ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ТИМУР
Март, 2005 год
Я не считал себя романтиком, счастливчиком и баловнем судьбы. Все, что мне давалось – я выбивал, выгрызал, достигал через преодоления, ломку себя, через боль и кровь. И как хорошо, что чужой крови было больше. Сентиментальные чувства казались мне слабостью, блажью, которую нормальный (подчеркиваю, нормальный, а не психически неуравновешенный) мужик не мог себе позволить. Любое проявление любви, привязанности – все это считалось слабостью в моих глазах, и, что кривить душой, после жизни с матерью-шлюхой и отцом, каждый день все больше и больше проваливавшимся в бездну отчаяния и унижения, я не собирался кого-то любить, кроме своих братьев. Казалось, любовь к женщине во мне была убита на корню. Я люто ненавидел свою мать за ее предательство: отца, нас, ее сыновей.
Мартовским днем я и мои братья шли в местный дворец культуры. Хотя ничего культурного там не было, под красивой вывеской-зазывалкой
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ- Сейчас будет больно, - ровным голосом, предупредил меня Тимур, одним резким движением срывая с моих ног джинсы. За это время кровь успела подсохнуть и прилипнуть вместе с джинсовой тканью к моим раненым коленям. Я укусила себя за ладонь, чтобы не закричать. И все же, такое резкое движение было значительно лучше, чем медленно, мучительно медленно отрывать ткань сантиметр за сантиметром. Муж склонился над моими ногами, и я видела лишь его темный затылок, а еще – улавливал запах – горько-пряный, смешанный с металлической сладостью. Хотелось обнять Тимура, коснуться его коротких волос, но руки, вмиг ослабевшие, сейчас не слушались меня.Обжигающая боль помогала отвлечься от недавних воспоминаний. Те страшные минуты, что я провела возле Ильнура. За себя страха не было. Боялась за брата, который хоть и пытался все еще шутить, выглядел с каждой секундой слабее и слабее, еще больше боялась за Тимура, когда до меня стало доходить, что
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯМерседес, тот самый мерседес, который был у Тимура в прошлом году, мчит нас по ночной трассе. Мы – я и муж едем домой. Впереди – на внедорожнике нас охраняют братья: Рустем и Айрат. Удивительно теплая ночь. Я открываю окно – и в салон автомобиля врывается воздух. Осенью он особенный: пахнет кострами, листьями, уходящим теплом. А еще для меня это пряный воздух, чувственный, настраивающий на особый лад…Я счастлива. Причин для счастья немало.Первая – я и Тимур вместе. Вторая – Ильнура успешно прооперировали, и он же в сознании и хватает медсестричек за мягкое место (значит, совсем хорошо себя чувствует). Третья – а зачем третья? Я просто СЧАСТЛИВА. Бросаю взгляд на Тимура – на полных губах блуждает задумчивая улыбка. Люблю его. Еще сильнее, чем раньше. Не знаю, хорошо это или плохо любить такого человека. Даже не пытаюсь оценивать, потому что – сердце выбирает само, но прежде &nda
ГЛАВА ПЕРВАЯБмв помчал нас по трассе на бешеной скорости, следом, догнав нас спустя 5 минут, присоединился ниссан с братьями Тимура. Я прижалась к окну лицом, желая, страстно желая, чтобы его прохладная поверхность отвлекла меня от подкатывающего, свирепыми волнами, страха. Мои ладони – такие ледяные, лежали на коленях – и у меня даже не было сил, чтобы пошевелить ими.Я пыталась представить, что ничего не случилось, что все это – лишь дурной сон, но стоило мне только бросить один-единственный взгляд на лицо Тимура – такое холодное, отмеченное печатью жестокости, как воспоминания ярким пятном закрутились у меня перед глазами. Мне так хотелось спрятаться – от всего мира, под одеялом и забыть, забыть – то, что уже никогда не забудешь!...Раздался телефонный звонок – Тимур тут же ответил, его голос – убийственно-спокойный разломил тишину салона:- Прекрасно, я лично займусь этим. Давай на повороте.
ГЛАВА ВТОРАЯМужские руки властно удержали меня от попытки перевернуться на бок. Темная тень, нависая надо мной, наклонилась, пугая и одновременно волнуя мою душу. Я чувствовала, что это – Тимур, но так же, я ощущала что-то другое, неизвестное мне, чужое. Чтобы отогнать от себя страх, я позвала мужа, и мой голос прозвучал сдавленно:- Тимур?Он не ответил. Лишь потянул кофту, что была на мне, снимая ее одним рывком и полуобнажая меня. Я едва не вскрикнула, и только осознание, что передо мной стоит мой муж, не позволило мне этого сделать. Меж тем, теплые руки Тимура, не медлили – окончательно раздев меня, он снял с себя одежду, швыряя ее куда-то на пол. Я даже не успела что-либо еще сказать, как Тимур, навалившись на меня, впился жесткими губами в мой рот. Я застонала – приглушенно, удерживая себя – мне стало больно от такого напора. Но, казалось, Тимур совсем не слышал меня. Как одержимый, он начал скользить своими шершавыми ладонями по м
ГЛАВА ТРЕТЬЯМне хотелось думать, что Тимур и в этот раз решит вопрос, но, увы, я ошиблась. Через минуту, к машине, со стороны мужа, подошли два милиционера. Высокие такие, уверенные. Представившись и показав свои корочки, они настойчиво «попросили», чтобы мы, в том числе и я, вышли из машины.- Давай, джаным, - чуть усмехаясь, бросил мне Тимур, прежде чем выйти из бмв. Я не успела выбраться наружу, как мой взгляд зацепился за ужасную картину – Тимура зажали у бмв, затем он, мой гордый муж, наклонил голову к капоту машины. Двое омоновцев обыскивали Тимура, и, кажется, их поиски увенчались успехом.В тот момент, когда я, на трясущихся ногах, наконец-то вышла из авто, моим глазам предстала более полная картина: возле других машин так же, окруженные ОМОНом, стояли братья, широко расставив ноги, подобно опасным преступникам. Впрочем, что кривить душой, они и были ими. Я замерла на месте, не зная, что мне делать. Все происходящее казалось мне
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯЯ проснулась от детского плача. Распахнув глаза, я, первые секунды, пыталась понять, где нахожусь. Наконец, до меня стало доходить, сознание стало успокаиваться, и я начала адекватно реагировать на происходящее. Так, плачет ребенок… У мамы дома. Я тихо, чтобы не напугать, вышла из комнаты, тут же сталкиваясь со старшей сестрой, Машей, ее сыном, и двумя молодыми женщинами – подругами сестры.- О, Камила, а ты что здесь забыла? – удивившись моему появлению, вопросила Маша, нахмурив свои светлые, с изломом, брови. Стас, ее сын, продолжал жалобно-устало плакать: видимо, ему нужно было поспать, потому что он, то и дело, тер маленькими кулачками, свои глазки.- Да вот, решила маму навестить, - отозвалась я.- Понятно. Мы тоже вот. Ну, хватит ныть, - простонала Маша, с тяжелым вздохом поднимая ребенка на руки, и неся его в мамину комнату, - утомил ты меня, Стасик, сил моих нет. Юль, Свет, на кухне идите, я скоро.
ГЛАВА ПЯТАЯЯ просидела в одиночестве до позднего вечера – мама, заглянув ко мне на секундочку, сообщила, что ее ученик ушел. Из последних сил сдерживая свои физиологические потребности, я стремительным шагом ворвалась в ванную комнату. Маши здесь, к счастью, уже давно не было, зато остался ужасный запах после нее – смесь рвоты с алкоголем. Тот, кто хотя бы один раз унюхал такое, понимает, какое зловонье там стояло. Брезгливость окутала меня, и я ощутила тошнотворное состояние. Если бы здесь была поблизости прищепка, я бы без промедления нацепила ее на свой нос. Жаль, что я не могла выключить свое обоняние.Мне пришлось заставить себя остаться здесь, чтобы заняться своей гигиеной. Я ужасно ощущала себя – в первые дни менструации, как и обычно, из меня выходило слишком много крови, что обессиливало меня. Наконец, спустя 15 минут я, изможденная, так нуждающаяся в заботе, медленно побрела в свою комнатку. Проходя мимо зала, я заметила р
ГЛАВА ШЕСТАЯ- На отдых, сладкая моя, - Тимур самоуверенно улыбнулся и, не давая что-либо сказать в ответ, вышел из машины. Обойдя ее, он галантно открыл для меня дверь. Я чуть замешкалась, уж слишком много было мужчин вокруг (которые, хоть и были заняты делом, давно заметили нас и украдкой разглядывали), затем, поймав вопрошающий взгляд мужа, все же выбралась наружу. Моя голова тут же закружилась от кристально чистого, пьянящего лесного воздуха. Я пошатнулась (здравствуй, слабачка), и Тимур покровительственно обнял меня за плечи.- Никого и ничего не бойся, - ласково шепнул мне муж на ухо, затем, посмотрев вперед, властным, громким голосом произнес:- Приветствую! А где генерал?Мужчины, перестав работать, как-то все приосанились, услышав Тимура. Их лица с интересом и неким почтением смотрели на него.- Да здесь я, - крепкий, невысокий мужчина в камуфлированной форме, воткнув топор в полено, направился в нашу сторону. – Работаем!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯМерседес, тот самый мерседес, который был у Тимура в прошлом году, мчит нас по ночной трассе. Мы – я и муж едем домой. Впереди – на внедорожнике нас охраняют братья: Рустем и Айрат. Удивительно теплая ночь. Я открываю окно – и в салон автомобиля врывается воздух. Осенью он особенный: пахнет кострами, листьями, уходящим теплом. А еще для меня это пряный воздух, чувственный, настраивающий на особый лад…Я счастлива. Причин для счастья немало.Первая – я и Тимур вместе. Вторая – Ильнура успешно прооперировали, и он же в сознании и хватает медсестричек за мягкое место (значит, совсем хорошо себя чувствует). Третья – а зачем третья? Я просто СЧАСТЛИВА. Бросаю взгляд на Тимура – на полных губах блуждает задумчивая улыбка. Люблю его. Еще сильнее, чем раньше. Не знаю, хорошо это или плохо любить такого человека. Даже не пытаюсь оценивать, потому что – сердце выбирает само, но прежде &nda
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ- Сейчас будет больно, - ровным голосом, предупредил меня Тимур, одним резким движением срывая с моих ног джинсы. За это время кровь успела подсохнуть и прилипнуть вместе с джинсовой тканью к моим раненым коленям. Я укусила себя за ладонь, чтобы не закричать. И все же, такое резкое движение было значительно лучше, чем медленно, мучительно медленно отрывать ткань сантиметр за сантиметром. Муж склонился над моими ногами, и я видела лишь его темный затылок, а еще – улавливал запах – горько-пряный, смешанный с металлической сладостью. Хотелось обнять Тимура, коснуться его коротких волос, но руки, вмиг ослабевшие, сейчас не слушались меня.Обжигающая боль помогала отвлечься от недавних воспоминаний. Те страшные минуты, что я провела возле Ильнура. За себя страха не было. Боялась за брата, который хоть и пытался все еще шутить, выглядел с каждой секундой слабее и слабее, еще больше боялась за Тимура, когда до меня стало доходить, что
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯТИМУРМарт, 2005 годЯ не считал себя романтиком, счастливчиком и баловнем судьбы. Все, что мне давалось – я выбивал, выгрызал, достигал через преодоления, ломку себя, через боль и кровь. И как хорошо, что чужой крови было больше. Сентиментальные чувства казались мне слабостью, блажью, которую нормальный (подчеркиваю, нормальный, а не психически неуравновешенный) мужик не мог себе позволить. Любое проявление любви, привязанности – все это считалось слабостью в моих глазах, и, что кривить душой, после жизни с матерью-шлюхой и отцом, каждый день все больше и больше проваливавшимся в бездну отчаяния и унижения, я не собирался кого-то любить, кроме своих братьев. Казалось, любовь к женщине во мне была убита на корню. Я люто ненавидел свою мать за ее предательство: отца, нас, ее сыновей.Мартовским днем я и мои братья шли в местный дворец культуры. Хотя ничего культурного там не было, под красивой вывеской-зазывалкой
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯГул стоял в моей голове, тело, не подчиняясь мне, сотрясалось от ужаса. Мне было столь страшно, что я перестала чувствовать боль в разбитых коленях. Лишь две мысли сейчас интересовали меня: а что, если бы мы были в машине? И – это все, или только начало, и мы под прицелом? Муж сильнее сжал меня, его пальцы впились мне в спину, затем он вовсе убрал левую руку, и я увидела, что теперь она держит пистолет. Другой рукой Тимур извлек из куртки телефон и начал что-то набирать, затем, включив громкую связь, произнес:- Данияр Ренатьевич, только что взорвали мой бмв, и я уверен – только начало. Срочно высылайте бойцов к 5 больнице.-Секунду, - на другом конце провода послышался громкий, отрывистый приказ, – выезжают. Камилка как?- В состоянии шока, все, полковник, жду, не подведи.Затем, Тимур сделал другой звонок. Один гудок, мужской голос, и полный холодной ярости приказ:- Все к 5 больнице, только что мою м
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯЯ сделала глоток какао. Зажмурилась от удовольствия. Все-таки, я еще та сладкоежка. Пить какао в пасмурный день – превеликое удовольствие. Его, кстати, я сварила сама. Покупной, растворимый, не идет ни в какое сравнение с какао знаменитой российской фабрики. Приготовление шоколадной напитка – это всегда какая-то магия, действие, в которое вложены хорошее настроение, мечты… А сердце было полно ими.- Камил, чай завари, - раздался мужской голос позади меня. Я обернулась – на кухню зашел Тимур. Скользнула теплым взглядом по нему: спортивные трико, майка, на лбу и плечах – словно капли росы, капельки пота. Видимо, только закончил тренировку. Прошел своей привычной походкой – с грацией хищник, плавно сел за стол.- Тебе с лимоном? Медом? – я насыпала ароматной заварки в красивый, с пионами, заварочный чайник. – Или, может, какао? Я только сварила. Вкусно…- Камила, - растягивая гл
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯЯ в очередной раз посмотрела на мужа – он, с нечитаемым выражением на лице, сохраняя молчание, завел свой бмв. Как и прежде, машина, подобно хищнику, зло зарычала. Под стать своему хозяину. Я щелкнула ремнем безопасности. Шумно сглотнула. Снова посмотрела на Тимура: такой холодный, отстраненный. Губы чуть сжаты, глаза сощурены. Только что мы вышли из здания, которое, довольно быстрым шагом покинули. Муж шел так, словно куда-то опаздывал. Только куда? Я так и не знала – простил ли он меня. Мои слова остались висеть в прохладном воздухе.Зашуршали шины. Бмв покинуло парковку. Я прошлась взглядом по смуглым пальцам мужа – он крепче, чем обычно, сжимал руль авто. Только лишь это выдавало состояние Тимура. Я перебирала в уме слова, которые хотела сказать ему, что-то такое, что наполнило бы салон машины теплом. Но понимала – это нереально. Я молчала, глядя то на мужа, то вперед – на дорогу. Молчал и Тимур, и с каждой минуто
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯКак пахнет больница? Хлоркой, которой, казалось, обрабатывают абсолютно любую поверхность, отчего воздух пропитывается ей так, что трудно дышать, лекарствами, спиртом, из-за запаха которого внутри меня тут же поднимается тошнотворно-слабая волна, а еще, есть другие, особо проникновенные, западающие в душу, ароматы: смерти и утраты, болезни и отчаяния, скорби и одиночества. Страшно тут, особенно страшно, когда понимаешь – ты не можешь ничем помочь. Хочется лезть на стену от собственной беспомощности, кричать или тихо молиться, чтобы хоть что-то изменилось. Но врачи – не Господь Бог. Они – всего лишь люди. Да, люди, обладающие умением, некоторые даже талантом. И все же, последнее слово – всегда за Создателем. Почему-то вспоминаем о Нем лишь тогда, когда совсем прижало… Серый свет с окон, противное, холодное освещение ртутных (еще с советских лет), временами мигающих, ламп. Местами, обшарпанные стены, неровный по
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯПять дней я безвылазно находилась в новой квартире. Ни капли не хотелось гулять, тем более, вместо золотой осени наступила дождливая погода. Дождь – то сильный – безжалостно хлестал по окнам, то неспешный – раздражал своей монотонностью, небо – серое, словно налитое свинцом, нависало над крышами новостроек и давило своим угнетающим видом. Погода была в унисон моему душевному состоянию. Такие же тучи сгустились и внутри меня. И даже если сейчас мои глаза были сухими (казалось, я выплакала все слезы за эти мучительные дни), мои душа и сердце продолжали рыдать. И лишь разум удерживал меня от каких-либо действий.Щелкнул выключатель: чайник вскипел. Я, отлипнув от кухонного окна, у которого стояла последние 5 минут, наложила растворимый кофе в три бокала: себе и своей охране, которая сейчас, сидя за овальным, из полированного, светлого дерева столом, делала вид, что не наблюдает за мной. Что они теперь говорили обо мне? И хотя,
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯИльнур, подавившись кофе, выплюнул его обратно в бокал. Равиля-апа уронила крышку кастрюли – та, упав на пол, зловещим гулом расколола секундную тишину, возникшую после моих слов. И только Тимур сидел недвижимый, как какая-то статуя. Лишь его левая бровь дернулась – всего один раз.- Что? – тихо, слишком тихо (и в этом обманчиво тихом голосе слышалась явная угроза) спросил он, глядя на меня немигающим взором.Равиля-апа спешно ретировалась с кухни, а вот Ильнур, пораженный, словно прирос к табурету и не собирался уходить.- Я хочу развод, - сосредоточив на коротко остриженных волосах Тимура все свое внимание, произнесла я. Только так я могла смотреть в его сторону.- Выйди, - рявкнул муж брату, и тот, словно пробудившись, быстро подскочил на ноги и ушел. Теперь я была с Тимуром наедине. Он развернулся ко мне корпусом и, чуть сжав челюсти, произнес (но звучало так, что приказал):- Повтори. Я сг