Глава 14 Знакомство с селянами

Когда вышла на улицу, то ли погода улучшилась, то ли сыграло роль то, что куртка хорошо прогрелась на печке и закуталась я на этот раз поосновательнее? В общем, ветер уже не казался таким уж ледяным и пронизывающим, солнышко будто даже пригревать немного стало и на душе потеплело.

Все эти разговоры со Степаном разбередили что-то в душе, но как ни странно вместо тоски по родным, я ощущала необъяснимое чувство напоминающее радость. Вот только чему радуюсь? Сама не понимаю. И ещё… Крутится в голове фамилия деда. Не даёт покоя. Что-то в ней знакомое. Но что? Не пойму. Не помню.

Возле нашего дома дорогу с утра ещё не чистили, и я шла, утопая по щиколотку, а иногда и глубже в рыхлом снегу. Иду, глазею по сторонам. Вроде гуляла не раз тут, а всё недосуг было приглядеться к соседним домам и их обитателям. Людей на улице не видно, в большинстве домов ставни закрыты, видимо эти участки принадлежали дачникам, не желающим зимой мёрзнуть в деревне. Где-то наоборот во дворах были расчищены тропинки, а из труб валил дым. И сразу видно, кто на новогодние праздники наведался, а кто постоянно здесь живёт: у одних тропки прочищены от дома к калитке только, у других целая паутинка их дорожек – к хозяйственному двору, сеновалу и прочим пристройкам.

Обещанного столпотворения возле магазина я не обнаружила и успела испугаться – не опоздала ли? Вдруг хлеб разобрать успели? Тут кстати дорога была расчищена. Дёрнула дверь, подспудно опасаясь, как бы не закрылся уже. Ан нет. Дверь гостеприимно распахнулась, и я очутилась в жарко натопленном, душном помещении битком набитом народом. Если здесь и был какой-то шум до моего появления, сейчас он стих и все присутствующие с интересом рассматривали мою скромную персону.

– Здравствуйте, – обращаясь ко всем сразу произношу. – Кто последний?

– Я, – ответила довольно габаритная тётенька, примостившаяся на низком подоконнике как на лавке.

Стою. Жарко, расстегнулась. И всё равно душно тут слишком, да ещё и взгляды эти изучающие смущают, но делать нечего, надо привыкать, теперь тут мой дом.

– Кажется, это одна из тех подружек, что к Федотовне приехали, – шепчет какая-то бабка.

– Да не-е-е… – отмахнулась от неё соседка по очереди. – Это к Степану гостья нагрянула.

– Какие у него гости могут быть? Он всех схоронил ужо, – вступила в разговор третья.

– Ну мало ль какая родня дальняя. Они ж как про наследство прослышат, так сразу слетаются будто мухи на мёд, – фыркнув выпалила одна из тёток даже не удосужившись говорить потише.

– Умолкни ты уже, Машка, – прикрикнула на неё продавщица. – Язык как помело, ей богу!

– А я чо? Я ж правду говорю, – обернувшись ко мне, заявила, как выяснилось обладательница какой-то безвозрастной рябой морды. На таких смотришь и не знаешь: толи двадцать ей, то ли пятьдесят. – Понаеду тут всякие… – уже тише проворчала она.

– Сама-то давно приехала? – не осталась в долгу продавщица, которая рябую судя по всему недолюбливала.

– Да уж лет десять назад, – отозвалась подстрекательница. – И я-то родная…

– Зато из Тмутаракань… – фыркнула сидящая на подоконнике «габаритная» женщина.

– Тебе-то какое дело, Люсь, откуда я? – тут же встала в позу забияка, никак не ожидавшая такого отпора со всех сторон.

– В чужом глазу соринку видишь, а в своём бревна не замечаешь, – отмахнулась моя нежданная заступница.

– Чего? Это ты что ль у меня бревно усмотрела? Где это, интересно мне знать? – вылупилась на тётку рябая.

– Вырвалась из глубинки, поближе к крупному городу и всех теперь по себе ровняешь, – хмыкнув отозвалась та, которую Люсей назвали. Потом глянула на меня, и добавила: – Не обращай на неё внимания. Зависть это бабская.

– И чегой-то мне ей завидовать? – продолжала распаляться рябая. – Видывала я таких!

– Каких? – не выдержала я, ощущая, что первый шок прошёл, а на его место приходит злость.

– А вот таких! – она кивнула в мою сторону. – То Степан никому, даже детям своим, не нужен был, а как их не стало и площадь в городе осталась, так эта пигалица на неё глаз и положила, – оглядывая собравшуюся толпу вещает рябая, да так будто меня тут и нет вовсе, а она истина в последней инстанции и глас божий.

Стою. Как рыбина рот разеваю и не знаю, что сказать?

– Поостыла б ты, Машка, – вновь попыталась утихомирить баламутку продавщица, от которой как раз в этот момент отошла обслуженная покупательница.

– А то что? – с вызовом воззрилась на неё рябая.

– А то! Никто не против, если девочку вне очереди обслужим? – поинтересовалась у собравшихся продавщица и со всех сторон послышались одобряющие такое решение отклики вперемежку с редким недовольным бурчанием. – Ну вот и чудно. Иди-ка сюда, – поманила она меня, а я аж растерялась.

– Как это так? – тут же попыталась преградить мне дорогу рябая. – Моя очередь! Потом хоть обпропускайтесь!

– Посторонилась бы ты, Мань? – подступила к ней, неведомо когда успевшая встать с подоконника и подойти к прилавку Люся. – Все готовы ждать и ты потерпишь. Нечего было к девочке лезть.

– А чего она…

– Чего она? – переспросила Люся. – Ты ж первая к ней прицепилась. Она тебе и слова не сказала ещё.

Меня тем временем бабульки стоявшие в очереди вперёд протолкнули. Уши горят. Ничего себе сходила в магазин! Страсти-то какие…

– Что нужно? – поинтересовалась продавщица, не обращающая больше внимания на едва ли не рвущих друг другу волосы баб.

– Три тёмных хлеба, один белый, батон, – говорю и тише добавляю: – И тест на беременность.

– Вот тебе и девочка, – съязвил кто-то.

– С последним помочь не смогу, – вздохнула продавщица. – Нету.

– Так ты ей марганцовки дай, – донеслось из-за спины.

Стою красная как рак и деваться некуда. Не бежать же прочь без хлеба? А тут юмористы, блин, собрались. И слух хороший, я ж едва слышно сказала, ан нет, услышали!

– Лучше йоду дай, – посоветовал ещё кто-то, и я аж обернулась, уставившись круглыми глазами на бабульку божьего одуванчика:

– Зачем? – спрашиваю, хотя наружу рвался другой вопрос: «Вы что издеваетесь?»

– Вот молодёжь пошла, – подкатила глазки к потолку бабулька. – Как деток стругать знают, а как проверить…

– Вы серьёзно? – растерянно пробормотала я. – Извините, просто не слышала про такое никогда. И что надо делать? – уточняю, понимая, что с ума сойду, если до города ждать придётся.

– Возьмёшь чистый белый лист бумаги, смочишь в моче. Потом капни на него йода, – терпеливо начинает объяснять бабка. – Если бумага станет синей, значит не беременная ты, а если сиреневой или фиолетовой – то готовь пелёнки.

– Он хорош-то хорош, баб Насть, – подала голос молчавшая до сих пор невысокая худенькая женщина, лет сорока пяти. – Вот только это не советский союз, сейчас состав бумаги разный может быть, а значит и результат.

– То-то я и говорю, – произнёс ещё кто-то. – Марганцовка нужна! Она что при союзе, что сейчас – та же.

– А с ней-то что делать? – не оборачиваясь, спрашиваю.

– Просто там всё, – отвечают. – Возьмёшь небольшую банку, ну как майонезную. Наберёшь тёплой воды, разведёшь в ней марганцовки, чтоб вода светло-розовой сделалась. Потом вольёшь туда немного утренней мочи. Если раствора посветлеет и станет светло-жёлтым, результат отрицательный, а если он не изменится и появятся хлопья в осадке – положительный. Такой вот тест. Только не везде говорят нынче марганец купить можно. Но у нас тут продают, да…

– А дайте ещё марганцовку, йод и… лист бумаги, – обращаюсь я к продавщице.

– Что решила прямо тут первый способ испытать? – заржал какой-то мужик за моей спиной, бабы на него зашикали тут же.

Продавщица тем временем вручила мне листок и ручку.

– Записать рецепты хочу, – спокойно отбрила я шутника.

– Ну тогда ещё один записывай, – удивила меня очутившаяся рядом рябая и я напряглась, ожидая подвоха.

– Утром в баночку пописай и капни туда йода. Если капля сразу расплывётся не беременна. А если останется на некоторое время целенькой, значит, беременна, – отвечает та.

– Двести восемьдесят семь рублей тридцать шесть копеек с тебя, – отвлекла меня от записей продавщица.

 Рассчиталась я, сложила покупки в торбу. Отошла чуток в сторонку и под диктовку отзывчивых селянок записала все три рецепта.

– Ты не серчай, если что, – буркнула рябая. – Меня Машей зовут, – добавляет.

– Кира, – отвечаю я.

– Ну вот так бы давно, – смилостивилась продавщица. – Спасибо Люськ, что мозги ей вправила.

– А чего это…

– Чего брать-то будешь, баламутка? – перебила её продавщица, а я, громко сказав – «До свидания», поспешила убраться подальше.

Домой не шла, почти бежала. Во-первых, хотелось поскорее дома оказаться и испытать тот способ, что не из утренней мочи. Сейчас-то день уже, вернее полдень близится. А для проверок, наверное, как и на анализы нужна первая, на голодный желудок, а значит, до завтра терпеть надо.

– Уже вернулась? – удивился сидящий за столом дед, заслышав открывшуюся дверь. – Никак хлеб весь разобрали?

– Не-е-е… – протянула я, и начала выкладывать покупки.

– А это зачем? – воззрился он на медикаментозные бутыльки. – Болит что? Сказал бы, у меня есть настоечки на водке. Хорошие лечебные…

– Это… Проверять буду беременная или нет, – отвечаю.

– Я тебе и так скажу, что – да, – отмахнулся дедок. – Но коль не веришь, проверяй.

– А лист белой бумаги есть? – спрашиваю.

– Там, – решив не уточнять «зачем?», дед кивнул на комод. – В верхнем ящике.

Прошла к указанному месту, выбор бумаг оказался немалый: и «А4» для принтеров и в клеточку да линеечку – тетрадные, и простые слегка желтоватые, как из старых альбомов для рисования. Взяла два – принтерный и альбомный, для верности.

– Доброе утро, – пробурчала вывалившаяся из своей комнаты Надя.

– Ты хотела сказать день? – усмехнулась я.

Подруга бросила взгляд на настенные часы и лишь плечами пожала. А я… Скинула куртку и сапоги, помыла руки перед экспериментом, и… да, побежала в туалет: на бумажки писать и йодом на них капать.