно. Жадно, как страдающий от жажды пьяница поглощал бы дармовый эль.Спазм боли све
Она не ответила, но попятилась, не отводя от меня взгляда. Искалеченная рука нырнула к поясу. Метательный нож замер в воздухе на том же месте, где только что была игла.– Неправильный ответ, – я взялся за рукоять, одобрительно покивал, отдавая должное балансировке и качеству стали, и бросил на стол, рядом с иглой. – Давай лучше признаем, что первая попытка вышла откровенно неудачной, и попробуем еще раз.Кьяра отступила еще на шаг и наткнулась на стену. Взгляд служанки отчаянно перебегал с предмета на предмет, смуглое лицо побледнело и стало серым.– Знаешь, я никогда не пытал женщин. Я в принципе не очень люблю пытать. Но делаю это неплохо.– Чего ты хочешь? – ее голос дрожал.– Все того же. Информация о твоем хозяине в обмен на мое покровительство. Улыбаешься? Зря. Я не «регентский холуй», как ты изящно изволила выразиться. И мое слово немало значит среди фэйри.Не знаю, почему мне так
В чувство меня привела резкая боль в левой руке. Я стиснул зубы, сдерживая стон, и попробовал открыть глаза. Не получилось. Я почти не чувствовал собственного тела, за исключением давно отрубленной руки, которая болела так, словно снова отросла и сейчас ее кто-то медленно поджаривал на огне.Но эта боль была благословением, она будила, не давала потеряться в беспамятстве. Я напрягся и снова попытался приподнять веки. Проклятье, это было все равно что толкать четырехсотфунтовый камень. Простейшее действие удалось только с третьей попытки.Первым, что я увидел, было лицо хромоногой служанки. Гримаса ненависти уже сплозла с него. Сейчас она рассматривала меня, чуть наклонив голову набок. Потом протянула руку к моей шее и извлекла тонкую черную иглу.– Опять не рассчитала дозу, – равнодушно сообщила она. – Ты должен быть без сознания. Но паралич – тоже хорошо.Я скорее догадался, чем почувствовал, как женщина взяла меня за руку. В поле