А ведь я скучала по Моэргрину. Действительно скучала, сколько бы ни возмущалась дикости здешних мест и порядков; сколько бы ни расхваливала Нью-Аркадиан за его блеск и роскошь… Надо же, каждый раз я так рвалась в столицу, обратно к своим друзьям, к сомнительной работе и столь же сомнительным развлечениям — и каждый же раз, когда приближался день отъезда, украдкой смаргивала слёзы да принималась тискать близнецов. Те, само собой, вечно бухтели и вырывались — они, видите ли, взрослые, таких серьёзных мужиков лапуленьками не зовут и в лобик не целуют! — но вечером непременно прокрадывались ко мне в комнату, чтобы отстроить на кровати нашу традиционную берложку из подушек и одеял, обнимали меня в четыре руки и без конца упрашивали остаться.
Остаться я никак не могла. Едва не всю мою сознательную жизнь я мечтала о Магистерии; именно там я наконец обрела цель в жизни и какой-никакой порядок в голове.
Но теперь с учёбой покончено. И вот я здесь.
— Джинни! Джинни приехала! — загорланили близнецы, не успела я даже выйти из кара. А когда вышла — меня тут же едва не сшибли с ног.
— Потише, засранцы, щас уроните! — со смехом одёрнула и крепко прижала к себе наперебой галдящих мальчишек. И невольно подивилась — обе вихрастые светлые макушки уже почти достают мне до плеча. В десять-то лет! Ну да, тоже вырастут дылдами, это давно уж ясно. — Что, пока меня не было, решили вымахать с папу ростом?
— Пф! — Бернар отстранился и гордо приосанился. — Да мы его ещё обгоним, вот увидишь!
— Вот увидишь! — звонким эхом подхватил Инсар. — Будем в сто тыщ раз круче нашего старика!..
— Огромные и злобные!..
— И вся округа будет нас бояться!..
— Ибо нефиг!
Боги, они всё такие же несносные.
Я снова рассмеялась и укоризненно покачала головой. А заодно велела себе не тянуть с поиском жилья: пять хищников-альф в одном доме — форменное безумие. Особенно если один из них — твой обожаемый папа с болезненной склонностью к контролю всего и вся. Меня в частности.
Нет, папу я люблю безумно. Как и маму. Сказать, что я рада видеть их после целого года разлуки, — всё равно что не сказать ничего. Рада. Очень. И их донельзя счастливым лицам, и объятьям, от которых трещат кости. И даже отцовским причитаниям, какая я худенькая и что мне нужно лучше кушать.
Серьёзно, почему этот мужчина, внешности и силе которого любой молодняк обзавидуется, ведёт себя словно курица-наседка? Хотя дурацкий вопрос. Я же драгоценная папина принцесса, похожая сразу и на его безвременно ушедшую матушку, и на любимую женщину, с которой они вместе вот уже почти четверть века. Наверное, будь у меня сын от того, кого я люблю больше жизни, я бы тоже превратилась в оголтелую мамашу.
— Не превратилась бы, — проговорила мама со смешком, когда я озвучила свои мысли. — Мы же не эти клятые медведи с их тягой к берлогам и медвежаткам. Хаос, почему я не родила троих сыновей? Мишек, чтобы у одного кошатника крыша не ехала!
— Нет уж, девочки лучше, — возразил папа, наконец перестав хрустеть моими несчастными костями. — Смотри какая у нас красавица получилась. Я бы ещё от одной не отказался!
— Ни за что, ты не подобьёшь меня на это снова. Нет, Маграт, никаких больше котяток, медвежаток и прочей живности! Я слишком старая для этого дерьма!
Я глянула на маму с неприкрытым изумлением. Это она-то старая? Да сколько я себя помню, она всегда в одной поре: свежая, подтянутая, с чётким рельефом мышц по всему телу и роскошной фигурой, о которой мне можно только мечтать. Страдай, Джинни, не бывает у северянок пышной груди и аппетитной задницы. Все сплошь высоченные и поджарые, хоть обычно и не такие тонкокостные, как я.
Словом, никто и никогда в жизни не поверит, что вот этой жгучей южной красотке пятьдесят восемь лет! Как многие отказываются верить и в то, что моя мать — лицензированная охотница на нечисть, федеральный маршал Антеарра и официальный ликвидатор округа Греймор. Да и вообще она у нас офигеть какая. Кремень. Мне такой никогда не стать…
Ну да я и не претендую. У каждого своя судьба, и моя меня больше чем устраивает.
Почти.
И вот это самое «почти» явилось к нам домой, нагло отняв у меня внимание братишек и заставив столбом замереть посреди сада, так буйно разросшегося в моё отсутствие.
Я смотрела на Хоту — в идиотской клетчатой рубахе, всклокоченного и небритого, на полдвора воняющего маслом, точно его силком вытащили из-под кара и поволокли сюда за шиворот, как нашкодившего кота, — и понимала, что… нет. Просто нет. Не отболело, не прошло, не стало ничуть меньше ни любви, ни ненависти.
Только ненавидеть Хоту — всё равно что пытаться влезть в мокрый купальник. Трудно, противно, неудобно и не пойми зачем. А вот любить его всегда было так же просто и естественно, как дышать.
Было. Было, Реджина. Вот ключевое слово. Не позорься и не вороши прошлое. Ты не будешь ни раздирать когтями эту наглую рожу, ни радостно кидаться подонку на шею. Просто поприветствуешь так, как положено приветствовать кузена; вы изобразите, что вовсе не желаете поубивать друг друга, и пойдёте каждый своей дорогой.
И плевать, что дорога у вас должна быть одна на двоих.
Плевать, что не могу смотреть на него, не пытаясь прикоснуться; плевать, что от одного его запаха по-прежнему коленки подгибаются, как у глупой школьницы; плевать, что сам он до сих пор глядит и трогает так, как совсем не подобает двоюродному брату…
Плевать. Потому что едва Хота открывает свою трепливую пасть — и все мои сомнения разбиваются вдребезги.
Он — моя судьба? Вот эта надутая альфа-сволочь?! Какие глупости! Просто у Прядильщика странное чувство юмора. Не мог же он всерьёз связать меня с самовлюблённым эгоистом, неспособным удержать член в штанах? Уж я надеюсь на это. И какая разница, что надежда — аспект совсем другого божества? Никакой. Никакой!
Не ко мне он пришёл, видите ли. Да не очень-то и хотелось! Кому ты нужен вообще, несносный, наглый, самовлюблённый комок меха!
Пренебрежение Хоты, пусть и насквозь нарочитое, задело как ничто другое. Никогда прежде он не обращался со мной так. Это больно ударило по самолюбию; а ещё, что уж там, обозлило изрядно. Да как он смеет являться в мой дом и вести себя так, словно это я испоганила наши отношения, которыми он якобы дорожил?
Как же, как же… дорожил он. С половиной грейморских девиц. С-с-скотина.
На кончиках пальцев то и дело проскакивали искры, а внутри творилось такое, что куда уж тем разломам с их привычкой глотать людей… лично я после встречи с долбаным кузеном была готова сожрать население небольшого приграничного городка. Однако же стоически улыбалась, вместо людишек пожирала пирог с малиной и старательно делала вид, что я самая счастливая киса на свете. А родители, бабушка и даже братья тактично не замечали, как от моего безграничного счастья мигают светильники и дребезжат стёкла.
А он думал, это я перед ним буду извиняться? И за что же — за то, что не стерпела его предательство? За то, что отплатила ему той же монетой? О, ну так не в этой жизни: я слишком себя уважаю!
Жаль только, пять лет назад я не уважала себя как следовало. Иначе не отдала бы свою невинность первому попавшемуся полудурку…
Ну ладно, не первому попавшемуся. Его звали Дерек Кроули, и он буквально преследовал меня целый семестр. Старшекурсник-инквизитор, любимец преподов и предмет влажных мечтаний любой девчонки в Магистерии. Не буду врать, что мне не льстило его назойливое внимание. Может, у нас бы даже что-то и вышло, Кроули был абсолютно мой тип — белобрысая шевелюра, смазливое лицо, уйма наглости и бахвальства, мания величия размером с Тор Гаттар…
«А почему бы и не дать ему шанс?» — думала я всякий раз, когда злость на Хоту, копившаяся месяцами, норовила перевесить любовь к нему же. Мне казалось, что он не заслуживает ни любви, ни верности. Да, Дерек тоже был самодовольным засранцем и вряд ли воспринимал меня всерьёз, но зато не бегал как от прокажённой. И по бабам тоже не бегал. Или же был достаточно умён, чтобы не выставлять это напоказ.
Словом, всего этого с лихвой хватило, чтобы назначить его почётным дефлоратором.
Зря, очень зря. Не потому, что золотой мальчик Дерек Кроули был так уж плох — он честно старался мне угодить и понравиться. Правда, без толку: мой первый раз был совершенно ужасен…
Просто не стоит ни с кем спать из мести. Ещё и по пьяни. Ещё и с таким же пьяным мудаком, который и на трезвую-то голову не желал слышать слова «нет». Потом, правда, он соизволил меня пожалеть и клятвенно заверил, что уж во второй-то раз мне обязательно с ним понравится.
Может и так, но второго раза не случилось по техническим причинам. Ибо следующим утром Дерек уже валялся в реанимации, до полусмерти избитый одним ревнивым подонком. Сцепились они с Хотой так, что до сих пор вспоминать страшно… И стыдно — глупость сотворила я, а расплачиваться пришлось болвану, без всякого умысла затащившему меня в постель.
Однако и в том, что Хота не в состоянии контролировать свой гнев, я тоже не виновата. Мне вообще перед ним каяться не в чем, пусть катится к Хаосу со своими обидами!
— Ну один в один невестка моя покойная, мир её праху, — ворчливо произнесла бабушка Дердра, когда мы уже прощались: мама собиралась на работу и предложила подвезти бабулю до деревни. Видно, чтобы та не надумала погостить с недельку, ага. — Вот уж была не альфа, а девочка-цветочек, глаза б мои не видали. Зато как разобидится на кого, и всё, пиши пропало — у цветочка-то зубищи что у тех страшил, которых мамка твоя бешеная на службе своей гоняет.
— Я всё слышу, — раздалось снаружи саркастичное замечание. — Дражайшая бабуля пешком топать изволит?
— Ты поговори мне ещё там, напасть полосатая! Мужа б своего непутёвого так воспитывала! — фыркнула бабушка. И, чуть понизив голос, продолжила: — Ты, снежинка, здорово на Хоту нашего взъелась — и правильно, этот паскудник заслужил. Да только судьба вам мириться, девочка, не то в Грейморе нам мира не видать.
Ой, ну началось!
— Ба, чего это ты вдруг? — нахмурилась я. — Ещё не хватало, не буду я ни с кем мириться!
Нет уж. Никогда. Ни за что.
Ну… первой так точно даже не подумаю!
О, прекрасно, Реджина. Стоило разок повстречать «паскудника» и оценить все упрятанные под стрёмной рубашкой перспективы — и ты сразу перескочила на стадию торга. Даже не знаю, это слишком мало секса или слишком много дури в неумной голове.
— Не будешь, так придётся.
— Почему это?
— Потому это, — припечатала бабушка. — Прядильщик не для того полотно своё ткёт, чтоб две малолетние бестолочи могли его испохабить. Уж не тебе ли знать-то, ткачиха?
Не дожидаясь ответа (очень, мать его, красочного!), она клюнула меня в щёку сухими тёплыми губами и с довольным видом прошествовала к подъездной дорожке.
— Не спи, чернявая, драндулет сам себя не заведёт!
Что там в ответ съехидничала мама, я уже не слушала — от души хлопнув дверью, едва не бегом пронеслась к себе в комнату, плюхнулась на постель и принялась злобно комкать в пальцах покрывало. Тоже мне… Прядильщик может хоть заткаться, а всё равно я буду делать что хочу и с кем хочу!
Ну, по крайней мере, мне нравится так думать.
Ох, боги… может, мне и впрямь не стоило возвращаться?
Нет, нет и нет. Моэргрин — мой дом, и чтобы выжить меня отсюда, понадобится что-нибудь покруче очередного нахального альфача. Да я сама его выживу, если понадобится. И клан к рукам приберу. А что, я тоже гро Маграт, имею право!
С тем же свирепым настроем я поднялась и зарылась в ближайший из трёх чемоданов.
Итогом десятиминутных раскопок стали маленькое чёрное платье без рукавов (идеально, когда в душе не разумеешь, что бы такое надеть) и любимые серебристые босоножки на тоненькой шпильке. Ну да, когда-то я, может, и стеснялась своего роста, но это время давно прошло. Подумаешь, сто восемьдесят. Зато ноги — целый метр!
Стоило внимательно оглядеть себя в зеркале, настроение тут же поползло вверх. Отлично. Осталось только по-быстрому накраситься (боги, спасибо Сэре за науку, раньше я это считала пыткой), худо-бедно укротить густые непослушные волосы и вдеть в уши любимые изумрудные серьги.
А, ну и Олли разыскать. Не пойду же я без него развлекаться, ну в самом деле?
Мой друг, впрочем, уже стоял за дверью моей комнаты, вполне себе приодетый и причёсанный.
— Да ты издеваешься! — весело всплеснула я руками. — Признай уже, что получал диплом у менталистов!
— Мой КС к ментальной магии — семнадцать процентов, — не стал отпираться Олли. И протянул мне мой же комм. — На самом деле Арти никак не мог до тебя дозвониться, поэтому мы с ним договорились без тебя. Идём, он будет ждать нас в девять у входа в Вечерний квартал.
— Вечерний квартал? — фыркнула я. — Братец-котик решил, что нам дружно надо пойти и снять шлюх? Заманчиво, но у меня не настолько паршивое настроение.
— Из-за Хоты? — Олли приобнял меня за плечи и повёл к выходу. — Он жуткий козёл, наплюй на него. Ты ведь знаешь, что достойна большего.
— Не могу не согласиться, — послышался позади голос папы, и я едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Напрасно было думать, что мы смоемся из-под носа у лучшей ищейки Греймора, но может же девушка помечтать. — Куда-то собралась, красотка?
Странно, что сразу не сел на любимого конька: мол, уже поздно (да, в полдевятого-то вечера), а платье непозволительно короткое. Неужели свыкся с мыслью, что я уже давно совершеннолетняя?
— Виновна, папочка, — пробормотала я, обернувшись к нему. — Да, мы немного погуляем. Нет, без стриптизёров и наркоты. Да, вернусь поздно.
— В полночь.
О, ну да, мечтай.
— Пап, мне двадцать два!
— В час? — с надеждой предложил папа. Вроде как и ухмыляясь с подначкой, но я же вижу — он чем-то встревожен и явно не в восторге от моего ухода. И вообще не в духе.
Хота, что ли, какой фигни наговорил? Вот придурок-то, зря я ему ничего не отгрызла.
— Ну пап!
— Ладно, ладно, я понял! — ворчливо отозвался он. — Стриптизёры, наркота, ждать под утро. Хотя бы держи телефон включенным.
— Хаос всесильный, будь я моей мамой — непременно бы с тобой развелась!
Нет конечно. Мой папа — самый лучший мужчина на свете, и любая женщина была бы счастлива иметь такого мужа. Пусть даже иногда он несносный и чересчур опекающий. Ну, как и все альфы.
— Кто б тебе позволил, наивная? — меня обняли и крепко прижали к груди, точно это меня спасёт от мифических стриптизёров и уложит спать в десять вечера. — Я слишком люблю вас обеих, знаешь?
— И я тебя, пап, — со вздохом вернула ему объятие.
— Но взрослая дочка — такой отстой! Надо уломать Изару на ещё одну.
— Ха, удачи. Можно мы пойдём уже?
— Детка, а это платье не коротковато? На улице прохладно…
— Па-ап!
Он довольно рассмеялся и наконец соизволил выпустить меня на свободу.
— Олли, ты за старшего! Приглядывай за моей снежинкой, чтоб никуда не вляпалась.
— Папа, он младше меня на три месяца. И хватит меня позорить!
— Конечно, Дар, — невозмутимо заверил Олли и, вытерпев традиционное отеческое похлопывание по плечу — серьёзно, папа норовит усыновить всех, кто младше тридцати! — увёл меня к гаражу. — Боги, Джинни, прекращай кипеть. Отец тебя любит, здесь нечего стыдиться.
Я хотела огрызнуться, что он просто никогда не был на моём месте… но, к счастью, вовремя заткнулась. И впрямь ведь не был. Нельзя говорить такие вещи парню, которого родители не пускают на порог уж пять лет как.
— Я знаю, — ответила в итоге. — Но всё равно он порой невыносим. И давай-ка шустренько свалим, пока он не пошёл на второй круг!
— Поддерживаю.
Дом домом, а ведь каждый раз приходится заново привыкать к Греймору с его анахронизмами на каждом углу. Моэргрин особенно красочен (и убийственен для психики): стеклянно-стальные громады офисных кварталов высятся тут и там, а под ногами крошатся древние каменные мосты; новехонький небоскрёб непременно будет соседствовать с приземистым чудищем постарше Первой Инквизиции…
Но тяжелее всего привыкнуть к несмолкаемому звону незримых нитей. Магия Хаоса плотно пронизала воздух, так и норовя вплестись в саму мою суть. Плохая идея: избыток энергии опасен и для носителя, и для окружающих. Захочешь подкурить сигаретку, а тушить придётся весь дом. С другой стороны, ни одному заклинателю такая заначка лишней не будет…
Мои раздумья были бесцеремонно прерваны — сильные руки сомкнулись вокруг талии, а над ухом послышался заговорщицкий шёпот:— Попалась!Секундное возмущение и порыв лишить наглеца пары конечностей тут же стихли под натиском восторга.— Арти!Я обернулась и радостно повисла у него на шее, благо размеры позволяют. Ростом и статью Артизар Крэстани — полный тёзка моей матушки и по совместительству сын её сводной сестры — пошёл в северную родню. А вот в остальном, не считая синих глаз, сущий южанин: смуглый, черноволосый, очень миловидный. Мы вполне можем сойти за двойняшек, тем более что у нас всего полгода разницы. Да и выросли, считай, вместе; иучиться поехали почти одновременно. Правда, мой кузен изучал журналистику и отмотал срок на год раньше. И да, я жуть как скучала по этому болтливому зануде!— Боги, ты всегда был такой громадный?— шутливо изумилась, отступив на шаг и демонстративно оглядев е
Как и в прошлые наши встречи, Салливан глазел на меня вызывающе и нагло. Его пылкие чувства ко мне тоже не изменились. Неприязнь, граничащая с ненавистью. Презрение. И с трудом контролируемый страх. Не перед окружным прокурором — кто из местной шпаны вообще боится законников?— но перед оборотнем, способным перебить ему хребет одним ударом.Много чести — скалиться на малолетку. Тем более когда есть законные способы испортить ему жизнь. Без всякого физического насилия. Но откуда бы простому карманнику знать, что уголовный кодекс мне нравится больше моих медвежьих когтей?Сядет он, впрочем, не за кражи, а за торговлю наркотиками, нападения и разбой. Или не сядет — если перестанет строить из себя крутого парня из компании таких же крутых парней.— Итак, Рэй,— для вида бросил взгляд на его дело, хотя прекрасно помню имя,— давай начистоту. Мне надоело это дерьмо. Ты и твои дружки три месяца проедаете бюджет Г
— Где ты?— Мы в участке. Не в полиции. У инквизиторов. Будь хорошим мишкой, скажи им, что они все мудозвоны, а мы с Джинни ничего не сделали! Я не силён в мумиях!Мумии, ночь. Арти, наверняка не упустивший возможность выгулять Джинни, хоть я и запретил Дару выпускать её из дома. Действительно, что могло пойтитак?— Погоди, я сам угадаю,— протянул я зло, уже готовый вцепиться в горло первому попавшемуся неудачнику.— Вы были с этим оленьим мажонком? На отвратительной зелёной машине, в сомнительном месте, где до моей женщины, едва она осталась без присмотра, снова дорвался какой-то полудурок? А потом этот её чахоточный дружок исчез всего-то на пару минут и ничего не предвещало?..Ну да, мы с Эммой основательно порылись в новом громком деле инквизиторов, в обмен на свидание моей секретарши со старшим следователем Майером. Не знаю, как она, а я впечатлился. Не Майером, но феерической глупостью моей родн
Гектор вытаращился на меня так, словно перед ним возникла аватара Прядильщика — та самая, из детских страшилок, с огромным числом глаз и рук, окутанная паутиной и серым туманом.— А ты-то что тут делаешь?— наконец выдал он.— Пришёл за своим.— Теперь уже Джинни уставилась на меня, точно мечтая откусить что-нибудь жизненно важное. Но сейчас её реакция меня мало беспокоит. А вот её микроскопическое платьице, едва прикрывающее зад, — очень даже.— Открывай вольер, моей кисе не нравится этот зоопарк.— Что, прости?— Сойер поднялся — внушительный малый, да только мне разве что в подбородок дышит,— прищурился эдак сурово, мол, иди выделывайся в свой двор.— Маграт, ты не в своей прокуратуре. Будь добр, катись ковриком отсюда.— Только потому, что я не в своей прокуратуре, ты до сих пор не стал медвежьей закуской,— нарочито ласково протянул
— А что, грудастые блондинки тебе уже разонравились?— её тигриные глаза метали молнии, однако голос зазвучал ещё слаще прежнего.— Хотя о чём речь: ты ж готов трахнуть кого угодно, лишь бы это была не я.Я развернулся к ней, едва удерживаясь, чтобы не схватить её и не показать, кого на самом деле я хотел бы трахнуть. Прямо сейчас, без всех этих разговоров.— Я не сплю с Эммой,— проговорил я жестко.— И ни с одной женщиной из прокуратуры, инквизиции, гильдии магов или кого ты ещё думаешь записать в мои подружки. Ни с одной из тех, кому не могу заплатить. Ревнуй к эскортницам: они видят меня аж раз в три месяца, если у меня вдруг выпадает выходной!Я, может, и рад бы развлекаться почаще. Девушки — очень красивые создания, все такие возвышенные, эффектные, вкусно пахнут и украшают любую фотографию. Да только желание таскаться по девкам у меня пропало примерно… ну да, лет шесть назад, когда Джинн
— Я никогда, слышишь, никогда не винил тебя засвоюизмену!— прорычал, уже не пытаясь сдерживаться.— Какой вообще непроходимой дурой нужно быть, чтобы вообразить такой бред? Да, я скотина, и да — я, блин, до смерти жалею обо всём, что сделал тебе! Девочкам вроде тебя стоит держаться подальше от мудаков вроде меня. Но знаешь что, Джинни? Это не я, едва появилась проблема, побежал мстить за своё поруганное достоинство. Легче-то хоть стало, м?— Ни капельки. Но я всё равно не жалею, что переспала с Дереком. Пусть мне было больно, плохо и гадко, но… оно того стоило. Потому что ты это заслужил. Потому что именно так я тогда видела справедливость — если ты вовсе не принадлежишь мне, то я должна отобрать у тебя то, что ты так хочешь заполучить. И знаешь что, Хота?— тут она мстительно улыбнулась, хотя глаза её были полны слёз, а губы заметно дрожали.— У меня это прекрасно вышло, раз ты д
— Правильно? Я правильно делаю?— спросила Тэмми, забавно картавя, и обеими ручками уцепилась за нижнюю перекладину станка.— Ж-жини!Я торжественно кивнула, стараясь не захихикать. Потешно она произносит моё имя, а уж балетная разминка в исполнении четырёхлетней девочки — то ещё зрелище. Но не насмехаться же над ребёнком? Фу. Тем более что для четырёхлетки у неё и впрямь отлично выходит. Да и мне бы помалкивать: ясама Хаос знает сколько не разминалась у станка и уже почти забыла, как правильно делается всё это безобразие.А, нет, вру. До сих пор помню все пробежки и позиции, даром что балетом не занимаюсь уж лет десять как. Не скажу, что это было моим призванием, но оно и к лучшему: вдвенадцать я уже была выше всех девочек в балетном классе, и мне открытым текстом сообщили, что таких огромных балерин не бывает.Ой, да не очень-то и хотелось!Ну ладно, вообще-то было обидно. Однако кошки, хоть и злопамятные, д
Мама деловито усадила меня в машину (причём в мою же), без лишних разговоров отняла ключи и споро вырулила на северную трассу. Я было подумала, что мы едем в Таненгрев, однако через какой-то десяток километров мы свернули на неприметную гравийную дорожку… Хм, не помню, чтобы она была здесь раньше. Прямо даже любопытно, куда в итоге попадём.А попали мы на подъездную площадку близ незнакомого двухэтажного дома. Я невольно засмотрелась — до того прелестными мне показались и мощёные дорожки, пролегающие через ухоженный садик, и песочно-карамельная отделка каменных стен, и крутая двускатная крыша с высокими фронтонами, покрытая тёмно-бурой черепицей. А ещё полукруглая каменная арка у парадного входа. И совершенно чудесный эркер в виде высокой башенки с крышей-конусом. Да что там — даже каминная труба, сложенная из пёстрых округлых камешков, притягивает взгляд.— Как красиво,— искренне восхитилась я.— Чей он?— В