Рауль, бросив сумки на землю, захохотал и захлопал, выказывая одобрение. Лаура же поспешно, пока ее не настигла следующая реплика «врага», скрылась за дверью.
– Вот так всегда. И что я ей такого сказал?.. – с деланным недоумением на лице развернулся к нам парень. – Оскорбила! И даже не поцеловала!
– Хочешь, я тебя за нее поцелую? – с усмешкой предложил Рауль, шагая навстречу громиле. Они обнялись с радостью встретившихся после долгой разлуки братьев.
– Давид – мой самый близкий друг, – весело, все еще обнимая рукой за широченные плечи грубияна, представил мне его Рауль. – А на перепалку с Лаурой не обращай внимания! Это их многолетняя манера общаться.
– Не представляю, как мы с твоей сестрицей выживем под одной крышей, – буркнул Давид. – Боюсь, что она меня в один из дней ужалит, и я скончаюсь в страшных муках.
–Так, что тут у нас?– задумчиво пробормотал Рауль, распахивая створки шкафа. В одну из них оказалось встроено зеркало почти в рост.– М‑м‑м, места хватит. А запасные одеяла, пожалуй, уберу наверх. Если так будут топить и ночью, то вряд ли они нам понадобятся. Впрочем…Он оглянулся на меня, и я увидела, что его зеленые глаза смеются:–Кое‑кто и в жару любит закутываться в одеяло. Так что, пожалуй, одно для тебя оставлю. Устала?–Нет.–Тогда давай быстро разберем вещи и спустимся вниз.Рауль уступил мне нижнюю полку и принялся выкладывать из своей сумки одежду на верхнюю.–Я тебя еще далеко не со всеми друзьями познакомил,– начал рассказывать он между делом.– У меня их много, связанных с работой, музыкой, учебой. Но здесь собрались самые близкие, хоть и далеко не все. Например, не смогли приехать три парня из нашей группы со своими
* * *Я стояла перед зеркалом с феном в руках и сушила после утреннего душа волосы. От мамы мне досталась отличная кожа, поэтому я почти не пользовалась косметикой. Только в тех случаях, когда казалась слишком бледной, наносила немного румян на скулы, да иногда подводила карандашом веки. Красавицей я не была. Только глаза изумрудного оттенка, унаследованные от прабабки‑испанки, хорошая кожа и копна вьющихся каштановых волос и составляли мою привлекательность. Еще совсем недавно меня сложно было назвать изящной, но переживания, которых в этом году мне выпало достаточно, сыграли роль отнюдь не здоровой «диеты».Рауль уже спустился вниз, откуда доносились приглушенные толстыми стенами голоса. И от того, что я торопилась, расческа только путалась в волосах. В очередной раз с трудом выдрав ее из влажных прядей, я решила, что укладка не стоит таких жертв. Волосы сами высохнут и лягут натуральными волнами. Я выключила фен, выдернула из розетки шнур
Мой крик слился с грохотом, взорвавшим тишину подобно праздничному салюту. Кто‑то рядом вздрогнул и скользнул по моему плечу, убирая с него руку.–Козлы!– пробормотал знакомый голос, который только чудом не перекрывала эта какофония из скрежещущих и гремящих звуков.Я открыла глаза и не сразу поняла, что на самом деле нахожусь не в винном погребе, а в постели, рядом с Раулем, который уже сидел на кровати и торопливо натягивал джинсы.–Убью!– прорычал он, вскакивая на ноги и направляясь к двери, из‑за которой доносились эти ужасные звуки – грохот, скрежет, металлическое лязганье и завывания. Я поспешно натянула на себя одеяло: представать в пижаме перед неизвестно кем не хотелось.–У‑у‑у‑у!– раздались радостные завывания, сопровождаемые усиленным грохотом, стоило Раулю открыть дверь. На пороге стояли три фигуры разного роста в накинутых на головы простынях. В руках, выглядывающих
* * *…Что это? Жар, боль. У меня нет сердца, только его фантом, но я чувствую, как оно вновь бьется, как пенится и бурлит кровь – как тогда, когда в наш дом приходил Анхель. Что со мной?..Я бродила по коридорам моего мира, думая об увиденном «цветке»… Кто его обладатель? Кто она, та счастливица, к которой цветет эта несчастная любовь?Почему несчастная? Так мне показалось, что хозяйствует тут не человек, а этот сорный, несмотря на диковинную красоту, цветок. Он – раковая опухоль, разъедающая хозяина, паразит, выпивающий соки из другого, оберегаемого и напрасно взращиваемого растения. Такая любовь – неистребимая, пожирающая – не может быть счастливой. Возможно, тот мужчина, который ее испытывает, продолжает лгать своей женщине, что ее любит. Настоящие чувства, с примесью тоски и горечи, он испытывает к другой.Так думала я, снедаемая желанием выйти из моего м
Я поблагодарила приятеля за предупреждения и попрощалась.–Что‑то случилось?– спросил Рауль.–Нет,– бодрым тоном ответила я. Хоть я и рассказывала Раулю про Савелия, сейчас пересказывать наш разговор мне не хотелось. Потом, в другой момент.–Как здорово звучит русский язык!– воскликнула с заднего сиденья Моника.– Может быть, мне заняться его изучением? Было бы интересно!–И сложно,– усмехнулся Рауль.– Поверь мне, Моника.–Ты учишь русский?– с восхищением спросила Нурия.Но ответить Рауль не успел, так как тоже отвлекся на телефонный звонок.По разговору я поняла, что звонил тот друг, который должен был приехать сегодня с супругой. Рауль объяснил дорогу и сказал, куда положили ключи от дома.Минут через десять езды по шоссе, обвивающему горы новогодней гирляндой, мы остановились около пр
* * *Мне нравилась эта компания и особая атмосфера сплоченности, которая объединяла нас в одну семью. В доме остались только девушки, молодые люди занимались приготовлением мяса во дворе. Перешучиваясь и смеясь, мы мыли и резали овощи, складывали на блюда сырые свиные ребрышки и куриное филе, накрывали общими усилиями обеденный стол. Аппетитные запахи проникали в дом даже сквозь закрытые двери и окна, щекотали ноздри, заставляли сглатывать голодную слюну.В ожидании обеда мы засыпали вопросами Лауру, так ловко справившуюся с подъемами и спусками. И она, раскрасневшись от внимания и гордости, подробно рассказывала о велосипедной прогулке. Лаура была сейчас невероятно хороша – с разрумяненными щеками, с естественными локонами, в которые завились от влаги и ветра ее волосы, с блестящими глазами. И я, любуясь ее естественной красотой, с восхищением подумала, что сестра у Рауля – необыкновенная красавица.–Ты отважная девушка!
Рауль ждал меня неподалеку от входа.–Чави наговорил много неприятных вещей,– начал он, преграждая мне путь.– Сгоряча. Ничего лично против тебя он не имеет. Но до сих пор не может принять и ухода Ракель, и того, что я выгнал ее, ни с кем не посоветовавшись.–Я понимаю, Рауль,– произнесла я делано добрым голосом, хоть, чего уж скрывать, на душе у меня было скверно… Слова Чави оказались ударом под дых, и я, все еще полусогнутая, хватала ртом воздух.–У Чави непростой характер. Такие выпады случаются, мы к ним уже привыкли. Он отходчив. Сейчас походит где‑то там себе, подумает и придет просить прощения – у тебя, у меня…–Рауль, не надо оправдываться. Я в порядке. Главное, чтобы между вами не испортились отношения. А что касается Ракель, она же ведь в прошлом…Последнюю фразу я невольно произнесла с вопросительной интонацией, желая, чтобы Раул
–Я… Решила попробовать. Звучание у пианино, кстати, хорошее. Чистое. Видимо, его недавно настраивали.–Куда же ты?– остановил ее Чави, заметив, что Лаура предприняла попытку встать со стула.– Попробуем втроем? То, что ты сейчас играла.–Это так,– вдруг покраснела до свекольного цвета Лаура.– Просто… пришло в голову.–Прекрасно,– продолжал вкрадчивым голосом Чави, в то время как Серхио уже надел ремень своей гитары на шею.Лаура заметно колебалась, но потом, вдруг решившись, откинула за спину длинные волосы и азартно воскликнула:–А давай!Она наиграла мелодию одной рукой, подождала, пока молодые люди подберут мотив. Чави заиграл первым, затем вступил Серхио. И уже после них – Лаура.Она чувствовала себя неуверенно и заметно нервничала, но постепенно, с тем, как мелодия, декорированная гитарными пе
* * *Это был печальный обед. Плакала душа, плакали мои сухие глаза, плакали мои тронутые улыбкой губы. Я слушала Давида, но думала лишь о том, что завтра – все… Зимние объятия моей страны, компания одиночества, воспоминания – то ли мой яд, то ли лекарство.Там, в Москве, осталась Дуся, она тоскует по мне. Я и так задержалась дольше, чем предполагала. Там, в моей семье, готовятся к празднованию маминого юбилея, и я просто не могу на нем не присутствовать, а так задержалась бы в Санроке еще ненадолго. В Москве вроде как моя жизнь, но похожа она на выстуженные зеркальные коридоры. Теперь моя настоящая жизнь только там, где Рауль.–Эй, принцесса?– услышала я его шепот, и теплое дыхание тронуло мочку уха.– Ты чего загрустила?–…А она вцепилась в тебя, как кошка!– продолжал Давид, размахивая руками.– Я ее отдираю, ору ей, чтобы выпустила. А она дер
* * *Сеньор Анхель переступил порог дома, прошел через длинную столовую, гладя отполированные временем и ладонями спинки стульев. Эти стулья были приобретены в лавке его отца, которую продолжал содержать по сей день Анхель. Люди уходят, а у предметов жизнь куда более долгая. Они пережили не только несколько поколений владельцев, но и уцелели при двух пожарах. Как вот этот буфет и стол.Анхель открыл дверь, ведущую на лестницу, но в последний момент передумал подниматься: что ему делать сейчас там, среди рабочих, восстанавливающих второй этаж после пожара? Там такие специалисты, что он, знающий толк лишь в старинных вещах, но ничего не понимающий в ремонтных работах, будет лишь мешать. Да и выгоревшая комната – та самая – невольно напоминает о другом пожаре, в котором погибла Мария.Анхель прошел через хозяйственный блок и вышел на другую лестницу. Даже здесь еще чувствовался запах горелого пластика и «химии», которой туши
–Ты не сделаешь этого!– реакция Рауля оказалась куда быстрей моей. Его пальцы стальным браслетом сомкнулись на моем запястье и сдавили так больно, что я, тихонько вскрикнув, выпустила осколок.–Ты. Этого. Не. Сделаешь,– повторил Рауль, глядя мне в лицо. В полумраке его зеленые глаза казались черными. А может быть, такими они стали от боли? Что я могу знать о том, что он сейчас чувствует?–Если ты поранишься, я не смогу остановить кровотечение. Потому что тот, кто обитает в этом доме, мне не даст это сделать – несмотря на все мои попытки. Высосет кровь и из меня, и из тебя. И только станет сильнее. А я на тебя рассчитываю.–Я хочу уйти с тобой,– прошептала я.–Так и сделаем. Уйдем вместе – из этого дома,– бодро, слишком бодро, сказал Рауль. И эта нарочитая беззаботность в его голосе, напротив, напитала меня страхами.– Давай, А
–Шучу, конечно!– преувеличенно весело отозвался Рауль, трогая обеими ладонями разбитую поверхность.– Но не шучу в том, что мы отсюда выйдем.Я не ответила, приковав взгляд к его перебинтованной руке, а вернее, к темному пятну, проступившему на повязке.–Рауль, у тебя, похоже, опять кровоточит рана.–Знаю. Сказал ведь, как выйдем из дома, съезжу к врачу.–Я не об этом. А о том, что рассказала Лаура.–Я понял, Анна.Он поежился. В подвале было прохладно – даже для меня, одетой в свитер и джинсы. Неудивительно, что Рауль, обнаженный до пояса, замерз. Но в дополнение к этой прохладе из рамы будто потянуло холодом.Рауль убрал руки с зеркала, и я заметила, что на стекле осталось кровавое пятнышко. И в этот момент металлическая дверь, отделяющая нас от той части подвала, в которой находились друзья, с силой захлопнулась. Мы вздрогнули и испуганно повер
Кто прокричал это слово, мгновенно приводящее в движение даже мертвые камни, я так и не разобрала. Крики, визг, суета, метания, паника. Ад.–Не поднимайтесь туда!– закричал Чави, проносясь мимо нас со скрученной жгутом рубашкой, с которой капала вода.–Что случилось?!– выкрикнула я ему в голую спину, тогда как Рауль торопливо поставил Лауру на пол и, проигнорировав предупреждение друга, ринулся за ним.–Горит комната Лауры. Возможно, уже и часть гостиной.–А зачем он рубашку снял и намочил?– невпопад спросила Лаура уже своим нормальным голосом. Видимо, от шока пришла в себя. Я ей не ответила и помчалась следом за Раулем. А за мной – и Лаура. Нормальные люди бегут от огня, а мы – наоборот. Помешательство…–Куда?!– рявкнул встретившийся нам на лестнице Давид.– Быстро вниз!–Давид, давай всех дев
* * *Впервые мы завтракали не вместе, за общим столом, а по отдельности – по мере того, как кто‑то просыпался и спускался на кухню. Даже стол не стали накрывать. Может быть, потому, что наш шеф‑повар Давид, спалив до угольного цвета пару тостов, обреченно махнул рукой и ушел, а может, потому что напряжение, возникшее в нашей компании, за ночь не развеялось, а, наоборот, зависло над нами плотным куполом. Ни у кого не было аппетита, в основном обходились растворимым кофе, выпивая его на ходу, прямо на кухне. Единственной парой в отличном настроении были Чави с Сарой. Как будто ничего не произошло! Похоже, после темпераментной ссоры последовало не менее горячее примирение. Скорее всего так и было, судя по блестевшим глазам Сары и геройскому виду, с каким расхаживал, потряхивая дредами, Чави.–Не дом, а зоопарк какой‑то,– проворчал он, принимая из рук Сары чашку с какао.– Проснулись с пауками в постели, можете пред
* * *Я не услышала, как встал Рауль, но проснулась, почувствовав его отсутствие.–Рауль?– позвала я, открывая глаза. И осеклась, увидев, что простыня на его половине – во влажных кровавых пятнах.–Господи!– испуганно воскликнула я, мгновенно вскакивая на ноги.– Рауль, ты где?!Дверь в ванную была приоткрыта, но из‑за нее не доносилось шума пущенной воды. Совершенно не беспокоясь о том, что могу войти в неподходящий момент, подталкиваемая тревогой, я вошла внутрь.Рауль сидел на краю ванны и перебинтовывал себе руку.–Привет!– поздоровался он, как ни в чем не бывало.– Я тебя разбудил?Я покачала головой и заметила в раковине футболку в темных пятнах и выброшенный в мусорное ведро окровавленный бинт. Присев рядом с Раулем, я легонько коснулась ладонью его голой спины.–Что с тобой?– 
–Аборт. Обманула Давида, сказала, что произошел выкидыш. И так преподнесла ситуацию, что Давид чувствовал себя виноватым в случившемся. Не знаю подробностей, Давид меня в них не посвящал. Когда все случилось, я находился у тебя в Москве.–Но почему она сделала аборт?!– удивилась я. Никак не укладывалось в голове, что Нурия сама так поступила, ведь она вполне искренне сокрушалась по поводу сорвавшейся беременности. Говорила, что мечтает о малыше.–Знать бы, что у нее в голове,– раздраженно отозвался Рауль.– Похоже, на самом деле не хотела иметь детей. Сейчас она приходила обвинять меня в том, что я рассказал об аборте Лауре. И теперь моя сестра якобы рушит ее личную жизнь. Ну не глупость, а?–А ты знал об аборте?–Откуда? Я Нурию к врачу не сопровождал. Не знаю, на основании чего она сделала такие выводы. То ли потому, что моей сестре как‑то стало известно об эт
* * *Мое прошлое, мое забытое прошлое возвращается ко мне, и как волнительно вновь вспоминать утраченную жизнь. Я склеиваю ее из отдельных эпизодов – как порезанную на кадры пленку, надеясь когда‑нибудь «увидеть» целиком.…Я вновь встречаюсь во снах с моей бедной матерью…Ее смоляные волосы скрыты под белой косынкой, подол цветастого платья подоткнут. Сверкая голыми икрами, шлепая резиновыми тапками, обутыми на босые ноги, она руками моет каменную лестницу. «Мария!» – кричит мама, оглядываясь на меня, убирающую в шкаф посуду. И волна радости затапливает мою душу: я вспоминаю свое имя. Мария……Я медленно бреду за отцом по узкой улочке‑желобу меж каменных домов, построенных впритык друг к другу. Яркое солнце слепит так, что я иду, почти не разбирая дороги. Только вижу, как ветер надувает рубашку моего отца, заправленную в летние брюки. И я следую