Тропинка круто убегала в гору. Она была такая узкая, что идти приходилось друг за дружкой гуськом. В более или менее пологих местах тропинка представляла собой сильно утрамбованную землю. На крутых участках прямо в земле были вырублены ступеньки. Никакого ограждения и в помине не было - им служила высокая трава, росшая по бокам.Первым шел Степан, за ним Инесса, повизгивая от страха. Вот же, эмоциональная особа! Казалось, молчать она вообще не умеет. Или болтает без умолку, реже ноет по поводу и без, а в такие вот моменты пищит. Ладно хоть не поет. Это было бы уже явным перебором. Впрочем, никого, кроме Насти это не смущало. Степан добродушно посмеивался и всячески опекал капризулю. А Андрей и вовсе о чем-то задумался, лишь временами страховал ее от падения. Настя двигалась за Инессой. И чем выше они забирались, тем большая жуть на нее накатывала. Она старалась не оглядываться назад, надеясь на Андрея, замыкающего шествие. Если что, он не даст ей упасть в пропасть. По крайней

Они ползли уже довольно долго, но тоннель все не заканчивался, петляя в разные стороны. Местами он становился совсем узким, и приходилось пробираться по-пластунски. А кое-где он, напротив, расширялся, тогда Андрей полз рядом с Настей, подбадривая ее и рассказывая что-нибудь смешное. В такие моменты она ловила себя на мысли, что рядом с ним даже это происшествие можно считать приключением. Ну а что, кругом сухо и чисто, и запах травы приятно щекочет обоняние. Только вот впечатление портила неизвестность, что ждет их там впереди и ждет ли вообще хоть что-то.- Тут еще поворот, - прокричал Степан. – И… подождите! Мне кажется, за ним гораздо светлее…- Тогда прибавим шагу, пока я окончательно не сошла с ума от страха, - прогундосила Инесса, еще энергичнее начав работать руками и ногами. Видно, от волнения или от усталости ее нос совсем заложило, дыхание со свистом вырывалось из груди.- Ну, точно, я вижу свет впереди, - сообщил Степан, как только

Настя очнулась ото сна и первое, что почувствовала, это ад во всем теле. Болел каждый сантиметр, каждая клетка пульсировала. Боль была такой силы, какую невозможно терпеть.Пронзительный крик прорезал кромешную темноту. Настя даже не сразу сообразила, что это она кричит, да так, как не делала этого никогда. Только вот вопль оборвался почти сразу же. И не из-за стыда, а потому что боль от него усилилась в разы. Настя замерла, понимая, что только так, не двигаясь и почти не дыша, можно избавиться от боли. Но как же мучительно медленно она отступала. Больше всего Настя опасалась, что не выдержит и потеряет сознание, так и не разобравшись, что же с ней в очередной раз сотворила судьба, почему ей так плохо.Слава богу, обморока не случилось, и постепенно вернулась способность думать. Вот тогда Настя поняла, что почему-то не чувствует рук и ног. Эта мысль была мучительна, но бездоказательна. А все потому, что пошевелиться не давал страх. А ну как опять вернется боль? Но как

Выйдя на поверхность, Настя с удовольствием вдохнула чистого воздуха. После вонючего подвала он ей показался таким вкусным, каким может быть десерт, красующийся на витрине, желанный до безумия и доступный только к созерцанию. Но внезапно ты его получаешь, и тебе кажется, что ничего вкуснее раньше не пробовала.Ночная свежесть наполняла каждую клеточку. По телу пробежала приятная дрожь, когда кожи коснулся легкий ветерок, сопровождаемый шелестом листьев. От дурманящего наслаждения у Насти закружилась голова. Пришлось остановиться, чтобы немного передохнуть, справиться с головокружением и выровнять дыхание.- Ну и?.. Чего застыли, барышня? – пошленько осклабился бородач. Из двоих охранников, приставленных сторожить погреб, этот оказался сильнее. Второй уже раскатисто храпел, решив, что до кровати добираться слишком долго и расположившись прямо на земле возле входа в погреб. – Топай уже, давай, - совсем невежливо добавил сопровождающий.Никогда раньше Н

Настя страдала от безделья и переполнявших голову безрадостных мыслей. Чтобы хоть как-то отвлечься, она потихоньку наблюдала за бабой Ягой, так она про себя называла Мосю. Старуха сидела возле очага прямо на полу в какой-то ритуальной позе, сгорбившись сильнее обычного. Через равные промежутки времени она брала точно вымеренную щепотку чего-то подозрительного из какого-нибудь мешочка, в большом количестве расставленных вокруг нее, аккуратно всыпала в дымящийся котелок, бормоча замысловатые заклинания. Каждое всыпание сопровождалось вспышками разного цвета. В эти моменты старуха к чему-то принюхивалась, опуская свой крючковатый нос чуть ли не в само зелье, и удовлетворенно крякая при этом.«Старуха зелье все варила, огромным носом поводила, мешки расставила в кружок, в углу дымился котелок», - это дурацкое четверостишье само собой сочинилось в Настиной голове и никак не хотело ее покидать. Оно все повторялось и повторялось, как испорченная пластинка, зациклившись н