Он сразу понял, что этот инструмент – особенный. Ему не нужно было видеть гитару, чтобы почувствовать, что у нее есть душа. Не та, которую вкладывает в нее музыкант, когда через игру передает свои чувства и настроения, а собственная. Франсиско ласково погладил гитару по отполированному боку и с радостью ощутил тепло, исходящее от дерева. Она. Та, которую он так долго искал, перебирая один инструмент за другим, прикладывая к их корпусам заменяющие ему зрение ладони и прислушиваясь к собственным ощущениям. Он не искал идеальный инструмент, он искал свой, тот, который бы почувствовали его «зрячие» ладони, тот, прикосновение к которому откликнулось бы музыкой в его душе. Его пальцы слепого находили мельчайшие изъяны, невидимые зрячим оком: скрытые вмятинки, царапинки толщиной не больше паутинки, малейшие шероховатости. Франсиско перебрал множество инструментов, но ни один из них не отозвался теплом, его ладони скользили по гладким и равнодушным к его ласкам поверхн
К утру нога у Рауля разболелась так, что он едва смог проделать путь от спальни до ванной и обратно. Съемки завершились, но и этот день у него должен был быть насыщенным: встреча с менеджером в агентстве, занимающемся предстоящими гастролями, обсуждение каких‑то вопросов в звукозаписывающей компании, а вечером – репетиция. Дела были важными, но, глядя, как Рауль с хмурым видом, закусив нижнюю губу, осторожно ощупывает опухшую стопу и лодыжку, я предложила вызвать такси и отправиться к врачу.–Не успею. Через полтора часа у меня встреча.–Отменяй!–Не могу. Не я эти встречи назначал.–Звони менеджеру!Рауль лишь отрицательно мотнул головой.–Но почему?!–Анна, времени до начала тура осталось очень мало, а сделать нужно еще много.–И как же ты собираешься так гастролировать? Ты же и пары метров не пройдешь!–Наложу повязку
Пришла. Хотя он, по правде говоря, и не надеялся на то, что девушка примет во внимание назначенную им встречу. И все же она пришла, двигаемая то ли любопытством, то ли тревогой за своего парня, и остановилась, озираясь и пытаясь угадать, кто из сидящих за столиком в кафе ожидает ее. Видя эту девушку, растерянную, взволнованную, Сальвадор замешкался. Как и что сказать ей? С чего начать? С долгой ли предыстории или сразу перейти к сути дела? Рассчитывать на понимание, а может, просто запугать? Когда девушка оглянулась, Сальвадору показалось, что их взгляды, как и вчера, встретились. Он невольно сделал шаг назад, в тень от двухэтажного домика, расположенного напротив церкви. Нерешительность не была его подругой, она не сопровождала его в долгих странствиях, он не прикармливал ее с руки, даже не здоровался. Если ему было нужно, приходил и брал – без раздумий и сомнений. Так почему замешкался в этот раз, почему, будто трус, сделал шаг не вперед, а назад? Стоит ли искать причину в страхе
Гости приехали, как и обещали, через час. Перекинувшись с Раулем несколькими фразами, Давид с большой сумкой в руках прошел на кухню, а Лаура осталась разговаривать с братом. Я же, посчитав, что Давиду понадобится помощь, отправилась к нему и застала его уже выкладывающим на кухонный стол продукты. Чего он только не привез! Я с удивлением смотрела, как на столе появляются завернутые в пищевую пленку треугольники сыра разных сортов, упаковка помидорчиков черри, банка анчоусов, различные приправы и какие‑то еще свертки, баночки, коробочки. В одно мгновение Давид успел заполнить своим присутствием все помещение небольшой кухни. Его громовой голос, которым он комментировал каждый продукт, раскатами разносился по всей квартире, пугая спрятавшегося за диван Булку. Огромные ручищи действовали быстро, словно фабричные механизмы. Окинув довольным взглядом заставленный стол, Давид под конец извлек из сумки большущую стеклянную банку, в которой в мутном рассоле плескались оливки.&ndash
Хосе Мануэль сдержал слово и не беспокоил Рауля несколько дней. И это время, которое мы смогли провести вдвоем с мужем без дел, без суеты, без расставаний, показалось нам едва ли не вторым медовым месяцем. Мы пересмотрели вместе кучу фильмов, а вместо прогулок, пользуясь тем, что погода в эти дни стояла теплая и солнечная, завтракали и обедали на террасе, откуда крутая лестница вела в небольшой палисадник.Хосе Мануэль приехал к нам в пятницу к обеду.–Как ты?– спросил он, войдя в гостиную, у сидящего с книгой в руках Рауля.–Потихоньку,– пожал тот плечами.– Отдыхаю. Анна мне не дает ничего делать, будто я тяжелобольной.–А когда еще тебе удастся побездельничать?– спросила я, стеля на стол скатерть. И спросила у гостя: – Пообедаете с нами?–С удовольствием!– откликнулся Хосе Мануэль.– Тебе помочь?–Спасибо
Вот она, нужная мне дверь – темная от времени, внушающая трепет своей массивностью, изрезанная завитушками, будто морщинами. Она оказалась закрытой, но не успела я протянуть руку к медной пластине с кнопками с номерами квартир напротив каждой, как дверь распахнулась, выпуская на улицу девушку. Незнакомка посторонилась, давая мне пройти. Я вошла в подъезд и вздрогнула от стука захлопнувшейся за спиной двери, отрезавшей меня от наполненного светом и звуками мира. Нехорошая мысль, что я оказалась в ловушке, едва не заставила меня выскочить на улицу. Это был не подъезд, это был портал в другую эпоху. Я запрокинула голову, рассматривая лепнину над высоченной дверью, выступ над находящимся на недосягаемой высоте узким окошечком с грязным мутным стеклом. По правую руку от меня тянулся ряд почтовых ящиков, похожих на деревянные скворечники. Я нашла тот, с номером нужной мне квартиры, и прочитала полустертую надпись: «Juan Segura Campos». Хуан Сегура Кампос. Зачем то я загл
Молино Бланко, 1904Встретив ее, Франсиско задумался, не прекратить ли ему странствия и не остаться ли в этом южном пуэбло, где о каждом новом человеке становилось известно уже в первый час. Его путь утратил главную цель: он нашел ту, которую искал добрую часть своей жизни. А может, это желание – бросить якорь в тихой гавани – было просто «стариковским». Хоть ему исполнилось лишь тридцать пять, но чувствовал Франсиско себя сильно пожилым человеком. Ощущение, что бродит он по свету гораздо больше лет, чем ему было на самом деле, в последнее время так прочно поселилось в душе, что он в это поверил. А может, все дело было в естественном желании когда‑нибудь закончить долгий путь, каким бы интересным он ни был, прийти наконец‑то в определенное место и передохнуть? Так почему не здесь?Почувствовав усталость, Франсиско остановился, сошел с высушенной солнцем до каменистой тверди земляной дороги и пошарил перед собой трост
Едва я вошла в квартиру, как поняла, что что‑то не так: Булка не вышел меня встречать. Кот всегда, если оставался дома один, выбегал в коридор с нетерпеливым мяуканьем, едва слышал звук поворачиваемого в замке ключа. Он не выходил встречать меня лишь в том случае, если дома уже был Рауль – его «главный» хозяин. Возможно, кот оказался где‑нибудь заперт: в кабинете или спальне, но в таком случае он бы уже возмущенно вопил, прося его выпустить.–Булка? Булка, ты где?Не снимая туфель, я прошла в гостиную и резко остановилась, увидев на светлом полу сухие комья земли, цепочкой тянущиеся от выхода на террасу к коридору, ведущему к комнатам. Медленно присев, я оглядела эти следы, затем перевела взгляд на стеклянные двери и увидела, что одна из штор слегка колышется, будто от сквозняка. Наполняясь нехорошими предчувствиями, я отдернула ее и увидела, что одна из дверей неплотно прикрыта. Мы с Раулем растяпы: мало того что оставили незапертыми мета
1866 годОни провели в странствиях почти три месяца, когда Долорес захворала. Не простудой, а заболела каким‑то неизвестным недугом, вытягивающим из нее все силы, краски, радость. Из яркой красавицы, полыхающей огнем, она как‑то враз превратилась в собственную тень: лицо осунулось, со щек сошел нежный румянец, а из глаз исчез живой блеск. Нет, она не занедужила так тяжко, чтобы не подниматься на ноги, продолжала путь, но Сальвадор видел, что дорога дается Долорес нелегко. Все более короткими становились расстояния между привалами, и все дольше они задерживались в том или ином поселении. Они продолжали зарабатывать игрой и танцем, но движения байлаоре давались уже не с прежней легкостью. Если раньше танец был ее жизнью, то теперь отрабатывала Долорес программу без души, словно механическая кукла. И Сальвадор, глядя на когда‑то покорившие его руки, незаметно морщился, улавливая в их поворотах тяжесть и фальшь. Долорес сбивалась в движениях, он спотыкался