Дежурные ночной смены освобождались от утренних лекций, чтобы отоспаться. Это и намеревалась сделать зевающая Настя. Место на единственной кушетке Макс освободил ей ближе к утру. Сам же Грошев предпочел прогуляться в Некропольский, зашел в маленький павильон местного оператора связи, без энтузиазма поглазел на пяток моделей сотовых телефонов и ушел. Перебьется – мать все равно отказывалась звонить на трубку, считая это расточительством, а больше с ним разговаривать некому.
Потом его за каким-то чертом понесло к Дому художника. Он вряд ли смог бы ответить, что там забыл. Но через сутки с небольшим парень снова стоял на том же месте, где схлопотал по голове. Стоял, смотрел и ждал хоть каких-нибудь откровений. При свете дня место выглядело обыденным. Двухэтажный Дом художника, приземистый пятистенок напротив, проулок между ними хорошо просматривался, вплоть до забора следующего участка. Откровение задерживалось.Чуть ниже по улице гомонил и собирался народ, эмоциональные выкрики чередовались с не менее эмоциональной жестикуляцией. Парень неторопливо приблизился, черная форма удостоилась нескольких взглядов, но и только. С утра по поселку бродило с десяток студентов.– Что она делает-то? – дородная женщина прижала руку к необъятной груди, закрывая ярко синий кад-арт.– Не по-божески, – добавила вторая, ее камень был спрятан под растянутую вязаную кофту.– Еще Ирыча не схоронили, – дедок в рубашке крякнул.– Да заткнись ты, – повернулась к нему бабка, ее фиолетовый камень, на вскидку конхит, качнулся на белой тесемке. – Много она хорошего от него видела, чего ж дивиться.Макс встал рядом со столпившимися у красного забора людьми. Все смотрели на деревянный дом и на женщину, которая в остервенении вытаскивала во двор вещи и кидала их в бочку, где весело пылал огонь.– Сперва сын сбежал, теперь мужа убили, – проговорил мужчина в спецовке, стоящий ближе всех к Грошу. – Бедная баба.Женщина со свинцово-серым кад-артом на груди решительно бросила в пламя две пары обуви. Действия при всей их истеричности напоминали ритуал. Рубашка, засаленный ватник и даже книга – все принял огонь.– Ну, и свезла бы в шахты острожникам, – не унимался дедок. – Палить-то зачем?– Эх, Рутка…Парень почувствовал это внезапно. Чужой, толкающий в спину взгляд. Макс, заставляя себя оставаться внешне спокойным, не торопясь, пошел вдоль забора, словно потерявший интерес к зрелищу зевака. Десять шагов до конца участка, он бросил рассеянный взгляд через плечо, женщина швырнула в бочку удочки. За ним шли двое. Точные движения, цепкие глаза. И хотя на мужчинах, обходящих толпу, не было формы, парень готов был спорить на все свои деньги, что она у них есть. И, вполне возможно, что такая же черная. Но пока они шли следом в простых рубашках и со спрятанными кад-артами, у него развязаны руки, он не обязан подчиняться всяким недоумкам. Если они хотели пообщаться с Максимом Грошевым, им придется сделать это немного по-другому.Парень свернул в переулок и быстрым шагом, почти бегом, бросился за угол дома. Скрывшись с глаз толпы, он ухватился за забор из красных досок, перепрыгнул, пригнувшись, миновал старый со сдутыми покрышками автомобиль и замер под прикрытием куста шиповника.Мужчины показались через секунду, они обменялись взглядами и разошлись в разные стороны. Коротко стриженный брюнет, не останавливаясь, пошел дальше, а патлатый задержался у кустов.Шум голосов, который отдалился, когда Макс ушел с улицы, стал приближаться. Худощавая женщина, радовавшая своим костром народные сердца, решительно вышла на задний двор. В руках у тетки была канистра, она остервенело выплеснула жидкость на вросшую в землю машину. В нос ударил резкий запах горючего.– Рутка! – закричал выбежавший из-за угла мужчина в синей майке и трениках. Он неловко перебирал ногами в растоптанных кроссовках. – Машина-то в чем виновата? Остановись, дурна баба!Грош был согласен с мужиком. Судя по состоянию автомобиля, горючего в нем не было, и взрыв им не грозил, но огонь мог запросто перекинуться на дом, не локализованное бочкой пламя очень сложно контролировать. Но у тетки было другое мнение, потому как она, уронив канистру на траву, настойчиво чиркала спичками. С улицы стал подтягиваться народ, сообразив, что представление продолжается. Доводы разума затерялись в многоголосых выкриках.Макс, сосредоточившийся на женщине, совсем упустил из поля зрения преследователей. И то, что его ухватили за волосы и вздернули голову кверху, стало для парня большой неожиданностью. Длинноволосый, в отличие от него, не отвлекался на массовку и успел перелезть через забор. Он ухватил Макса нарочитым, унизительным жестом – так поднимают за шкирку щенка. Было бы проще дать по шее.В толпе вскрикнули, указывая на новых действующих лиц. Женщина со спичками, которые все никак не хотели зажигаться, неприлично широко открыла рот. Посторонние в поселке не редкость, в округе не меньше десятка шахт, то и дело нанимающих работников, плюс лагерь псионников, но обычно пришлые не залезают в чужие огороды, если не хотят, чтобы их побили, конечно.– Простите, мой племяш-ш-ш с-с-с…Как патлатый собирался объяснить их присутствие, местные не узнали. «Племянник» заехал локтем «дяде» под дых.Мужчина согнулся, Грош ударил еще раз в основание шеи. Преследователь упал. Это в фильмах героя надо мутузить минут тридцать, прежде чем тот свалится, в жизни же люди гораздо уязвимее, чем пытается представить студия «Импермакс».Не дожидаясь аплодисментов со стороны зрителей, Грош бросился к забору, не останавливаясь, перескочил ограду и побежал. Что ж, на этот раз недостатка в тех, кто сможет опознать студента, не предвидится. Судя по доносившимся крикам, впечатление он произвел незабываемое.Парень выбежал на параллельную улицу, свернул за угол, планируя обежать деревянный дом. Умник, блин. Бегал он, конечно, быстро, но забыл, что преследователь был не один. Стриженный ушел в противоположную сторону, но, видимо, успел вернуться. Максу стало не до рассуждений, когда его ударили в ухо.В голове загудело, картинка перед газами дрогнула и накренилась. Парень упал под ноги стриженному. Мужчина размахнулся и пнул Гроша в бок, даже не очень больно, скорее для оснастки.– Шустрый, пацан, – процедил он, примериваясь пнуть снова.Макс не очень любил, когда его били, и по возможности старался пресекать. Он поймал чужой приближающийся ботинок и повернул. Лодыжка – очень уязвимое место. Грош резко развернул ступню и оттолкнул от себя. Мужчина всплеснул руками, чтобы сохранить равновесие, не преуспел и завалился спиной в забор. Макс тряхнул головой, звон в ушах то приближался, то отдалялся. Он встал на ноги раньше стриженного. Ни пинать, ни вступать в открытую схватку студент не стал, он поступил так, как подсказывал ему разум – снова побежал. Его преимущество – в скорости, в том, что он знал эти улицы, а преследователи, кем бы они ни были, нет.Он не обыватель, ограбивший по-пьяни торговую точку, он не боялся ни корпуса, ни службу контроля. Он мог бы остаться и выяснить, в чем дело. Но что-то подсказывало ему, что мужики будут злы, они не посчитали тощего пацана с цыплячьей шеей достойным противником, за что и огребли. Теперь ничто не помешает им отыграться. Выяснять мотивы незнакомцев он предпочел бы не с разбитой мордой и сломанными пальцами.Макс остановился на северо-восточной окраине, когда понял, что никто его не преследует. Он ухватился за шаткий забор, восстанавливая дыхание. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше. В Империи как-то не принято хватать на улице студентов Академии. Стоит как можно скорее вернуться в лагерь. Если преследователей послал Нефедыч, то бегать бессмысленно. Но если нет, то стены могут прослужить защитой от таких вот жаждущих общения энтузиастов.– Грошев Максим, – раздался голос, в котором в равной степени смешались укор и радость. – Ты почему не на лекциях?Парень обернулся, он не предполагал встретить здесь человека, которому не наплевать, жив он или мертв, не говоря уж о лекциях. На крыльце соседнего дома стояла бабка Маша, библиотекарь и уборщица в одном лице.– Иди сюда, – женщина взмахнула рукой, парень нахмурился, не понимая, что могло ей понадобится. – Иди, не съем. Даже наоборот, ты обедал?Грош еще не понял, к чему все это, а поймал себя на том, что мотает головой, а руки сами открывают калитку.– Давай-давай, – поторопила бабка, когда он замешкался у порога. – Суп стынет, да и котлеты.Парень скинул в узких сенях ботинки и прошел в светлую комнату. Белые кружевные занавески на окнах, дощатый пол, вязаные половички, скатерть на круглом столе – все в лучших традициях. Жаль, что у него не было ни одной бабушки.– Руки вымой, – приказала хозяйка, и он послушно пошел к белой эмалированной раковине. – Садись, а то и впрямь остынет.– Кого Вы ждали? – спросил Макс, подходя к столу и оглядывая полностью сервированный обед.– Кого-кого, – библиотекарша села напротив и подперла голову рукой, – постояльца своего. А он, стервец, не пришел. Привар сказал, его машину на выезде видали. В Шорому подался, али еще дальше, и хоть бы предупредил, – она поджала губы. – Ешь давай, а то все смотрю на тебя и дивлюсь, как от ветра не падаешь, худоба.– Угу, – парень попробовал суп, и взял хлеб. – Комнату сдаете?– Сдаю, – она кивнула. – Тут все сдают. Давеча шахтер жил, полгода аж, да к семье уехал. Теперь этот, молодой, да ранний, тоже за романтикой потянуло.– Романтикой? – Макс ел, пропуская половину разговора мимо ушей, библиотекарша была болтливой, но в отличие от остальных никогда не шпыняла Гроша, даже после того, как студент продал одну из книг налево.– Романтикой, – у нее это слово получилось каким-то пренебрежительным. – В горах много камней и не меньше охотников на них.– Продажа кад-артов частным лицам запрещена, – проговорил он с набитым ртом.– Куда торопишься, не отберут ведь, – она встала, забрала у него пустую тарелку и пошла на кухню за вторым. – Это по закону, тут много любителей искать обходные пути.Она чем-то там загремела, а Макс быстро поднялся и, отодвинув занавеску, выглянул на улицу. У соседского забора мочился на доски кудлатый пес.– Ну, бог с ним, с постояльцем, – бабка Маша вошла в комнату с тарелкой дымящейся гречи, Грош вернулся за стол. – Ты лучше расскажи, чего на тебя Нефедыч взъелся? Опять у него погоны с кителя срезал что ли? – Макс едва не подавился. – Ну, будет, будет, – она хлопнула его по плечу.– Откуда Вы… то есть это не я.– Не ты, не ты, – согласилась она, – не ты с Игроком спорил, не ты деньги получал в отделе периодики. Не слушай бабку, она слепая и глухая, шаркает себе потихоньку и ладно. Сейчас-то что? Погоны с утра вроде на месте были, когда он перед Шоромскими специалистами гоголем ходил.– Про убийство слышали? – вздохнул парень.– Слыхала, весь Некропольский гудит. Ты что ли его? – он провела ладонью по горлу, и парень подавился уже по-настоящему. – Ну, будет уже, – она снова стукнула его по спине. – Экий студент нежный пошел, шуток не понимает. Знаю я, что его призрак прибрал, да, чего там, все знают. Ты-то с какого боку?– Хр, – парень откашлялся и сипло продолжил, – в мое дежурство куб из хранилища пропал.– Вот, значит как.– А вы этого Ирыча хорошо знали? – спросил парень. – У него много хвостов было?– Но-но, – библиотекарша поднялась и погрозила парню узловатым пальцем. – Следствие оставь шоромским, они за это деньги получают, – бабка Маша подхватила опустевшую тарелку и понесла на кухню, на этот раз задержавшись там подольше, наливая в чайник воды и что-то бормоча.Макс снова подошел к окну, улица была все так же пуста, пса у забора сменила воробьиная стайка.– Кого высматриваешь?Студент вздрогнул, в комнату хозяйка вернулась бесшумно, хотя до этого шарканье войлочных тапок разносилось по всему дому.– Уж не патруль ли? – она поставила на стол пузатый, накрытый варежкой чайник. – Они будут минут через двадцать. И нечего глазами сверкать, не в бега же ты надумал податься?Парень пошел к выходу, он понял, что чувствует мышь, съевшая сыр из мышеловки.– Молодость и глупость синонимы? – библиотекарь оперлась о стол, всем видом показывая, что задерживать и тем паче гоняться за студентом она не собирается. – От кого ты надеялся убежать? От кого прятался в моем доме? – Макс скривился. – Я тебе не конвой вызвала, а охрану.– Обойдусь.– Ну, конечно, а потом меня будут спрашивать, вышел ли ты отсюда с целыми зубами и не упал ли на пороге, потеряв добрую половину?– Это не ваши зубы! – он резко развернулся, руки сжались в кулаки.– Твоя правда, – беззлобно согласилась старуха. – Кстати, у Ирыча было четыре хвоста.Парень остановился, так и не перешагнув порог. Злость схлынула.– Чаю? – невозмутимо предложила бабка Маша, и студент вернулся к столу. На этот раз глупой мыши предложили сыр повкуснее.– Четыре хвоста, – напомнил он библиотекарше.– Четыре, – кивнула та, опять присаживаясь напротив. – Первый он схлопотал давно. Друг детства или враг, тут как посмотреть. Умер в шахте, под обвалом.– Имя?– Не имею ни малейшего представления. Это было задолго до того, как я сюда переехала, – она пододвинула к нему кружку, к которой он не прикоснулся.– Кто еще?– Диша. Теща. Потом Капитоныч, собутыльник. И какая-то девка из Малоозерца, именем не интересовалась, – женщина подняла руки.– Все?– Все мальчик, все, – покивала она, но он уловил маленькую заминку, слишком привык прислушиваться, очень привык искать подвох.– Марья Курусовна, – попенял
Автобус сломался под Листовцом . Они простояли под дождем три часа, пока ползающий в грязи водитель и еще пара неравнодушных к технике пассажиров не вернули транспорт к жизни. В салоне было душно и тесно. Ноги Макса затекли, колени упирались в переднее сидение. Пахло выхлопными газами, потом и копченой курицей, которую ел толстый парень у окна, на соседнем месте.Иногда плакали дети. Мальчишка лет шести, что сидел через проход, без стеснения разглядывал Гроша круглыми, полными любопытства глазами. Его внимание привлекла черная форма. На груди маленького пассажира болтался такой же, как и у Макса, пластиковый муляж кад-арта. У ребенка был дар, и его будущее было предопределено.Если ты умеешь управлять энергией, тебя заберут в Академию в пятнадцать лет. Оторвут от семьи, от друзей, заставят забыть о мечте стать пожарником или космонавтом, ты не снимешься в кино и не побьешь рекорд на соревнованиях. Ты станешь пси-специалистом. Нерушимый закон, утвержденный предком нынешнего
Многие сказали бы, что он этого не достоин. Но решали не люди, а камни. После рождения ребенка приносили в сад камней, чтобы один из кристаллов отозвался на его зов и признал хозяином, до самой смерти защищая его разум от мертвых. Ничто не могло помешать этому: ни потоп, ни народное восстание, ни высадка инопланетян, ни отсутствие денег или времени. На земле, где призраки убивали живых, беспечность обходилась очень дорого. Но бывало и так, что младенцу отвечал не один камень, а два, еще реже – три. Кад-арт – камень разума, вид-арт – камень сердца, сем-аш – камень души. Три кристалла, три хранителя. С абсолютно одинаковой электронной начинкой и по сути взаимозаменяемые, но если поднять сопротивляемость каждого хотя бы на пару единиц, способность противостоять блуждающим усилится ровно в три раза. Таких, как мужчина напротив, называли счастливчиками. Таким завидовали.– И остался таким же молчуном, – Шрам перевел взгляд на окно и без эмоций спр
Серебристый тенвер пересек черту города после полуночи. Макс давно перестал вглядываться в темноту за окном. Как сказал сидящий на переднем сиденье Тилиф, он либо делает дело без вопросов, либо выходит из машины. Водитель, бритый детина с жирной складкой на затылке, издал подхалимское «гы-гы», что надлежало понимать, как смех, и вывернул руль, бросая автомобиль в поворот.Парень знал, что дело за тридцать пять тысяч ему не понравится. За такую сумму оно и не должно нравиться. Но Шрам был прав: выбора, кроме как гордо хлопнуть дверью, не было. А гордость нынче дешева, чтобы там не воспевали в легендах.Местность он узнал сразу, не раз бывал здесь на практике. Под ложечкой неприятно засосало. Вороховка. Не город, а кладбище Империи. Гигантский от горизонта до горизонта могильник. Сюда свозили умерших со всей страны, и здесь же предавали земле. Никто не хотел жить рядом с захоронениями, но местные как-то приспособились, и городок постепенно рос и расширялся, правд
У Лба был всего один буро-серый камень, висевший на цепочке, которая уместно смотрелась бы на собачьей будке. Водитель закатил глаза, раскрыл рот в немом крике и рухнул лицом в кучу свежевыкопанной земли. Макс затянул петлю и дернул, оттаскивая блуждающего от мужчин, словно заарканенного невидимого зверя.– Уходим, – прохрипел, поднимаясь, Шрам.Из носа шла кровь, его шатало, но он остался в сознании. Раимов мог стоять, мог говорить, мог думать, а это уже не мало. Блуждающий рванулся к нему, энергетическая нить врезалась Максу в ладонь, лопнула кожа, из сжатого кулака потекла кровь.Грошев вывернул руку, раскручивая петлю и освобождая блуждающего, и тут же закрутил обратным ходом. Сила хлестнула по вернувшемуся подобно кнуту и отбросила его в противоположную сторону. Энергии почти не осталось, поэтому он позволил петле выскользнуть из пальцев. Он смог выиграть еще несколько секунд.Шрам ухватил водителя за шиворот и поволок прочь. Лопаты остались лежа
Боль выдернула Макса из сна. Ленка Афанасьева, ткнувшая его шариковой ручкой, возмущенно поджала губы. Зануда и заучка, у которой почти не было друзей, потому что живым людям она предпочитала книги. Грош поднял голову и, глядя ей в глаза, демонстративно зевнул. Староста курса отвернулась, отгораживаясь от него учебником.Грош заморгал, Володин как раз закончил инструктаж, и все потянулись к выходу. Каждый выходящий из аудитории брал со стола лектора прямоугольный листок бумаги. Эдакий экзамен, где ученикам не требуется отвечать, а только лишь говорить номер билета. Историк в своем репертуаре – все ищет новые способы заинтересовать студентов непрофильным предметом. Парень, не раздумывая, взял ближайший.– Грошев – тринадцать, – сказал он преподу и последовал на выход.Около корпуса ученики становились в шеренгу. Арчи, хмуро оглядывая нестройный ряд, задержал взгляд на Максе. После возвращения из Троворота они разговаривали два раза.Первый
– Для меня этого достаточно.– А для меня нет! – парень повысил голос, веселые разговоры, доносившиеся из-за дерева, стихли.– Нам топать еще семь часов, – Артем повернулся к Соболеву. – Мне не нужны склоки в группе. Твоя принципиальность может подождать до конца маршрута? В лагере подашь рапорт, согласен?Сенька дернул головой и нехотя кивнул. Грош его понимал. Соглашаться не хотелось, но если отказать, то будешь выглядеть принципиальным дураком, заботящимся только о себе.– Эй, у вас там все в порядке? – крикнул Леха.– Почти, – ответил за всех Артем. – Сенька в воду свалился, голову разбил и ногу порезал.Послышались охи, остальные поспешили на берег.– Где твой кад-арт? – вдруг спросила Ленка.Соболев машинально поднял руку к груди. Муляжа кристалла не было.– У него спроси, – злым шепотом ответил студент.– Не вали с больной головы на
– Крепи здесь и здесь, – Артем протянул Ваське ремень, остальные восемь уже фиксировали направляющие самодельных носилок.– Темыч, ну на фига столько мороки? – злился Соболев. – Мне лучше, идти я могу сам. Так какого хрена ты придумал?!– Такого, – спокойно ответил Самарский. – У тебя нагноение, хочешь без ноги остаться?Сенька сцепил зубы и зло посмотрел на Макса.– Дорога вниз, дотащим, – Артем хлопнул парня по плечу. – Оглянуться не успеешь, как будешь Милке про героическую схватку с дикими зверями рассказывать.Тимирязев, фиксирующий последний ремень, не смог сдержать улыбку: поведать длинноногой медсестре лагеря о своих подвигах не отказался бы ни один студент.– Лады?Соболев промолчал, но встать больше не порывался, что было расценено как согласие. Надо сказать, выглядел парень не очень: кожа покрылась испариной, глаза лихорадочно блестели.– Артем, Макс, &nda
– Где четверорукому человеку загнали прут в башку? Да, но ничего подобного повторять не собираюсь.– Это не проткнутый человек. Вставай, – Грошев уперся подошвами в каменную поверхность и медленно выпрямился. – Четвероруких людей не существует. Это двое, стоящие спиной к спине, голова к голове.– И что будет?– Не знаю. Но это единственная модификация, что может влиять на материю, – Макс развернулся, Игрок последовал его примеру. Столб вздрогнул и снова поехал. – Может, и ничего, тогда мы свалимся. Некогда думать. На счет три. Готов? Тогда: три!Они подняли руки и соприкоснулись затылками.Сила обрушилась на Макса со всех сторон. Будто здесь не два псионника, а два десятка. Для Гроша это было похоже на выброс газа, сильный и внезапный, от которого вдруг исчез воздух. Маслянистый запах выхлопных газов окружал со всех сторон. Он думал, что задохнется, но не опускал руки. Он никогда не чувствовал такую бездну энер
– Теперь точно все, – сказал он Игроку.– Черт! Черт! Черт! – рявкнул Игрок, останавливаясь напротив светло-серой стелы и задрав голову заорал. – Это моя жизнь! Моя! И я хочу ее назад, поняли!Солнце заглядывало в город с запада, длинные тени ложились на землю. Друг продолжал орать. Грошу опять пришло в голову сравнение: Леха, стоящий в центре города, окруженный мертвыми домами, их тенями, орущий неведомо что, неведомо кому, был похож на древнего шамана. Сколько бед он отвел от него и других? Если кто и достоин стать воином Керифотна, то именно он.Леха оборвал очередной обвиняющий крик и пнул стену. Что-то в основании камня хрупнуло, с таким звуком разлетается глиняный горшок, если его уронить с подоконника. От столба по земле разбежался десяток трещин, и площадь, которая казалась незыблемой, распалась на большие каменные куски, присыпанные землей и поросшие пучками зеленой травы. Игрок оттолкнулся от ходящей ходуном земли и прыгнул. Кол
Дорогов пришел. Растерянный и одновременно решительный, он бродил среди руин. А они ждали.Город был старше, чем Солнечный. Или просто хуже сохранившийся. Стоило Максу ступить на светлые растрескавшиеся дорожки, и он вспомнил, как был здесь. Город построили в форме гигантской спирали. Дома, заборы, мощеные дуги улиц, каждая постройка или то, что от нее осталось, словно заворачивалась к центру, к белесому столбу-обелиску, выпирающему из самой середины. Вращающийся город. Давно застывший и умерший.Стены без дверей, крыш и окон. Кусты и деревья, выросшие прямо посреди комнат. Влага, осевшая на листьях после ночного ливня. Они так и не легли спать, дождались, когда дождь стих, и вышли. Одежда отсырела, Макс то и дело ловил себя на том, что зевает.Профессор в очередной раз оглянулся, осмотрел развалины и пошел дальше.– Долхо будем за ним ходить? – спросил Игрок, его шепелявость почти исчезла, может, помогли таблетки, а может, он приноровился произносить
Солдат кивнул Илье. Парень нахмурился, потому что бойцов не интересовал рюкзак, но вместо облегчения мысль принесла тревогу. Цаплин подошел ближе. Черты лица мужчины затвердели, став резче, уголки губ опустились, придав ему сходство со старым псом. Имперским псом.– Не разочаруй меня, парень, – прошептал он и отступил в сторону.Макс поднял глаза, чувствуя, как ледяная рука страха касается позвоночника. Напротив стояли двое с винтовками. Мысли разом исчезли, ни одна не задержалась. Затвор клацнул уже по-настоящему.Первый выстрел – и первая алая роза расцвела на груди Игрока. Вторая – на его собственной. Грош услышал хрип, а потом звуки перестали иметь значение. Ощущение было такое, словно его лягнула лошадь. Парень понятия не имел, каково это, но представлял удар копытом именно так. Следующая вошла под ребра. Странно, но он думал, будет больнее. А это вполне можно было терпеть. Правда, наверное, недолго.Кто-то закричал. Он едва узнал гол
На траве стояли ящики, вытянутые, сколоченные из грубого дерева, покрашенные в зеленый цвет. Такие чуть ли не каждый день выгружали с вертолетов. Разница была в маркировке – на этих ее не было. Парень подошел ближе, коснулся грубого дерева. Оно оказалось ледяным. И это к концу дня, когда солнце прогрело воздух настолько, что хочется сменить джинсы на шорты.На грунтовой дорожке, ведущей к жилым корпусам, не было ни одного человека. Ни болтающегося без дела студента или отчитывающего его преподавателя. Лекции и практикумы уже закончились, но для ужина было еще слишком рано. Неприятное предчувствие острой иглой впилось под лопатку.Кто и зачем бросил ящики? Увидит Нефедыч, опять разорется и раздаст пяток дежурств подвернувшимся под руку.Макс на секунду забыл, что Куратор мертв. Парень отмахнулся от беспокойства и пошел вперед. В последнее время жизнь – одно сплошное беспокойство. И стояние на месте ничего не изменит.– Макс, подожди!Парень
– Понимаю, – он взялся за майку и, подняв, вытер тканью нижнюю часть лица, стирая успевшую потемнеть кровь. – Если камень вернуть, будет трудно доказать, что он пропадал. Любой охранник предпочтет признаться в раздолбайстве, нежели пойти по статье о хищении из сокровищницы Империи.– Умный мальчик. А теперь исчезни отсюда.И он исчез. Догнал остальных у самой дыры, края которой изрядно обвалились. Лаз стал еще шире. Как только он появился, в Настиных глазах отразилось облегчение. Парень забросил рюкзак за спину и стал протискиваться в дыру следом за девушкой, снова оказываясь в каменных внутренностях скалы. В какой раз? Он уже сбился со счета.Этот ход не был похож на лабиринт, в котором застряла группа Ильина, он не был похож на штреки старой шахты. Его будто оплавленные стены напоминали след, оставленный горячим прутом в толще сугроба. Изломанного прута. Неровная, грязная, широкая полость. Как говорил Леха, горы иногда шевелились, раскрывая
Один случайный взгляд за сверкающее лезвие, просто, чтобы не видеть бешеного вращения. Там, с высоты шкафа со стеклянной дверцей, на него смотрел белесый череп.Лезвие преодолело еще сантиметр. Сдерживая неизбежное, руки Макса дрожали. Куратор поднял глаза, отвлекаясь на что-то за головой Гроша. Парень в отчаянии закричал и дернул чужое запястье в бок, сместив направление приложенной силы. Это стоило ему еще одного проигранного сантиметра, и диск пилы врезался в плитку рядом с ухом парня. Один из осколков рассерженной осой впился в кожу.Позади раздался шум, но времени анализировать не было. Один выдох, одна секунда. Макс вытянул скованные руки над плечом Куратора и, чуть повернув запястья, направил силу по дуге. Совсем как тогда в зале Императорского бункера.Вращающееся лезвие, хрупнув плиткой, начало обратное движение. Череп шевельнулся. Грош подумал, что ему не хватит силы протащить тяжелую ношу через лабораторию. И в отчаянии бухнул в посыл все, что удалось почер
– Нет, гаденыш, эту сказку вы с Самарским СБ расскажете, если вас захотят слушать. Говори! Или я выбью это из тебя вместе с внутренностями, – мужчина отпустил волосы парня.– Вячеслав? – позвал кто-то.Парень поднял голову и встретился взглядом со светло-карими удивленными глазами Вишни. Макс сплюнул кровь на примятую траву. Руки стали зелеными от сока стеблей.– Что делается, – протянула стоящая рядом с Вишневской библиотекарша и покачала головой.Увлеченные друг другом, они не заметили, как появились женщины.– Что он опять натворил? – преподша сжала узкие губы. – Сдай его Императорской службе безопасности, пусть там разбираются.Грошев понял, что булькающие звуки, которые все слышат, вылетают из его горла. Он понял, что смеется, пытается собрать руки и ноги, чтобы подняться.– Не сдаст, – парень привстал на одно колено и улыбнулся, прекрасно осознавая, что зубы у него красные от к
– Макс, – донесся до парня едва слышный шепот.Он открыл глаза, вокруг была казавшаяся серой темнота карцера.– Мааакс, – неизвестный произносил имя, чуть растягивая гласную, словно кто-то пел. Или плакал.Парень встал с узкой койки и приблизился к двери.– Мааакс, пожааалуйста.Грош, совсем как в школе, перед тем как войти в класс в середине урока, припал к двери и заглянул в замочную скважину. Коридор был освещен и абсолютно пуст. Лишь напротив его камеры была точно такая же дверь.– Мааа… – тонкий голос захлебнулся.Лиса, отделенная от него светлым коридором, плакала. Макс отвернулся от замка и сел на пол, прислонившись затылком к железу.– Не реви, – парень повысил голос. – Калес жив, он в госпитале.– Что… почему… зачем?Он слышал выкрики, обрывки вопросов, на которые не мог ответить. Настя тут уже двое суток, нервы должны были сдать еще вчера