Настроения не было никакого. Я смотрела под ноги, чтобы не сбить носки новых лаковых туфелек. Васька сделал подарок от всего сердца: ухватил за шкирку насупленную сестру, то есть меня, и потянул в магазин. Несмотря на день рождения, канун совершеннолетия и все такое, никакого желания праздновать не было. На все попытки отмахаться Васька только фыркнул и сообщил, что если я сегодня не вылезу из общаги сама, вытянет за косы. Кос у меня нет; волосы, спасибо, чуть ниже плеч, но с этого злыдня станется.
Туфли, правда, и впрямь приобрели красивые. Черные, на высоком каблуке, с изящной золотистой пряжечкой и закругленным носком.
Васька шагал рядом, насвистывая какую-то песенку. Ему, в отличие от меня, кажется, все хоть бы хны. Не расстраивал ни хмурый вечер, ни ветер, забирающийся под легкую куртку и треплющий волосы. И хоть настроение валялось ниже плинтуса, все же нельзя отрицать: хорошо, что брат вытащил в люди.
— Мелкая, мороженое будешь? — поинтересовался он, п
В лицо ударил ветер, внутри все сладко сжалось от вскружившего голову простора и свободы. Хотелось расхохотаться, взмыть еще выше, покружить над спящим городом и камнем рухнуть к дорогам и мостовым, распугав мелких пакостников, вышедших пошалить в ночное время. Промчавшись над широкими улицами, Саша свернула к дому Рудольфа. Каким-то образом он умудрялся все время останавливаться в красивейшем здании с куполом и каменными ребятишками, некогда носившем звании гостиницы «Европейской». Потом шло время, гостиница стала меньше, получила другое название и вовсе закрылась. Но Рудольф неизменно находил себе уютненькую комнатку, и пил по утрам чай на стареньком балкончике, глядя на проносившиеся внизу машины, и слушал шепот старого Херсона. Саша опустилась и огляделась: так, какое-то кафе с непонятной белеющей глыбой у входа, магазины, ага, вот этот спуск! Дом там, значит — нечего задерживаться. Она резко направилась вперед, как вдруг послышался оглушительный рык. Сер
Осознание, что лежать неудобно, заставило повернуться набок. Попытка провалилась, чем вызвала немалое удивление. Пошевелил рукой — однако: ни ощущений, ни даже легких иголочек боли. Резко осознал, что перед глазами тьма и поднять веки нет сил. Мигом затопила паника, захотелось позвать на помощь, только губы, естественно, не дрогнули. Так, спокойно. Мысленно произнес заклинание. Его сеть серебристыми ниточками опутала тело, вмиг стало щекотно. Сосредоточившись и собрав все силы в кулак, проговорил про себя его снова, призывая заснувшее тело откинуть путы оцепенения. Некоторое время ничего не выходило. Я произнес слова освобождения от чар, как изнутри вдруг рванул поток силы, от которого от макушки до пяток пронесся огонь. Охнув, я все же перевернулся и шумно задышал. Черт раздери эти приключения за Чумацким Шляхом! Ощущения, будто меня пару раз сбросили с Говерлы. Ладно, неудачное сравнение. Осмотревшись, с удивлением понял, что нахожусь в темноте пространственного ка
— Мне это не нравится, — с каменным лицом подтвердил Вий-Совяцкий, едва я изложил свою историю от начала до конца. Хорошо хоть в кабинете больше никого не было. Увязавшегося за мной Дымка пришлось оставить за дверью, несмотря на то, что зверь порывался войти к ректору со мной. Сказать, что Вий-Совяцкий был не в духе — ничего не сказать. Нет, он не рвал и не метал, но от этого легче не становилось. Я сидел, уставившись на собственные руки, не рискуя поднять глаза. Все-таки ничего хорошего. Мне рассказали еще в лазарете, что тут побывал Призрачный Цимбалист и частично снял злыдневское заклинание. Радовало ли это меня? Ха, угадайте с трех раз! При этом Вий-Совяцкий почему-то отказывался наотрез говорить, что же пообещали этому гаду в роли оплаты. Вздохнув, я все же мельком глянул на хмурого ректора: — Что же будем делать? Он фыркнул, постучал по столу ручкой с черепом. Глаза последнего, кстати, не сияли мертвенным зеленым светом. Сложилось впечат
Рассвет окрасил небо золотым и сиренево-розовым, брызнул на крыши домов светом первых лучей солнца. Солнце поднимается везде одинаково. Только Саша не могла согласиться с этим. На юге все не так, как дома. Солнце азартнее, яростнее, злее. Не так отчаянно, конечно, как где-то в тропиках, но… в тропиках она никогда не была, а в Херсоне — часто. Сидеть на крыше — развлечение для детей и подростков, только находившемуся рядом с ней так не казалось. Рудольф Валерьевич Железный не считал, что пора бы стать взрослым. Утреннее солнце вызолотило его русые волосы с проседью, напитало смуглую кожу тягучей бронзой. Застежки на клетчатом костюме горели желтым огнем, оправа узеньких очков не уступала им. Он сидел рядом с Сашей, почти прижимаясь к ее боку — места для посиделок было не так уж и много. Рудольф пил чай с ванилью, курил темно-коричневую сигарету, выпуская сладковатый и тяжелый дым. От этих запахов голова Саши шла кругом, однако сделать замечание не возникало даже мысли
Саша замерла. Черт, вроде и не сказал ничего, а подсказка. Она резко обернулась, встретилась с взглядом ореховых глаз. — Этот многое знает, панна Вий-Совяцкая, — повторил он. — Будь осторожна. Саша нахмурилась, тон Рудольфа ей не понравился. — Все так плохо? — Ну-у-у, — осторожно начал он, — не так. Но вижу, что догадалась. Или близко к догадке. Вот и думай, чем это может грозить. Саша набрала воздуха всей грудью, проклиная про себя всех провидцев. Вот же задурил мозги! Ни слова, ни взгляда — сама, да сама! Вот вернется домой — точно деду нажалуется! — Кстати, — неожиданно протянул Рудольф, — как там твой ненаглядный сосед? Уж приготовилась встретить Андрюшу с раскрытыми объятиями? *** Взгляд Андрея Григорьевича не предвещал ничего хорошего. Даже показалось, что в аудитории стало холодно. Впрочем, наверно, не стоило надевать такую короткую юбку и эти дурацкие колготки в сеточку. Пальцы предательски задрожали, пришлось и
Обернувшись, я увидела застывшего в дверях куратора. Первой возникла предательская и совершенно трусливая мысль: «Спасайся кто может!». Однако с такого балкончика особо не спасешься. А Чугайстрин — посмотреть страшно! Бледный как смертушка, глаза зеленым огнем аж горят. Ой, мама, чего это он так? Самым логичным выходом было спрятаться за спину Богдана, что я, не раздумывая, и сделала. Все-таки нечисть среди нас он, пусть и держит ответ! Хотя бы первое время. — А что-то не устраивает? — невинно уточнил мой «щит», кстати, становясь так, чтобы полностью закрыть меня. Мелочь, а приятно. — Ты не устраиваешь, — объявил Андрей Григорьевич, чем заслужил короткое фырканье в ответ. Богдана явно веселило такое положение дел, а вот меня… не очень. Ему-то хорошо — раз, и умчался на свой Чумацкий Шлях, а мне еще экзамен Чугайстрину сдавать! И вообще… Какой дидько меня дернул целоваться тут? Вот же ж дура! Тем временем за спиной Андрея Григорьевича возникла
Откуда издалека донесся тихий звон цимбал. Длинные пальцы Цимбалиста дрогнули, словно в тоске по звездным струнам. Казалось, на некоторое время застыл даже воздух. Потом он ловким движением взобрался на перила и махнул рукой. — Пошли, — коротко бросил, игнорируя мое недоумение; ступил на вспыхнувшую лунным огнем дорожку и, насвистывая, направился к университету. Поборов секундный страх, я глубоко вдохнул и последовал за ним. Лунная дорожка мягко позванивала под ногами и немного пружинила. Считай, ходить по небу. Жаль, что повод совсем не радостный. Да и компания, увы, не та. Прямо перед зданием общежития Цимбалист остановился, внимательно осмотрел окна, указал на крайнее справа: — Здесь? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о чем он. Я молча кивнул. Цимбалист прямо по лунной дорожке пошагал к окну. Я с любопытством смотрел, что он будет делать. Неужто так и вломится? Цимбалист обернулся и приподнял бровь, мол, чего стал?
Когда я вернулся к себе, то обнаружил спавшую крепким сном ненаглядную соседку-злыдню. Пару секунд поумилявшись (в таком безобидном состоянии ее можно застать крайне редко, поэтому стоило ловить момент), все же добрался до собственной постели и сразу отключился. Ситуация вышла крайне напряженной, хлопот обрушилось немало. Да еще и Шаленый, дидько его за ногу! Устроил нам такую лекцию, что я решил больше не приближаться к лазарету на десять метров. Девочки, кажется, восприняли спокойнее, что, безусловно, радует. А вот пробуждение пришло со… страшного. Меня трясли и одновременно пытались придушить. — Андрей! Андрей! С трудом разлепив глаза, я непонимающе уставился на склонившуюся надо мной Сашу. Кстати, встрепанную со сна и едва одетую. Удушение оказалось радостными объятиями… ну, почти. — Ты жив! Дидько, что за глупое утверждение? Нет, я умер, а сюда положили в качестве подсобного материала для практикующих злыдней. — Ткачук, изыди, я т
— Дей — самый младший в роду, — тем временем продолжил Вовк, до это сидевший молча. — Если не ты, то сила переходит к нему. Поэтому, не особо заморачиваясь, он прибыл сюда вместе со своей дражайшей матушкой. Аин они оба нежно ненавидели. Поэтому нельзя сказать, что она опрометчиво поступила, отправив тебя подальше от своей родины. — А еще она никогда бы не стала хорошей матерью, — пробормотал Чугайстрин-старший. — Но как? — вскинулся Андрей Григорьевич. — Почему Дей под видом Дожденко безнаказанно разгуливал по университету? А эта старая кар… Гвен приняла облик Багрищенко? — Потому что связались со мной, — хихикнул Вовк. Я с удивлением посмотрела на него. Надо же, он, оказывается, умеет хихикать. Да еще и достаточно миленько. — Как? — в один голос воскликнули Ткачук и Андрей Григорьевич. Вовк пожал плечами: — Да очень просто. Пронюхали, что я не люблю Вий-Совяцкого и подкатили ко мне с, кхм, деловым предложением. Мне стало инте
За окном пели птицы: звонко, радостно, оповещая всех о наступлении нового дня. Солнце уже взошло, пришлось повернуться на другую сторону — вставать в такую рань совершенно не хотелось. Однако сделала я это зря, ибо тут же увидела сидящего на кровати Шаленого. Он читал какой-то лекарский журнал, даже не думая глядеть в мою сторону. Это даже к лучшему, кстати. Значит, выйдет еще поспать. — Как самочувствие? — неожиданно спросил он и перевернул страницу. На виске у него глаз, что ли? Вздохнув, я натянула одеяло почти до подбородка. Вроде бы ничего не болело, только слабость невероятная. — Ну-у-у-у, — протянула я, — вроде так… — Исчерпывающий ответ, — кивнул Шаленый и отложил журнал на столик. Внимательно посмотрел на меня. Бр-р-р, будто под магическим сканером лежу. Удовлетворенно кивнул и встал. — Неплохо. Шататься будешь, конечно, но тебя быстро посадят. — Посадят? — насторожилась я, осторожно приподнимаясь, чтобы принять сидячее положение. Что
Чувствовала я себя преотвратно. Все тело гудело, голова отчаянно ныла. Хм, где же я ей стукнулась? Причем, так основательно стукнулась, явно. Не зря мне мама всегда говорит: «С головой шутить нельзя». Вдохнув прохладный воздух, чуть не вскрикнула — в груди сильно закололо. Дернула рукой и в ужасе сообразила, что ее что-то не пускает. А еще что-то отвратительно холодное прижалось к моей спине. И да, кажется, я вовсе не лежу, как показалось сразу. А стою… Стою? Бред какой-то. Пошевелиться — целая проблема. Будто кто-то опутал меня крепкими нитями, превратив в этакую мумию. А повсюду разлита такая безумная концентрация, что тяжко дышать. Магия только какая-то чужеродная, однозначно не мольфарская. Привкус у нее горьковато-тягучий, словно кто надумал мед смешать с горчицей, только от медовой сладости не осталось и следа. Не рискнув крутить больной головой, я осторожно скосила взгляд. С губ чуть не сорвался вопль: руку плотно охватывал стальной браслет, вбитый прямо в кам
Впрочем, рассуждать нам было некогда. Бесенька, приняв свою, кхм, боевую форму, поворачиваться к нам не спешил. Но вот появившийся в нескольких шагах от нас Вовк, разумеется, порадовать не мог. Хмуро глянув на черную зверюгу, он только хмыкнул. — А я предупреждал, что однажды все так и закончится. А Дей не верил. Что-то мне не нравятся основатели Полтавского Национального Университета Магии. Все, за одним маленьким исключением — мой отец. Вовк явно сюда явился не мило поболтать с нами. Да и до этого тоже. Дей… я никогда не слышал этого имени. И все же спокойствие Вовка заставляло поежиться. Погибший в зубах Бесеньки, скорее всего, был его подельником. Но даже это сейчас отходило на задний план. Пока совершенно не получалось сообразить: что делать? — Виктор Сергеевич, неужто это все ваших рук дело? — раздался голос Саши. Нет, ни капельки удивления, только какая-то бесконечная усталость. Вовк не стал отнекиваться, а также пожимать плечами и обворожитель
Послышалось скептическое хмыканье Оляны, смешок Вовка и… возмущенный визг Бесеньки, который не удержался и свалился на землю. Андрей растерялся только в первые секунды, потом крепко обнял, а поцелуй вместо театрального стал вполне… кхм, ощутимым. Причем, весьма недурственным. А мольфар дает, однако? Аж в глазах потемнело. Сообразив, что они остались одни, Саша попыталась вырваться. Однако увлеченный Андрей откровенно проигнорировал. Пришлось стукнуть по плечу. — Что-то не так? — невинно поинтересовался он. Саша чуть не задохнулась от возмущения: — Ну, вообще-то мы в Лысогорье собрались, — прошипела она, — или забыл уже? — Да нет, — вздохнул он, — как можно? Хотя… пару б минут оно подождало. Саша закатила глаза. Быстро наклонилась, подхватила скандалившего Бесеньку на руки и шагнула во тьму туннеля. Андрей бросил шутовское поведение и последовал за ней. Все тело уже горело от полыхавшего невидимым пламенем открывшегося источника
Саша пробиралась между пляшущими в безумном угаре ведьмами и злыднями. Впрочем, чего греха таить: мольфары и характерники тоже отдыхали как умели. Едва вырвалась из рук захмелевшего Ярослава. Он, конечно, парень хороший, да еще и бывший кавалер, с которым можно вместо ссор и ругани, спокойно повспоминать прошлые деньки и похихикать над подробностями. Но сейчас было не этого. Бесенька, сидевший у нее на плече, вдруг потянул за прядь волос и указал куда-то в сторону. — Кого еще там нелегкая… — начала она, но перед самым носом вдруг резко возник Андрей и ухватил ее за руку. Дернувшись, Саша озадаченно уставилась на обнаглевшего Чугайстрина. — Что за мода хватать меня? — спросила она, прикидывая, чем бы его можно было стукнуть. — Ты Стольного знаешь? Вопрос настолько огорошил, что Саша даже забыла, что хотела смачно выругаться. Бесенька на плече замер, прислушиваясь к разговору. — Да, но очень, кхм, поверхностно, — призналась она,
Мы с Григорием Любомировичем прибыли в Киев в семь часов вечера. Поездка с пересадками — то еще удовольствие. Однако он был непреклонен: добираться дал задание только обычным транспортом — человеческим. Никаких порталов и звездных дорожек. Аж обидно стало, честно говоря. Просто не люблю поезда с детства. Но слушать меня, разумеется, никто не стал. Поэтому пришлось молча погрузиться в душный вагон и отправиться в Киев. Правда, не скрою, что потом отомстила по полной: стонала и ныла, вынуждая почтенного основателя ПНУМа то принести водички, то мороженого, а то и гаркнуть на не в меру распоясавшихся молодых людей, вздумавших поприставать ко мне в тамбуре. Что я там делала, спросите вы? Ну-у-у, даже хорошим девочкам иногда хочется закурить (пока не видят мама и преподаватели). Правда, не в компании отмороженных и пренеприятнейших типов. Поэтому Чугайстрин и убедил этих самых типов, что приставать — очень невежливо. Едва я ступила на перрон, как тут же стало тесно и… страшно. Так
Киев встретил нас разлитым по небу закатным золотом, свежим ветром, миллионом голосов, ласковыми объятиями-переливами более чем тысячелетней магии. Не зря столица — место, где можно встретить кого угодно и что угодно. Сюда и стекаются все, кто жаждет получить больше знаний, больше возможностей и… увидать такое, о чем и подумать не мог. Говорят, что большой город всегда давит на жителя, приехавшего из маленького. Я шагал по Андреевскому спуску, с интересом рассматривая работы местных умельцев. Не знаю, ничего подобного не ощущалось. Возможно, то утверждение касалось только простых людей, которые не открыты магическому фону, — кто его знает… Студентов удалось благополучно заселить в общагу, а потом незаметно улизнуть, мстительно скинув все хозяйственные хлопоты на хрупкие плечики Ткачук. Перед отъездом мы так и не поговорили. Все время Саша ходила с видом: «Мы оба виноваты, особенно ты». В чем именно — я так и не понял. Но разбираться — себе дороже. К тому же проводить
М-да, кажется, насчет «подействовало» я сильно ошиблась. Пришлось успокаивающе сжать руку Богдана. — Если хочешь узнать что-то неприличное, — произнесла я с нажимом, — то ничем, увы, порадовать не смогу. Богдан озадаченно вздернул бровь. — Ему вроде как мать наследника нужна. Сомневаюсь, что он тебя сюда приволок, чтобы изучить поведение карпатских белочек. — Вообще-то ежей, — хмыкнула я. — Но оставим зверинец в покое. Чугайстрин забрал меня из универа, чтоб ненароком не вляпалась. — Во что? — нахмурился Богдан. Что ж, в душевную доброту чугайстров он явно не верил. А зря. Если б уж Григорий Любомирович что-то хотел, то, скорее всего, уже б и сделал. Я показала ему мосяжный перстень: — Это оберег. К обручальным кольцам он имеет такое же отношение, как Дидько к труппе балерин. Богдан хмыкнул: — Ну-ну. И в чем же его гениальный план? Я пожала плечами, пока всей правды все равно ему не скажу. — План