ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
- Спокойной ночи, - выдавила я из себя, спешно отключая сотовый и отшвыривая его на кровать, подальше, словно он был каким – то ползучим, ядовитым гадом, а не мобильным телефоном. Я чувствовала, как во мне поднимается волна боли и горечи, иглы которой безжалостно впились в мое сердце. Я задрожала, борясь сама с собой. А женский смех, меж тем, все еще звучал в моей голове. Горячие слезы обожгли мои глаза. Я не хотела верить тому, что Тимур…
Я даже домысливать не хотела, опасаясь придать словам силы. Но факты, казалось, были на лицо. Свой день рождения мой муж предпочел отметить в кругу более важных людей, нежели я. Обида, ущемленное женское достоинство сильным пламенем загорели в моей груди. Слезы, не спрашивая моего разрешения, полились по щекам, а я только успевала вытирать эти мокрые дорожки. В голову тут же, словно кто-то распахнул для них двери, ураганом ворвались жестокие мысли: «домашняя жена быстро наскучивает мужу», &l
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯТемные брови Тимура угрожающе сдвинулись на переносице.- Тебя кто-то обидел? – раздался глубокий голос мужа, от которого у меня непроизвольно по коже побежали покалывающие мурашки. А затем, вслед за ними, пришла волна возмущения.- Да, обидел, - я обиженно вздернула свой подбородок, не сводя с мужа глаз.- Кто посмел? – Тимур чуть наклонился ко мне, и я ощутила на своем лице его щекочущее дыхание, и личный запах, принадлежащий мужу – горько-сладкий, такой желанный, дурманящий.- И ты еще спрашиваешь?! – взорвалась я, отпуская его руку и обхватывая себя за плечи в защитной позе. Дамир и Наиль все еще стояли у двери, старательно делая вид, что не замечают моего эмоционального состояния. Я же была на грани.- Да, спрашиваю, - холодно, без капли чувств в голосе, ответил Тимур, разуваясь.- Ну, раз спрашиваешь, то вот мой ответ – меня обидел ты! – яростно выпалила я, да так
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯСловно предчувствуя что-то, я подошла вместе с мамой к двери. За ней были слышны приглушенные мужские голоса. Я узнала их. Глянув в глазок, я оторопела – моя охрана стояла рядом с Антиповым Андреем Сергеевичем, тем самым синеглазым мужчиной и бывшим маминым учеником. Я ощутила, как кровь отхлынула от моего лица. Видимо, волнение отразилось на моем лице, потому что мама, нахмурившись, обеспокоенно прошептала:- Кто там?Я, заставляя себя, натянула на лицо самую милую улыбку на свете.- К нам гости, - бодрым голосом ответила я, решительно открывая дверь. Ну, не прятаться же, в конце концов?Три пары мужских глаз уставились на меня: черные, синие, темно-карие. Наиль и Дамир стояли с обеих сторон от Андрея. Они выглядели недовольными, почти агрессивными, одним своим видом подтверждая и усиливая свою брутальную внешность. Антипов же, хоть и был один, но держался молодцом – спокойный такой и дружелюбный &
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯЯ громко хлопнула дверью и рухнула на кровать. Отчаяние и страх клокотали в моей часто воздымающейся груди. Я обреченно застонала и села на постели. Обводя усталым взглядом комнату, я прокручивала в голове – снова и снова – сцену, случившуюся около часа назад. Что так разозлило Тимура? Разве я давала хоть какой-то, малейший повод для ревности, в отличие от него самого? Если бы я знала, что так случится, то ни за что бы, не покинула стены дома. Но я была простым человеком – и это никак не было в моей власти.Я на ватных ногах доковыляла до окна. Усталым взглядом я скользнула по верхушкам елей – они, окутанные сиянием предвечернего солнца, казались мне словно ожившими существами. Высокие, величественно-спокойные. Мне так нужно было сейчас спокойствие. Я попыталась уравновесить свое дыхание – я начала глубоко втягивать воздух через нос, а выдыхать – медленно, через рот. Постепенно, часть меня стала успокаиваться.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯЯ не знала, какую игру затеял Тимур, но точно знала одно – я не хочу выглядеть некрасивой, когда встречусь с ним. Вот она, истинно женская черта – независимо от ситуации, неизменное желание оставаться привлекательной. Ощущая нервное возбуждение и опасность, я, распахнув шкаф, критически взглядом прошлась по своим вещам. Наконец, взгляд зацепился за подходящую, по моему интуитивному мнению, одежду. Через пару минут я разглядывала собственное отражение в зеркале – на мне были черно-красная рубашка в клетку и обтягивающие, я бы сказала, ооочень обтягивающие брюки из матовой, черной кожи.Я повертелась перед зеркалом, пытаясь привыкнуть к новому образу – никогда в жизни я еще не одевалась на люди столь агрессивно-сексуально. Брюки обтягивали мои бесконечно длинные, стройные ноги и аккуратную, но точно не выдающуюся, как у Дженнифер Лопес, попу. Рубашка, две верхние пуговицы которой я не стала застегивать для собс
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯЯ не успела закрыть глаза и уши. Красная пелена, на миг, заполнила все передо мной, а затем я, чувствуя, что слабею, начала медленно сползать по стенке – все ниже и ниже. Раздался выстрел, потом еще и еще. Тимур расстрелял еще четверых, бросившихся на него. Они, убитые, опрокинутые, лежали на полу. Я смотрела на происходящее, не в силах отвести свой взор. Как жаль, что я не смогла потерять сознание, и упасть – таки, наконец, в свой первый полноценный обморок. Сегодня я страстно желала этого. Происходящее вокруг казалось мне как в замедленной пленке. Послышался шум, чьи-то шаги, и знакомые голоса, говорящие на – татарском. Им вторили другие мужские голоса – ошеломленные и предостерегающие. Я ощущала запах крови и смерти, витающий в помещении, и дрожь прошлась по моему телу – страх подступил ко мне, терзая ледяными клыками мою душу.Тимур подошел ко мне, и, ни слова не говоря, помог подняться. Левой
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯЯ тут же отвела взор в сторону – не потому что боялась Андрея, а по причине того, что была смущена, что, возможно, он или братья могли что-то слышать, что происходило минутами ранее в кабинете Тимура. Хотя, даже если они и не уловили каких-то звуков, я не сомневалась – мой внешний вид живописно говорил за меня. Я ощущала, как мои щеки начало щипать от приближающегося румянца. Чтобы успокоиться, я сжала ладонь мужа, как бы молчаливо прося его поскорее уйти. Он окинул меня быстрым, пронзительным взглядом, затем обратился к братьям (здесь были Айрат, Наиль и Дамир) и Антипову холодным, властным голосом:- Выпускать можно будет часиков в 8-9, тогда и телефоны вернете посетителям - к тому времени зачистка уже завершится. Я на связи, но, рекомендую, без крайней нужды, меня не дергать.Те кивнули головами, старательно избегая того, чтобы смотреть на меня. Я была рада этому. Тимур повел меня к двери – она распахнулась под его
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯЯ перевела на мужа потрясенный взгляд. Осознание того, кого именно пристрелил Тимур, сдавило мое горло горячими тисками.- Тимур, - выдохнула я так, словно мне не хватало воздуха. Легкие распирало от жажды дышать, но я не могла полноценно вздохнуть.- Да? – лицо мужа было лениво-спокойным, словно новость, что прозвучала с экрана телевизора, никак не касалась его. Я же, словно утопающая, схватила Тимура за широкое запястье правой руки, ощущая под своими пальцами его теплую, бархатистую кожу и ровный, сильный пульс.- Тимур, что же теперь будет? – сокрушенно прошептала я, и груз вины сдавил мне грудь беспощадными объятиями. Кровь отлила от моего лица, и я почувствовала себя вмиг лишенной сил. В голове, против моей воли, закрутились страшные мысли о ближайшем будущем, одна ужаснее другой: перестрелки, кровавые разборки, смерть кого-то из братьев, или же смерть…Я оборвала эту мысль, опасаясь, что стоит мне
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯБмв и, ехавший позади, ниссан, остановились возле уже знакомого мне ресторана со сказочным названием «У Лукоморья». Полчаса назад мы забрали еще одни, мои новые документы – загранпаспорт. Я и не думала, что возможно так быстро получить его. Без сомнения, Тимур использовал свои рычаги власти для этого. Загранпаспорт. Подумать только. Я знала - он был сделан неспроста. Это навевало меня на мысли о том, что мой муж и впрямь занялся организацией нашего медового месяца. Мурашки восторга побежали по моей коже, стоило мне только представить полет на самолете, и сладко-волнующее предвкушение от путешествия прошлось по груди волной. Интересно, куда мы полетим? Скорее всего, в Турцию, отдых там набирал бешеную популярность в стране, и вот, наконец, докатился и до нашего городка. Я не стала расспрашивать об этом у Тимура, пусть это останется приятным сюрпризом для меня.Как всегда, атмосфера ресторана поражала своим уютом и непо
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯМерседес, тот самый мерседес, который был у Тимура в прошлом году, мчит нас по ночной трассе. Мы – я и муж едем домой. Впереди – на внедорожнике нас охраняют братья: Рустем и Айрат. Удивительно теплая ночь. Я открываю окно – и в салон автомобиля врывается воздух. Осенью он особенный: пахнет кострами, листьями, уходящим теплом. А еще для меня это пряный воздух, чувственный, настраивающий на особый лад…Я счастлива. Причин для счастья немало.Первая – я и Тимур вместе. Вторая – Ильнура успешно прооперировали, и он же в сознании и хватает медсестричек за мягкое место (значит, совсем хорошо себя чувствует). Третья – а зачем третья? Я просто СЧАСТЛИВА. Бросаю взгляд на Тимура – на полных губах блуждает задумчивая улыбка. Люблю его. Еще сильнее, чем раньше. Не знаю, хорошо это или плохо любить такого человека. Даже не пытаюсь оценивать, потому что – сердце выбирает само, но прежде &nda
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ- Сейчас будет больно, - ровным голосом, предупредил меня Тимур, одним резким движением срывая с моих ног джинсы. За это время кровь успела подсохнуть и прилипнуть вместе с джинсовой тканью к моим раненым коленям. Я укусила себя за ладонь, чтобы не закричать. И все же, такое резкое движение было значительно лучше, чем медленно, мучительно медленно отрывать ткань сантиметр за сантиметром. Муж склонился над моими ногами, и я видела лишь его темный затылок, а еще – улавливал запах – горько-пряный, смешанный с металлической сладостью. Хотелось обнять Тимура, коснуться его коротких волос, но руки, вмиг ослабевшие, сейчас не слушались меня.Обжигающая боль помогала отвлечься от недавних воспоминаний. Те страшные минуты, что я провела возле Ильнура. За себя страха не было. Боялась за брата, который хоть и пытался все еще шутить, выглядел с каждой секундой слабее и слабее, еще больше боялась за Тимура, когда до меня стало доходить, что
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯТИМУРМарт, 2005 годЯ не считал себя романтиком, счастливчиком и баловнем судьбы. Все, что мне давалось – я выбивал, выгрызал, достигал через преодоления, ломку себя, через боль и кровь. И как хорошо, что чужой крови было больше. Сентиментальные чувства казались мне слабостью, блажью, которую нормальный (подчеркиваю, нормальный, а не психически неуравновешенный) мужик не мог себе позволить. Любое проявление любви, привязанности – все это считалось слабостью в моих глазах, и, что кривить душой, после жизни с матерью-шлюхой и отцом, каждый день все больше и больше проваливавшимся в бездну отчаяния и унижения, я не собирался кого-то любить, кроме своих братьев. Казалось, любовь к женщине во мне была убита на корню. Я люто ненавидел свою мать за ее предательство: отца, нас, ее сыновей.Мартовским днем я и мои братья шли в местный дворец культуры. Хотя ничего культурного там не было, под красивой вывеской-зазывалкой
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯГул стоял в моей голове, тело, не подчиняясь мне, сотрясалось от ужаса. Мне было столь страшно, что я перестала чувствовать боль в разбитых коленях. Лишь две мысли сейчас интересовали меня: а что, если бы мы были в машине? И – это все, или только начало, и мы под прицелом? Муж сильнее сжал меня, его пальцы впились мне в спину, затем он вовсе убрал левую руку, и я увидела, что теперь она держит пистолет. Другой рукой Тимур извлек из куртки телефон и начал что-то набирать, затем, включив громкую связь, произнес:- Данияр Ренатьевич, только что взорвали мой бмв, и я уверен – только начало. Срочно высылайте бойцов к 5 больнице.-Секунду, - на другом конце провода послышался громкий, отрывистый приказ, – выезжают. Камилка как?- В состоянии шока, все, полковник, жду, не подведи.Затем, Тимур сделал другой звонок. Один гудок, мужской голос, и полный холодной ярости приказ:- Все к 5 больнице, только что мою м
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯЯ сделала глоток какао. Зажмурилась от удовольствия. Все-таки, я еще та сладкоежка. Пить какао в пасмурный день – превеликое удовольствие. Его, кстати, я сварила сама. Покупной, растворимый, не идет ни в какое сравнение с какао знаменитой российской фабрики. Приготовление шоколадной напитка – это всегда какая-то магия, действие, в которое вложены хорошее настроение, мечты… А сердце было полно ими.- Камил, чай завари, - раздался мужской голос позади меня. Я обернулась – на кухню зашел Тимур. Скользнула теплым взглядом по нему: спортивные трико, майка, на лбу и плечах – словно капли росы, капельки пота. Видимо, только закончил тренировку. Прошел своей привычной походкой – с грацией хищник, плавно сел за стол.- Тебе с лимоном? Медом? – я насыпала ароматной заварки в красивый, с пионами, заварочный чайник. – Или, может, какао? Я только сварила. Вкусно…- Камила, - растягивая гл
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯЯ в очередной раз посмотрела на мужа – он, с нечитаемым выражением на лице, сохраняя молчание, завел свой бмв. Как и прежде, машина, подобно хищнику, зло зарычала. Под стать своему хозяину. Я щелкнула ремнем безопасности. Шумно сглотнула. Снова посмотрела на Тимура: такой холодный, отстраненный. Губы чуть сжаты, глаза сощурены. Только что мы вышли из здания, которое, довольно быстрым шагом покинули. Муж шел так, словно куда-то опаздывал. Только куда? Я так и не знала – простил ли он меня. Мои слова остались висеть в прохладном воздухе.Зашуршали шины. Бмв покинуло парковку. Я прошлась взглядом по смуглым пальцам мужа – он крепче, чем обычно, сжимал руль авто. Только лишь это выдавало состояние Тимура. Я перебирала в уме слова, которые хотела сказать ему, что-то такое, что наполнило бы салон машины теплом. Но понимала – это нереально. Я молчала, глядя то на мужа, то вперед – на дорогу. Молчал и Тимур, и с каждой минуто
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯКак пахнет больница? Хлоркой, которой, казалось, обрабатывают абсолютно любую поверхность, отчего воздух пропитывается ей так, что трудно дышать, лекарствами, спиртом, из-за запаха которого внутри меня тут же поднимается тошнотворно-слабая волна, а еще, есть другие, особо проникновенные, западающие в душу, ароматы: смерти и утраты, болезни и отчаяния, скорби и одиночества. Страшно тут, особенно страшно, когда понимаешь – ты не можешь ничем помочь. Хочется лезть на стену от собственной беспомощности, кричать или тихо молиться, чтобы хоть что-то изменилось. Но врачи – не Господь Бог. Они – всего лишь люди. Да, люди, обладающие умением, некоторые даже талантом. И все же, последнее слово – всегда за Создателем. Почему-то вспоминаем о Нем лишь тогда, когда совсем прижало… Серый свет с окон, противное, холодное освещение ртутных (еще с советских лет), временами мигающих, ламп. Местами, обшарпанные стены, неровный по
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯПять дней я безвылазно находилась в новой квартире. Ни капли не хотелось гулять, тем более, вместо золотой осени наступила дождливая погода. Дождь – то сильный – безжалостно хлестал по окнам, то неспешный – раздражал своей монотонностью, небо – серое, словно налитое свинцом, нависало над крышами новостроек и давило своим угнетающим видом. Погода была в унисон моему душевному состоянию. Такие же тучи сгустились и внутри меня. И даже если сейчас мои глаза были сухими (казалось, я выплакала все слезы за эти мучительные дни), мои душа и сердце продолжали рыдать. И лишь разум удерживал меня от каких-либо действий.Щелкнул выключатель: чайник вскипел. Я, отлипнув от кухонного окна, у которого стояла последние 5 минут, наложила растворимый кофе в три бокала: себе и своей охране, которая сейчас, сидя за овальным, из полированного, светлого дерева столом, делала вид, что не наблюдает за мной. Что они теперь говорили обо мне? И хотя,
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯИльнур, подавившись кофе, выплюнул его обратно в бокал. Равиля-апа уронила крышку кастрюли – та, упав на пол, зловещим гулом расколола секундную тишину, возникшую после моих слов. И только Тимур сидел недвижимый, как какая-то статуя. Лишь его левая бровь дернулась – всего один раз.- Что? – тихо, слишком тихо (и в этом обманчиво тихом голосе слышалась явная угроза) спросил он, глядя на меня немигающим взором.Равиля-апа спешно ретировалась с кухни, а вот Ильнур, пораженный, словно прирос к табурету и не собирался уходить.- Я хочу развод, - сосредоточив на коротко остриженных волосах Тимура все свое внимание, произнесла я. Только так я могла смотреть в его сторону.- Выйди, - рявкнул муж брату, и тот, словно пробудившись, быстро подскочил на ноги и ушел. Теперь я была с Тимуром наедине. Он развернулся ко мне корпусом и, чуть сжав челюсти, произнес (но звучало так, что приказал):- Повтори. Я сг