14 Ворон

Едва они ушли, домом завладела мёртвая тишина, непривычная и режущая слух после недавних бурных споров.

Наир молчал, рассеянно думая о чём-то своём. Очевидно, мысли его скользнули следом за Эливертом и сестрой, и он продолжал «переваривать» разговоры минувшего вечера.  Столкнувшись взглядом с Настей, он улыбнулся устало и чуть виновато  – наверняка ему пришлось не по душе, что знакомство Насти и Эливерта началось так, и она стала невольной свидетельницей их разногласий и распрей.

Засыпающий лес тоже притих. Было слышно, как потрескивают в очаге угли давно прогоревших дров. Поздний вечер медленно перетекал в ночь, но спать не хотелось – слишком много беспокойных мыслей роилось в голове.

За окном поднялся ветерок, зашелестел листвой в тёмных кронах деревьев, зашуршал по лесу. Запахло свежестью дождя, вечерней сыростью, грибами…

И первые капли неторопливо застучали по крыше. Шум дождя навевал романтическую ностальгию и лёгкую печаль.

– Они любят друг друга…. – вдруг сказала Настя, и прозвучало это как утверждение, а не вопрос.

 Наир удивлённо взглянул на неё, возвращаясь из туманных миров своих размышлений – казалось, он только сейчас заметил, что Настя сидит рядом. Он ответил не сразу, словно взвешивая слова девушки, как будто они могли иметь какое-то скрытое значение, и, наконец, качнув головой, тихо сказал:

– Нет, Дэини, это – не любовь! По крайней мере, не то, что все привыкли подразумевать под этим словом, – Наир на миг замолк, а потом, глядя в глаза Романовой и мучительно ища там понимания, добавил: – Это нечто выше! Я всегда считал, что любовь – это самое великое чувство из всех, что мы способны познать… Теперь, когда я смотрю на Эливерта и Миланейю, я понимаю, что ошибался. Есть что-то большее! Он её не любит – он её … боготворит!

– Странно… Мне показалось, что Эливерт не способен даже на жалость… Какая там любовь! – пожала плечами Настя.  – Сегодня он так отзывался о женщинах, что я подумала – той, что влюбится в него, только посочувствовать можно! Он мало похож на благородного рыцаря или прекрасного принца. Но твоя сестра…

– То, что связывает их – это очень прочные узы… – попытался объяснить лэгиарн. – Не знаю, могу ли я тебе это рассказывать… Чувствую себя сплетником! Впрочем,  Эл никогда не делал тайны из своего прошлого. А тебе, наверное, хочется знать, что стоит за многими его словами? С женщинами он, в самом деле, не слишком доброжелателен. Чудно, но это их не отталкивает, а наоборот! У Эла их так много, что он по именам-то всех не помнит!

А все его презрительные замечания – это смертельные обиды на одну из его подружек, Аллонду. Обошлась она с ним подло! С этим не поспоришь!

Миланейя – единственная девушка, которую он уважает. Это тот редкий случай, когда он не задумывается о притеснении его свободы, унижении его гордости, а с радостью берётся исполнить волю моей сестры, дабы угодить её сердцу. Эта любовь – безграничное почтение, восхищение и благодарность!

– Благодарность? За что, если не секрет? – Настя решила направить рассказ приятеля  в нужное русло.

– Миланейя ему жизнь спасла, – начал Наир своё повествование. – Она вытащила Эливерта с того света. Без преувеличений! Он должен был умереть тогда… Никто не верил, что он выживет. Никто! Только она. И она отвоевала его у смерти, у смерти, в объятия которой его бросила другая женщина.

Это случилось шесть лет назад…

Тогда он пришёл в Лэрианор,  вернее, приполз на последнем издыхании.  И Миланейя нашла его в чаще Леса Бессмертных – чужака, истекавшего кровью, ужасавшего своим видом, сплошь покрытого страшными ранами. Поблизости никого не было. Она сама притащила его сюда,  в наше поселение.

Настя вспомнила хрупкую, как тростинка, Миланейю и решила, что ей пришлось постараться, несмотря даже на то, что сам Эливерт был очень худощав.

Наир меж тем продолжал:

– Она занялась его исцелением, хотя одного взгляда на Эла было достаточно, чтобы ясно понять – он уже не жилец! Четыре обломанных стрелы, больше дюжины ран от клинка, бесконечное число ссадин, сломана правая рука и несколько рёбер. Одна рана – особенно страшная – почти у самого сердца! А столько крови я не видел за всю свою жизнь! Он едва дышал. Он не мог выжить! Но Эливерт выкарабкался, вернулся обратно в мир, снова расправил крылья, и вывела  его из тьмы моя сестра.

Это был долгий путь… И всё время она была рядом. Миланейя очень близко к сердцу принимает всех, кто нуждается в её помощи. Но я никогда не видел, чтобы за кого-то она боролась так отчаянно, как за Эливерта! Не спала ночами, забывала поесть, не отходила от его ложа, держала за руку.

Старший говорил ей: «Оставь! Ты не можешь вернуть того, кого Вечная Дева уже увела в свои владения!». Но она отвечала тогда: «Он будет жить! Я не позволю ей забрать этого человека! Посмотрим, кто из нас окажется сильней!» 

Моя сестра бывает очень упряма.

И она, конечно же, победила! Ведь она верила! И Эливерт встал на ноги, хоть и очень медленно.  Почти год ушёл на то, чтобы он вернулся к своей обычной жизни. За этот год они стали не просто близки, они стали единым целым.

У Миланейи есть приручённый ворон. Она понимает язык этой птицы, а иногда видит его глазами. Эливерт – единственный, кто может позвать эту птицу, кто чувствует душу ворона… Даже меня он не слушает! Но привязанность Эливерта к Миланейе, и привязанность моей сестры к этому разбойнику мало общего имеют с тем, что люди называют любовью. Это не страсть, не влечение, не желание обладать другим безраздельно, сделав своей собственностью! Это жертвенность. И горечь!

– Горечь? Почему? Они вместе, чего ещё желать? – не поняла Настя. – С такой нежностью глядят друг на друга…  Мне кажется, они могут быть счастливы. Но… А ведь ты прав, Наир! В их глазах была и тоска. Почему?

– Причины есть, – вздохнул златовласый лэриан. – Эл стал для моей сестры всем: и возлюбленным, которому она отдала свою нежность,  и ребёнком, требующим её заботы и опеки! Муж и дитя, которых у неё никогда не будет! Да…

Вместе Эливерту и Миланейи не бывать! Слишком разные. Миланейя – дочь света.  В сердце её есть сила и терпение, но нет ни капли жестокости.  А Эливерт несёт в себе лишь ненависть и разрушение. Единственный осколок добра, засевший в его душе – это моя сестра! Может, об этом он и говорил сегодня… Последняя частица человечности в нём. То, что превыше всех его пороков. Но такие разные судьбы не смогут слиться в одну.

К тому же Миланейя выбрала свою стезю давным-давно. Она никогда  не станет женой никому – она избрала целительство. А это занятие требует полного самоотречения.

– Целители у вас дают обет безбрачия? – уточнила Настя.

– Да. Считается, что целитель должен одинаково относиться ко всем без исключения. Целитель обязан любить любое живое существо, будь то друг или враг.  У целителя не должно быть предпочтений. Помогать следует в первую очередь тому, кто больше нуждается в помощи, а не тому, кто тебе дороже. Потому целителям запрещается иметь семью, детей или даже возлюбленных. Нельзя, чтобы кто-то стал для целителя дороже, ближе, а значит, избраннее. Это нарушит равновесие. Таковы правила! Плата за великий дар, за возможность спасать жизни и исцелять раны – вечное одиночество!

– Несправедливо, – тихо вздохнула Романова. – Почему  за это надо платить?

– Миланейя пошла на этот шаг без колебаний, хотя теперь возможно и жалеет о своём решении. Они всегда будут рядом, но и только. Это лишь добавляет в душу Эливерта яда озлобленности.  Его тайным мечтам не дано сбыться никогда!

– Печально! – сказала Настя. – Впрочем, истории о настоящей любви всегда красивы и печальны…

За окном шелестел ночной дождь.

– В жизни они ещё печальнее, чем в песнях менестрелей, – согласно кивнул Наир. – Иногда мне кажется, судьба насмехается над нами, и шутки её порою очень жестоки! Зачем, к примеру,  она связывает сердца тех, кто не может быть вместе? Отчего любовь не приходит только к тем, кто может быть счастлив вдвоём? Но нам не дано постигнуть всех замыслов Великого Небесного Духа-Создателя. Часто понять правильность событий получается лишь спустя долгие годы.

Эливерту была нужна Миланейя. Она вывела его к свету, спасла жизнь. Но возможно это к лучшему, что они не вместе. Я не уверен, что они были бы подходящей парой друг для друга.  Мне трудно понять Эливерта… Меня Светлые Небеса сохранили от тех несчастий, что выпали на его долю. И хвала Великой Матери за это!

Эливерт родился на Севере. Хоть  мать его была из южанок, тех, кто переселился на Побережье в надежде на лучшую жизнь. Оттого  и светлые глаза, и волосы.  Они жили в Вифрии, земле на самой южной окраине Герсвальда.

Тогда этот край ещё не принадлежал королевне Эриледе. Но Север уже разрывали междоусобные распри  за землю, рабов и богатство. Люди захватили земли у залива Глейн, почти уничтожив племена наших собратьев лэмаяр. Их исконные поселения превратились в самый большой на Севере рынок рабов – Левент. На этом владетели прибрежных земель не успокоились и развязали новые стычки между собой. Каждый стремился урвать кусок пожирнее.  Весь Герсвальд был охвачен войной, унять разошедшихся милордов получилось только отцу Эриледы, королю Миранаю. Но прежде, чем это случилось, многие земли были разорены, деревни сожжены, замки и города разграблены, люди угнаны в рабство…

 Деревня Эливерта не избежала этой участи. Они так и не успели понять, кто из воинственных соседей вторгся на их землю. Да это и не важно теперь!

Тогда Элу было лет восемь. И всё, что осталось в его памяти о том дне: это крики, кровь и ужас метавшихся меж горящими домами людей. В начавшейся суматохе отец Эливерта, Элирон, удрал в лес, оставив всё своё семейство на милость захватчиков. Вполне возможно, что до леса он так и не добрался.

А маленький Эливерт остался единственным защитником, главой семьи. Но как бы ему этого не хотелось, он был слишком мал, чтобы спасти или даже просто успокоить оставшихся на его попечении женщин, перепуганных до слёз: мать, старшую сестру и тётку по матери. Их всех схватили, присоединив к длинной, как журавлиный клин, веренице пленников, и погнали к морю – очевидно, на невольничий рынок в Левенте. По дороге к заливу Глейн мать и старшую сестру Эливерта купил один купец, встретившийся на пути работорговцев. Мать Эливерта тогда ещё не утратила своей красы, а сестра только-только начинала цвести. Куда их увёз прельстившийся женской миловидностью купец, Эливерт не знает до сих пор. Это был последний день, когда он видел своих родных.

 Так, будучи ещё ребёнком, он оказался совсем один в мире жестоком и несправедливом – мире рабов и их хозяев! С ним, правда, оставалась тётка, Иланга, сестра его матери, бездетная вдова, заехавшая погостить к родственникам, да так и позабывшая уехать. Тогда она, конечно, сама была не рада, что не уехала вовремя от добродушных родственников, принявших одинокую бедную женщину.  Как бы там ни было, теперь они оказались в одной упряжке – Иланга и её малолетний племянник. Эливерт был ещё очень мал, но уже понимал, что потерял всё: свою семью, свой дом, свою свободу, и это мучило его душу! Он не желал быть рабом, слугой… Он искал возможность обрести свободу. В Левенте шансов улизнуть не было, но, как только нашёлся покупатель на смазливого сероглазого мальчишку – Эл шанса не упустил!

 Тётку, к счастью, выкупили вместе с ним. Эливерт нового хозяина об этом упросил.

Неподалёку  от Кармета им удалось сбежать. Иланга  придумала план побега, а ловкий и пронырливый мальчишка сумел его осуществить. Но возвращаться им было некуда – от родного дома остались одни головёшки, деревня разорена, а всех, кто сумел уцелеть во время набега, угнали на рынок в Левент.

Так они и  слонялись по всем северным землям, из одного конца Герсвальда в другой, рискуя вновь попасть к каким-нибудь негодяям, торгующим людьми. Иланга была не из тех женщин, что любят работать. Она и до этого предпочитала сидеть на шее милосердной сестры, теперь же положение её стало весьма и весьма тяжёлым – надо было кормить не только себя, но и Эливерта. Денег не было ни фларена! Иланга таскалась по постоялым дворам, трактирам и кабакам, надеясь на объедки и подачки тамошних посетителей. Хоть уже немолодая, Иланга ещё сохраняла остатки былой красоты, и нередко находились те, кто был не прочь накормить скиталицу. Однако, надеясь на милость пьяных мужиков в кабаках, можно было вовсе остаться без ужина. Потому нередко у Иланги и Эливерта по нескольку дней не было в животах ничего, кроме голода.

Тётка заставляла Эливерта попрошайничать. У него было больше шансов заполучить милостыню – худой, голодный, одичалый мальчишка  во многих сердцах пробуждал жалость. Впрочем, нередко находились те, кто вместо фларена  легко мог дать пинка или подзатыльника. Плодами его заработка пользовались они оба, причём большая часть доставалась тётке. Слоняясь по грязным кабакам и прочим местам, недостойным женщины, Иланга начала спиваться. Выглядела она столь непотребно, что уже мало находилось охотников пригласить её за свой стол.

Она не пренебрегала и воровством, но руки у неё каждое утро дрожали с похмелья. Она быстро теряла ловкость и изворотливость, несколько раз её ловили на краже и жестоко били. Тогда Иланга начала обучать своему ремеслу Эливерта. Вначале он принимал это за игру: было увлекательно и заманчиво стащить чего-нибудь, оставаясь незамеченным! Но вскоре, когда у него стало получаться, Иланга заставила его зарабатывать на жизнь столь нечестным промыслом. Я уже говорил, мальчишкой он был шустрым, ловким, да к тому же с его-то лицом – таким невинным, большеглазым и печальным… Ну кто мог заподозрить неладное! Со слезами на глазах он просил хоть корочку хлеба – иногда еды давали, иногда давали затрещину и посылали прочь, но за это время он уже успевал стянуть что-нибудь ценное. Добычей ловких рук Эливерта  становилось всё: кошели, деньги, оружие, драгоценности… Он умудрялся даже перстни с пальцев стягивать. Но Иланге всё было мало – разум её потонул в вине! Каждый вечер она напивалась и плакалась на свою судьбу, а, проснувшись поутру, продолжала снова.

 Прошло почти два года, и Иланга всё чаще стала высказывать мысль, что Эливерт для неё ненужная обуза, что она устала его опекать, что он – камень на её шее. Притом жили они исключительно тем, что он добывал, вернее, воровал.

 В одно, совсем не прекрасное, утро тётушка Иланга проснулась особенно не в духе  – мучило похмелье, а денег на выпивку совсем не осталось! Недолго думая, Иланга продала своего племянника одному ремесленнику в мастеровой городок, неподалёку от Кармета.

– Мама мия! – ужаснулась Настя. – Всегда знала, что пьянка до добра не доводит, но не до такой же степени! Как она могла?!

Наир печально вздохнул.

– Вот так! Продала. Без зазрения совести. Её Эливерт тоже больше не видел… Но, сдаётся мне, что немного она после этого протянула. Наверняка, спилась окончательно, да и померла где-нибудь под забором.

 С хозяином же Эливерту повезло как утопленнику! Был он кузнечных дел мастером, брался за любую работу – только всю работу за него выполняли подмастерья и рабы, мальчишки, чуть старше Эливерта. А он лишь  распоряжался да следил за всеми, как надсмотрщик. Прозвище у того кузнеца было Горбач  – сегодня ты уже это имя от Эливерта слышала. Про Горбача поговаривали, что он, до того как взяться за ремесла и обзавестись своим делом, был воякой-наёмником. Ещё ходили слухи, что он был палачом… 

Насколько правдива та молва, я не ведаю.

Но, со слов Эливерта, рожа у того Горбача была страшнее, чем у голодного вурдалака, и нрав не лучше! За любую провинность бил он своих мальчишек нещадно. За те три года, что пробыл у него Эливерт, троих своих рабов он засёк до смерти. Чем старше становился Эливерт, тем лучше понимал, на что его обрекла Иланга. Нрав у него буйный, неистовый, как ветер на северных пустошах, и терпеть издевательства он не собирался. С каждым днём всё острее становилось желание обрести  свободу, с каждым часом нарастала в нём ярость против своего истязателя. Он начал продумывать план побега, вместе со своим приятелем по несчастью, по имени Нивирт. 

Но у многих рабов чувство страха перед хозяином сильнее жажды свободы. Один из мальчишек, служивших у Горбача,  предал их и рассказал хозяину о замысле Эливерта и его друга.

Первым под руку Горбача попался Нивирт. Кузнец был так разъярён, что наверняка забил бы мальчишку насмерть. Эл этого дожидаться не стал, едва Горбач схватился за кнут, он бросился к нему, защищая Нивирта, и …

– И убил своего хозяина! – закончила Настя за Наира.

– Да, именно, – подтвердил лэгиарн. – Так первая кровь обагрила его руки! Наказание для рабов, поднявших руку на своего господина, на Севере нечеловечески жестоко – парни не стали дожидаться, пока их настигнет кара. Они удрали, куда глаза глядят.

И началась у Эливерта новая жизнь – вольная воля! Схлестнулся с такими же бездомными бродягами, сорвиголовами, у которых жизнь в  их двенадцать-тринадцать лет уже успела отбить все страхи и угрызения совести. Всё, что он умел – воровать! Нет, конечно, мог бы в подмастерья к какому-нибудь ковалю податься, но воспоминания о кузнице у Эливерта  слишком тесно сплелись с воспоминаниями о неволе. Воровская жизнь казалась легче, увлекательней, интересней!

Так и было до поры до времени. Молодым разбойничкам удача шла в руки, и между собой хранили они мир и согласие, хоть и были озлобленны на весь белый свет, как дикие зверята. Со временем Эливерт выбился в главари. Куда его только дорога не заносила: весь Север исходил, Вифрию, Соланс, в горах Малькти бывал… Но удача в таких делах, что птичка пугливая –  махнула хвостом и к другим улетела! Власти Эливерта на Севере уже в лицо знали, и устроили на его вольницу настоящую охоту. Пришлось бросать обжитые территории и бежать в Кирлию.

 Здесь, на Юге, тоже быстро освоился. Вору везде раздолье, где есть деньги и богатство! А здешних купцов бедными никак не назовёшь. Всех своих ребят он в пути растерял, да новых нашёл, из местных… У нас ведь тоже бродяг хватает.

 Из старых дружков один Нивирт с ним и оставался.

Здесь его стражи порядка тоже долго гоняли, сулили несметные богатства за поимку атамана Эливерта.

Да не словить бы им Ворона вовек, если бы не поймалось сердце разбойника в сети любовные! Завёл себе подружку в Эсендаре.

Тогда ещё, до войны с Герсвальдом, Эсендар большим торговым городом был, богатым городом!

Так вот… Влюбился Эливерт без памяти в одну купеческую дочку. Светловолосая, ясноглазая, статная, да бойкая, с любым делом легко справлялась. Мимо такой не пройдёшь – заметишь! Девушке той в наследство от отца торговая лавка досталась и дом богатый, да и сама она была хороша! Словом, было на что заглядеться! Да только и гордыни в ней было не  меньше, чем красы! Цену себе она знала, а потому девушкой была «с характером», да ещё с каким! Звали её Аллонда.

Эливерт уже тогда женским вниманием избалован был. В любом трактире стоило улыбнуться, поманить, и вот, летят как пчёлы на мёд!

А за этой бегал так, словно она последняя на всём белом свете! Подарки дарил такие, что не у каждой дворянки есть! Золотом, жемчугами осыпал, в платья такие наряжал, что королева позавидует! Казалось бы, чего ещё желать?

НО ЦЕНА ЗА ЕГО ГОЛОВУ ВСЁ РОСЛА!

А он доверял ей, рассказывал всё о своих планах, замыслах, желаниях. Он хотел провернуть последнее дельце, сорвать куш побольше, да и махнуть со всеми деньгами куда-нибудь на окраину Кирлии, где никто о нём не знает, и можно спокойно на эти деньги до конца своих дней прожить. Жениться он хотел на этой Аллонде, семью хотел, дом… Ведь невозможно всю жизнь одному, как перекати-поле, по миру скитаться! Даже такой птице перелётной, как Эливерт – невозможно!

Аллонда ждать, пока он несметные  богатства обретёт, не захотела. Решила заработать иным способом…

Она сдала Эливерта властям, вместе со всей его шайкой. Ей это не составило труда, ведь обо всех планах Эливерта девица была превосходно осведомлена. Она получила своё вознаграждение, а Эливерт – свой предательский удар в спину.

Вольница угодила в засаду, в очень хорошо продуманную ловушку, из которой не было выхода. Перебили всех ребят Эливерта прямо на месте, одного за другим. Удалось ускользнуть только ему и Нивирту. Но по их следам гналась погоня…

Нивирта убили на глазах у Эливерта, а сам он вновь вывернулся и продолжил своё бегство. При всей ловкости, везучести и знании окрестных дорог, шансов на спасение у Эла не было – он истекал кровью, а преследователи неотступно шли за ним.

Его нагнали неподалёку от развалин Фрисавеля. Снова была схватка. Ворона  преследовали до самого Лэрианора. Сюда, в Лес Бессмертных, стражи порядка вторгнуться не осмелились.

К тому же они справедливо полагали, что Эливерт всё равно уже покойник! Выжить после такой резни, получив столько ран и проделав такой путь, залитый его собственной кровью – он просто не мог! Но он выжил… Ну, а что было дальше, ты знаешь – Миланейя нашла его в лесу, и теперь сердце её разрывается между любовью и долгом! – закончил  Наир.

– Да уж! – вздохнула Настя. – Теперь многое стало на свои места. И ясно, почему он такие гадости болтает про  женщин – после таких-то предательств! Не думала, что Эливерт с его жестоким сердцем способен кого-то полюбить… А тут такие страсти! Хоть балладу сочиняй!

– Да, но с Миланейей им не быть, – развёл руками Наир. – Она – целительница, и не изменит свою стезю.

– Но эти ваши безнадёжно устаревшие традиции сделают её несчастной…  Уже делают! – воскликнула Настя. – У твоей сестры прекрасные, но такие грустные глаза! Запретный плод манит! Она будет разрываться между велением души и разума. Её наверняка совесть мучит за то, что она в мыслях своих нарушает данный обет. Как ты думаешь, легко ли ей живётся с таким грузом вины? Неужто нельзя исправить эти ваши законы, традиции? 

– Это не просто традиции, это принцип устройства мироздания. Не мы его установили, не нам и отменять! Целитель отказывается от мира, отстраняется от него, дабы мир вокруг не смог нарушить внутренний покой целителя. Он равно любит всех своих друзей и врагов, и равно относится ко всем. Целитель должен быть один – такова плата за дар!

– За дар не бывает платы! Это ведь – ДАР! То есть даром! – рассудила Настя. – Просто ей надо дать выбор…

– Миланейя свой выбор уже сделала, – тихо сказал Наир, – давным-давно. Когда избрала свой жизненный путь… Тогда она ещё не знала Эливерта, но ведь предполагала, что однажды в сердце её вспыхнет огонь любви. Она предполагала это, но выбрала удел одиночества. Ибо тогда она ощутила в себе силу избавлять других от страданий и боли. Она сделала свой выбор вполне осознанно. Заплатила собственным счастьем за возможность спасти сотни других жизней. Самопожертвование – это так легко и так сложно понять! Выбор сделан. И думаю, даже теперь, Миланейя решает всё своим холодным мудрым рассудком, и потому изберёт свой долг, а не любовь. Эливерт смертен, он может погибнуть в любой момент. А она не может ради минутной слабости загубить дело всей своей жизни, не может отказаться от спасения сотен жизней ради своего собственного мимолётного счастья!

– Тогда мне искренне жаль её! – грустно заключила Настя. – Их обоих жаль! Ведь это чушь, Наир! Ты говоришь, как целительница, Миланейя должна всех любить одинаково, никого не выделяя в своём сердце. Но ведь она всё равно любит Эливерта! И тебя она любит, и отца своего…(Любовь так многолика!) И значит, не могут в её сердце все быть на одно лицо – всё равно своих близких Миланейя будет любить больше, чем чужих, незнакомых, далёких!  А значит, не дано соблюдаться вашим традициям!

– Может, ты и права, – пожал плечами Наир. – Не всё так просто! Лишь Дух-Создатель знает всё, а мы можем только полагать. В любом случае, я надеюсь, что найдётся способ разрешить все эти сложности: и сестра моя обретёт покой, и Эливерт найдёт счастье, и да помогут нам Светлые Небеса дождаться этих дней!

За окном шумел ночной дождь, усыпляя и наполняя душу лёгкой грустью. Пахло сыростью и грибами. Догорали рубиновые угли в очаге.

– А Лиэлид? – подала голос Настя. – Эливерт наговорил про неё всякое, но стоит ли этому верить? Он обижен на женщин и говорит о них с такой неприязнью. Но кто она такая на самом деле? Наир, какая она… Лиэлид?

–  О! Светозарная Лиэлид! Она не похожа ни на кого другого! – мечтательно сказал Наир. – Её надо увидеть, чтобы это понять! Лиэлид… Она…