Глава 4

Франческа

– Франческа, послушай…

Человек, убивший моего мужа и надевший на меня ошейник, говорит долго. Путается, волнуется, подбирает слова. В его голосе неподдельное беспокойство, на лице растерянность.

Он рассказывает мне о какой-то чужой жизни. И пытается убедить, что она – моя.

Я слушаю, не скрывая брезгливости. И не верю этим умоляющим и полным тревоги взглядам.

Очередной его способ поиздеваться. Убедить меня, что я не в своем уме.

– Фран…

– Не называй меня так!

Он осекается и смотрит на меня с тоской – непохож на себя, как будто подменили.

– Ты можешь не верить, – тихо говорит он. – Но это правда.

Смешно! Я помню, что было вчера. Как он ворвался в мою комнату, ругаясь и угрожая высечь. Мое отвращение было столь велико, что я самовольно превратилась в кошку – лишь бы сбежать от него.

– Только если в ваших мечтах. Я не подошла бы к вам, хозяин, – я делаю ударение на последнее слово, – даже останься вы единственным мужчиной в этом мире. И уж конечно, не стала бы спасать вас от мести брата моего покойного мужа.

Элвин отводит взгляд. Удивительное дело, но он не торопится ударить меня словом в ответ, забросать ворохом насмешек и издевок, как всегда делал раньше.

И еще удивительнее: я вдруг понимаю, что мои слова задели его.

Ему действительно важно, что я скажу или подумаю?! Для того он и придумал эту дикую ложь – в надежде смягчить мою ненависть?!

Пьянящее ощущение власти над тем, кто вправе распоряжаться моей жизнью, накрывает и захватывает полностью. Я жмурюсь, мотаю головой. Снова раскрываю глаза и смотрю на мужчину рядом.

Если это правда. Если мне не кажется…

Месть сладка на вкус.

Внезапная мысль уводит от упоительных мечтаний о возмездии. Я озираюсь и дергаю одеяло, подтягиваю его выше, под горло.

– Что я делаю в твоей постели?

Он криво улыбается:

– Это наша постель. И наша комната, Фран.

– Не называй меня так! Подай пеньюар.

Почему я здесь? И почему на мне сорочка из тончайшего шелка, отделанная кружевом?

Она восхитительна. Почти невесомая прохладная ткань обнимает тело. Полупрозрачная, вызывающая, совершенно неприличная.

Помню, как засыпала, облачившись в простую льняную рубаху, купленную в лавке готового платья. Кто переодел меня?

В мыслях путаница, каша. Мне надо побыть одной! Все понять и осмыслить!

– Франческа…

– Подай пеньюар, – шиплю я сквозь зубы, еле удерживаясь, чтобы не завизжать.

Он пожимает плечами, отходит и возвращается с шелковой тряпочкой под стать сорочке. Текучая ткань, тончайшее кружево. Даже на вид эта вещь выглядит дорогой, по-королевски роскошной.

И не скрывающей почти ничего.

– Поскромнее нет? – сварливо спрашиваю я, не в силах оторвать взгляда от этой красоты.

Он мягко улыбается:

– У сеньориты дюжина пеньюаров. Один нескромнее другого.

Издевается!

Подавив глупое желание потереться о гладкую ткань щекой, я запахиваю пеньюар. Встаю с кровати, проигнорировав поданную руку.

Его комната как-то очень изменилась, по сравнению со позавчерашним днем, но я не могу, не в силах сейчас об этом думать. К себе, спрятаться, скрыться, запереться в том небольшом закуточке, который я уже привыкла в мыслях называть своим!

Почти бегом пересекаю часовую комнату, стараясь не думать об изменениях в обстановке и о том, что еще вчера механизм покрывала патина, а сегодня он блестит, как начищенная медяшка.

Влетаю в свои покои.

И еле удерживаюсь, чтобы не закричать.

Шкафы с книгами – темные кожаные переплеты за стеклом. Бюро с изящными резными ножками в виде увитых виноградом колонн. Вместо кровати – софа, обитая жемчужно-серым бархатом.

Кажется, единственное, что осталось неизменным – витраж на окне и стойки в виде сидящих кошек у камина.

– Я же говорил, Фран.

Я оборачиваюсь:

– Что… что ты сделал с моей комнатой?! Где мои вещи?!

– Это твой кабинет, – его голос звучит грустно. – Мы решили – глупо держать две спальни, если спим все время в одной.

Элисон

– Мой брат заслуживал того, чтобы я с ним попрощалась, – упрямо повторила я.

– Заслуживал, – тихо согласился фэйри. Он держал коня почти вровень с моей лошадью, поэтому не было нужды повышать голос.

– Он вам поверил. Пошел вытаскивать меня от Блудсворда.

Рэндольф кивнул, признавая очевидное.

– А я вместо этого… трусливо, записочками. Как он матери в глаза глядеть будет?

И снова кивок. Насколько все было легче, когда нас было трое. А тогда мне казалось, что они все время ругаются.

– Почему ты такой молчун? Представить не могу, как ты убеждал Саймона.

– С ним разговаривал Терранс.

– И он сразу вам поверил?

– Почти сразу.

Конечно. Терри умеет так говорить, что ему нельзя не верить.

Умел.

– Надеюсь, с Саймоном все хорошо, – мне действительно было стыдно за поспешное бегство из Рондомиона. За записку, приложенную к завещанию. За то, что так и не сказала брату “спасибо” и “прости”. Наверное, после Терри Саймон – самый близкий для меня человек. – Жаль, что я не увижу лицо дяди, когда Бакерсон будет давать показания. Знаешь, ради этого стоило бы спрятаться в Гринберри Манор и подождать пару недель.

Последнее было сказано нарочно, чтобы позлить моего спутника. Я хотела, чтобы фэйри ответил хоть что-то. Поделился сомнениями или страхами. Выслушал мои. Обнадежил. Сказал, что мы будем делать дальше.

Бесполезно. С таким же результатом можно пытаться разговорить ближайший дубок.

С полчаса мы ехали молча.

– Рэндольф, скажи что-нибудь!

– Что тебе хочется от меня услышать?

– Что-нибудь! Скажи, что все будет хорошо. Что у тебя все под контролем. Что ты знаешь, что делаешь!

Он вздохнул:

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя, Элисон. Все, чем я владею, принадлежит тебе.

Мне захотелось взвыть. Такие прекрасные слова, любая была бы счастлива их услышать. И ведь правда, чистая правда. Не знаю, способен ли Рэндольф вообще лгать, но сейчас он пугающе искренен.

И не то. Совсем не то.

Как же ты мне нужен, Терри!

Коней мы купили на постоялом дворе. Не за всякие глупости вроде “услуг”. За нормальное, человеческое золото. Рэндольфу, с его кошачьими глазами и острыми ушами, не стоило лишний раз мелькать среди людей, но появляться на Изнанке было стократ опаснее. Поэтому он надвинул поглубже шляпу и держался в тени, пока я торговалась за выбранных им лошадей. Хозяин заломил несусветную цену и ни в какую не хотел сбивать. По гадким усмешкам и намекам я догадалась, что он счел нас парой любовников, сбежавших, чтобы обвенчаться. Почему не мужем и женой? Неужели у меня недостаточно благопристойный вид?

Уходили мы тоже по человеческому тракту. У меня оставалось еще немного денег, должно было хватить на пару дней. Что делать дальше, я не знала. Оставалось надеяться, что у фэйри есть план.

Сейчас моя лошадь – пегая кобылка с умными глазами и человеческим именем Нелли неспешно трусила за злым одноухим жеребцом Рэндольфа. Каждый шаг уносил нас дальше от столицы Дал Риады, Сэнтшема и Гринберри Манора. От Саймона, матушки, проблем с наследством и хищных лап Блудсворда.

– Я хочу мести! – я сама удивилась, что сказала это. Даже поводья натянула от неожиданности. Нелли послушно остановилась, удивленно всхрапнула – мол, чего ты, хозяйка?