В тюрьме Милдрет больше всего беспокоило, выживет она или нет. Когда же непосредственная угроза миновала, она смогла задуматься о вещах более значимых и долговечных.
Во-первых, она с неудовольствием обнаружила, что в пылу сражения потеряла оставленный матерью амулет. Это открытие основательно подпортило и без того безрадостное настроение пленницы, превратившейся разом в сироту и пажа на чужой земле, но, по сути, всё равно оставшейся пленницей.
Весть о смерти отца нанесла ещё один, куда более серьёзный, удар по её душевному равновесию — Милдрет неожиданно остро ощутила себя абсолютно бездомной, лишённой всякого места в мире и не знающей, куда податься теперь.
Легко было принимать решение о побеге, когда выбором были побег или смерть. Теперь же в голову лезли мысли о том, что она стала бы делать дальше, если бы сбежала.
Брайс вряд ли принял бы её обратно в семью. Просто потому что Милдрет была и оставалась угрозой для него и его старших друзей.
Пиры теперь устраивались раз в месяц— рыцари собирали еду с окрестных деревень, чтобы затем устроить празднество, на которое приглашались все обитатели замка, а иногда и дворяне из соседних крепостей.Сэр Генрих, раздосадованный чередой поражений, пытался скрыть свои неудачи.Среди крестьян тем временем росло недовольство— хозяйства, и без того разоренные недавней войной, не могли— да и не хотели поставлять хлеб и мясо для празднеств знати.Грегори мало занимал последний вопрос. Он вообще никогда и ничего не имел против пиров. Но первый же пир, устроенный Генрихом, заставил его белеть от злости.Большой зал, где сэр Генрих обычно проводил приёмы, в тот день был разделён на два— в одной части стоял большой стол, предназначенный для лорда и его окружения.Здесь наравне с самим сэром Генрихом сидел младший из братьев Вьепон, казначей замка Джон Вьепон. По другую руку от Генриха— сенешаль Тизо
Милдрет не знала о приближающемся восстании. Весь её мир в последние месяцы вращался вокруг боли и унижения, которые продолжались изо дня в день.Теперь, когда она стала посмешищем на пирах, изменилось к ней и отношение обитателей замка— ей могли подставить подножку, когда она шла с вёдрами за водой, или толкнуть в коридоре, когда она проходила мимо кучки хохочущих рыцарей и дам.Поначалу Милдрет пробовала давать отпор, но чем дальше, тем меньше у неё оставалось сил, и в начале осени, минуя очередную такую компанию и стараясь не оказаться с ними на расстоянии вытянутой руки, она вдруг поняла, что сдалась.Это стало своего рода толчком. Если раньше Милдрет не могла ни на что решиться, в тайне лелея мысли о том, что ещё увидит Грегори, то теперь возможность такого разговора уже не имела значения— ей казалось, что она перестала быть человеком, а значит, уже не была тем, кто может рассчитывать на любовь.Бежать возможности больше не пр
Кавалькада, покидавшая замок, несла новые стяги, невиданные до сих пор— на каждом из них помимо герба дома Вьепон развевался пучок зелёной травы.Грегори ещё не имел привилегии выбирать себе знамя и иначе никак не мог дать понять недовольной толпе, что это его личный отряд.Его пропустили свободно— через союзников он уже передал вожакам восстания, что отправляется за тем, что необходимо сейчас более всего.Ветер овевал лица молодых всадников, никому из которых не было более двадцати пяти лет. Все они знали Грегори так же, как Грегори знал их, хотя в поход под его началом выступали в первый раз. Никто из них не задал вопроса, почему вперёд их поведёт паж. Все до одного были недовольны наместником и рады перспективе изменений.Грегори, скачущий впереди всех, наслаждался каждой секундой галопа. Наконец-то никто не сдерживал его, и он сам мог принимать решения за всех. Он жалел только об одном— что сейчас его не видит Данст
Грегори всю ночь снилась какая-то дребедень.Сначала он чувствовал тёплые руки, нежно ласкавшие его тело. В паху наливался жар, и бёдра сами двигались вперёд, силясь прижаться к чужому телу.Потом он открывал глаза и видел перед собой Данстана. Грегори чудилось, что под плотной рубахой скрывается нежное и мягкое женское тело. Он срывал этот грубый покров, опрокидывал на спину оказавшуюся перед ним нимфу и входил в неё, а та выгибалась и стонала под ним, и сильнее вцеплялась пальцами в его спину.Наконец Грегори широко распахнул глаза и понял, что на самом деле проснулся.Вдалеке за стенами башни кричал петух. Сквозь узкую бойницу пробивался первый рассветный луч.К Грегори стремительно возвращалась память. Он медленно осознавал, что не всё, что ему привиделось, было сном— по крайней мере башня существовала на самом деле, и в самом деле за дверью стояли рыцари, назначенные его охранять.«Расскажу об этом на исповеди –
Сундук с оружием они тащили вместе— просто потому что ни Милдрет, ни Грегори не подняли бы его в одиночку. Внутри лежали меч, щит и кинжал, а так же полный кольчужный доспех, в который Милдрет предстояло облачить Грегори.Сама эта процедура могла бы занять у неё полдня, потому что до сих пор она не застёгивала ничего подобного даже на себе— в её семье мало кто носил тяжёлые доспехи, а оруженосцем, в отличие от Грегори, она никогда не служила.Грегори же поглядывал на её мучения с откровенной насмешкой. Для него ежедневное одевание Тизона было естественным, как завтрак. Он мог позволить себе не носить воду, да и на кухню совался не часто, предпочитая раздавать поручения тем, кто попадался под руку, но обслуживание доспеха и оружия, чистка лошади и кормление сокола всегда были только его делом. Ему даже нравилось касаться ледяного блестящего металла, как нравилось и гладить по взмыленным бокам гнедого английского коня.—Надо дос
Грегори изнывал от безделья.Он не привык сидеть в помещении целыми днями и медленно сходил с ума от того, что нельзя было хотя бы просто размять ноги.Поначалу его забавляла новая игрушка— на Милдрет можно было смотреть, можно было её трогать, а можно было слушать, как она рассказывает о мире за пределами границы— в чём-то схожем, а в чём-то совсем другом.—Ты там была воином? —спрашивал Грегори, глядя в узкий просвет бойницы.Милдрет пожимала плечами.—Как и ты. Должна была со временем стать.Грегори улыбался. Он никогда не встречал в замке равных себе. Столичные мальчишки были высокомерны и совсем не похожи на него, крестьянских же детей он никогда не ставил на один уровень с собой.На второй день Грегори выпросил у травницы гребень— простой, деревянный, какой ей было бы не очень жалко отдать.Теперь по утрам он сидел и расчесывал волосы Милдрет. Процеду
—При-ми-те мо-и собле… со-бо-лез-но-ва-ния, мо-ло-дой лорд.Грегори со злостью отшвырнул письмо. Он сидел на полу перед очагом и теперь, подтянув колени ещё ближе к груди, уткнулся в них лицом всего на секунду, чтобы тут же закусить губу и снова уставиться в пламя.Милдрет тихонько опустилась на пол позади него и осторожно коснулась ссутуленного плеча.Грегори не отстранился. Только сильнее закусил губу, чтобы сдержать подступившие к глазам слёзы.—Господин, это ещё не точно…Грегори покачал головой и сглотнул. Он накрыл руку Милдрет своей и после долгого молчания сказал:—Я его любил,— голос дрогнул. —Только двоих в своей жизни я любил. Тизона и его.Грегори снова сглотнул и наклонил голову, позволяя волосам упасть на лицо и скрыть увлажнившиеся глаза.Милдрет опустила веки на секунду, а потом уткнулась лбом ему в загривок.—Знаешь&hel
Той весной шотландцы так и не дали о себе знать.Обе стороны зализывали раны, нанесённые прошлой войной.Сэр Генрих какое-то время колебался, раздумывая о набеге, который мог бы принести немного продовольствия, но решил отказаться от этой идеи, опасаясь оставить замок беззащитным в преддверии нового восстания.Неизвестность, связанная с судьбой брата, угнетала его. Юный Грегори Вьепон был популярен среди крестьян и среди рыцарей помладше, что никак не могло радовать наместника, который со своим титулом расставаться вовсе не спешил.Если и были у него когда-либо тёплые чувства к племяннику, то с каждым месяцем отсутствия сэра Роббера в замке они таяли, как дым.Грегори был проблемой. Одной из первых, наравне с бунтующими крестьянами и затаившимися шотландцами. И когда две из трёх проблем отступили, вопрос с Грегори вышел на первый план.Генрих разместил племянника в башне, отгородил верными рыцарями от остального замка, чтобы не позволить том
—Ты идёшь в бой, чтобы выиграть— или чтобы проиграть?Вопрос прозвучал из-за плеча и показался неожиданным, потому что Грегори был уверен, что в небольшом закутке, где рыцари меняли доспех, с Милдрет они одни.Милдрет, стоявшая напротив Грегори, замерла со шлемом в руках. Взгляд её был устремлён туда, за плечо.—У меня есть выбор? —спросил Грегори немного зло. Повернуть головы в застёгнутом доспехе он уже не мог, и оставалось довольствоваться отражением брата в серых зрачках Милдрет.—Если ты решил проиграть, чтобы избавиться от навязанной тебе супруги— лучше вовсе откажись. Сейчас,— продолжил Грюнвальд, стоявший у него за спиной,— нам не нужен позор.Грегори стиснул зубы.—Я иду в бой, чтобы выиграть,— твёрдо сказал он. —Ждите. Данстан закончит с доспехом, и я приду.Грюнвальд, кивнув, исчез, а Милдрет п
В тот вечер Грегори так и не вернулся в шатёр.Закончив последний бой и получив свой приз, он молча стоял в ожидании, пока Милдрет снимет с него доспехи.Грегори был зол. Настолько зол, что ему ничего не хотелось говорить. Если в прошлом году появление кузины обрадовало его, то теперь ни капли радости не было. Он больше не воспринимал Ласе как подругу детских игр, она стала женщиной, молодой и красивой, и эту женщину назначили его тюремщиком и палачом, его будущей женой.Грегори отлично понимал, чего добивается сэр Генрих. Они с Милдрет обсуждали это уже множество раз.Он, может, и согласился бы на брак— Ласе была приятна в общении, мила, не раздражала ни манерностью, ни грубостью— но зная, что это часть плана его дяди по утверждению у власти… Да зная, что это вообще идея его дяди— он не согласился бы никогда!Грегори думал об этом, и о том, что сулит ему новый визит кузины, пока Милдрет отстёгивала доспех
Грегори чувствовал себя странно, если не сказать неловко, хоть и старался своей неуверенности не показать.Выехав из замка однажды, он отказался возвращаться назад и, к его удивлению, сэр Генрих принял ультиматум. Им с Милдрет было разрешено остаться до конца весны в окрестностях озера Вето, на берегу которого предполагалось проводить соревнования.Здесь были чистая вода, опушка леса совсем неподалёку, достаточное количество дичи, чтобы не страдать от голода, и большое поле, которое уже начали огораживать и расчищать в преддверии турнира.Несколько недель Грегори с Милдрет жили в шатре на самом берегу, но хотя теперь их не окружали стены замка, свобода эта оказалась более чем сомнительной.У полога шатра всегда стояли двое рыцарей из охраны Грегори. Тонкая ткань не позволяла свободно разговаривать, не опасаясь, что разговоры их будут услышаны. А всё поле легко обозревалось с двух сторожевых точек, и любые передвижения Милдрет были видны охране, так что пе
Ласе покинула замок на третий день.Милдрет внимательно следила за реакцией Грегори на её отъезд, но тот был лишь слегка удивлён и отчасти раздосадован. Когда Милдрет спросила напрямую, жалеет ли он, что так и не смог сблизиться с кузиной, Грегори только пожал плечами и ответил:—Она неплохая. Но мне не нравится, что дядя хотел устроить мою жизнь в обход меня.—Все так делают,— теперь уже Милдрет пожала плечами.Грегори ответил ей насмешливым взглядом.—Я не томная монастырская девица, чтобы вступать в брак по указке.Милдрет закатила глаза, но в ответ ничего не сказала.Остаток лета прошёл без приключений. Армстронги продолжали устраивать набеги на окрестные деревни, но к стенам замка не подходили.Пользуясь примером Грегори, рыцари Вьепонов совершили несколько ответных набегов и даже расширили границы манора на два скалистых утёса— которые потеряли в том же году.
На следующее утро Грегори отправился тренироваться один, в то время как Милдрет было поручено отыскать Ласе и следовать за ней, куда бы та ни направилась, не показываясь при этом ей на глаза.Следовать далеко не пришлось.Это был первый раз со дня охоты, когда Грегори выбрался из своей башни, и едва он начал звенеть клинком о деревянного болвана, как Ласе, шурша юбками, направилась к тренировочной площадке.—Грегори,— она с улыбкой присела в полупоклоне, но даже Грегори заметил, насколько натянутой была эта улыбка.—Моя дорогая сестра,— Грегори тоже легко поклонился и воткнул в землю меч.—Я ожидала, что вы уделите мне больше внимания. Довольно странно смотрелся ваш побег с охоты из-за какого-то… —Ласе брезгливо пошевелила пальчиками,— слуги.Грегори наклонил голову набок и скрипнул зубами.—Он спас мне жизнь,— сказал он
Процессия из двенадцати всадников и десятка собак покинула замок на рассвете. Долина тонула в тумане, и кони били копытами по мокрой траве, разбрызгивая капли росы.Грегори впервые с прошедшей осени оказался в седле своего вороного коня, и тот, заметно отвыкший от хозяина, слушался не очень-то хорошо. Грегори то и дело приходилось сильнее сдавливать его бока и натягивать поводья, но тогда конь норовил рвануться вперёд, и так же резко приходилось тормозить.То и дело он бросал смущённые взгляды на Ласе, которая, в свою очередь, поглядывала на него искоса с едва скрываемой улыбкой. Улыбку эту Грегори воспринимал как насмешку. Она выводила его из себя, и он ещё сильнее пришпоривал коня, чтобы затем с ещё большим трудом пытаться с ним совладать.—Позвольте вам помочь,— шепнула Милдрет, перехватывая поводья, но Грегори тут же рванул их из рук слуги.—Думаешь, я верхом держаться не умею?Милдрет промолчала.&mda
На следующее утро проснулся Грегори с трудом, зато на тренировке дубасил по подставленному Милдрет щиту с тройной силой, будто всерьёз решил разрубить его надвое.Милдрет смиренно держала оборону, не пытаясь перейти в нападение, от чего Грегори становилось скучно. Впрочем, в башню возвращаться он всё равно не хотел.Так продолжалось до тех пор, пока двери донжона не открылись, выпуская наружу знакомую уже процессию из заспанной Лассе и двух сопровождавших её монахинь.Грегори тут же замер, пропуская удар, так что Милдрет едва успела остановить меч. Взгляд его был прикован к Ласе, мило потягивавшейся и сонно потиравшей глаза.Грегори, не обращая внимания на замерший в паре сантиметров от его плеча клинок, шагнул вперёд, вплотную к Милдрет, и шепнул ей на ухо, опаляя горячим дыханием кожу:—Правда, хороша?Милдрет поджала губы и покосилась на девушку, появившуюся из дверей замка.—Мне трудно судить,—
Той весной шотландцы так и не дали о себе знать.Обе стороны зализывали раны, нанесённые прошлой войной.Сэр Генрих какое-то время колебался, раздумывая о набеге, который мог бы принести немного продовольствия, но решил отказаться от этой идеи, опасаясь оставить замок беззащитным в преддверии нового восстания.Неизвестность, связанная с судьбой брата, угнетала его. Юный Грегори Вьепон был популярен среди крестьян и среди рыцарей помладше, что никак не могло радовать наместника, который со своим титулом расставаться вовсе не спешил.Если и были у него когда-либо тёплые чувства к племяннику, то с каждым месяцем отсутствия сэра Роббера в замке они таяли, как дым.Грегори был проблемой. Одной из первых, наравне с бунтующими крестьянами и затаившимися шотландцами. И когда две из трёх проблем отступили, вопрос с Грегори вышел на первый план.Генрих разместил племянника в башне, отгородил верными рыцарями от остального замка, чтобы не позволить том
—При-ми-те мо-и собле… со-бо-лез-но-ва-ния, мо-ло-дой лорд.Грегори со злостью отшвырнул письмо. Он сидел на полу перед очагом и теперь, подтянув колени ещё ближе к груди, уткнулся в них лицом всего на секунду, чтобы тут же закусить губу и снова уставиться в пламя.Милдрет тихонько опустилась на пол позади него и осторожно коснулась ссутуленного плеча.Грегори не отстранился. Только сильнее закусил губу, чтобы сдержать подступившие к глазам слёзы.—Господин, это ещё не точно…Грегори покачал головой и сглотнул. Он накрыл руку Милдрет своей и после долгого молчания сказал:—Я его любил,— голос дрогнул. —Только двоих в своей жизни я любил. Тизона и его.Грегори снова сглотнул и наклонил голову, позволяя волосам упасть на лицо и скрыть увлажнившиеся глаза.Милдрет опустила веки на секунду, а потом уткнулась лбом ему в загривок.—Знаешь&hel