1

Больше всего на свете Сережа Турбинин не любил стареть. Но делал это каждый день. Он пытался вцепиться во что то незыблемое, например, в йогу, но годы ворочали его и несли, и в зеркале появлялись морщины, а в спине остеохондроз.

Его по инерции еще называли «молодой человек», но все реже и реже, и то невнимательно, близоруко щурясь, или из вежливости, и Турбинин уже не верил, что он молодой, но все же надеялся, что не старый, и еще способен на проблески.

Иногда он размышлял о смысле жизни, но мысли становились похожи на аморфные облака. Или на пену для ванны. Или на мыльные пузыри. И в них почти не было того самого смысла, и жизни тоже не было. В конце концов, Сережа Турбинин признался себе, что не способен долго концентрироваться на чем-то глубоком, а ныряя в глубину, не может достать дна и принести на поверхность что-нибудь стоящее.

Он не был стратегом и тактиком он был хреновым. Но приходилось делать вид, что это не так. Каждый день он ходил на работу, лениво, но довольно успешно. И даже его коллеги ничего не знали про мыльные пузыри и про пену. А в соседнем отделе за столиком у окна о Сереже вообще придумали историю, которую Турбинин не знал. Ох уж этот столик в соседнем отделе…И свет от окна, расцвечивающий ее медовые волосы во все оттенки золота, полдня и заката. Сережа по долгу службы заходил сюда примерно два раза в день, и каждый раз получал в подарок полный робкого интереса взгляд, мимолетный как всполох протуберанца, но фиксирующийся в восприимчивом Сережином биополе линией сейсмического толчка. Обычно в ответ Турбинин кивал или улыбался, но потом необъяснимо стремительно уходил в сторону своих должностных обязанностей, прямиком к начальнику соседнего отдела и пускался в обсуждения дел, которые не очень любил, но получал за них зарплату и бонусы.

Сережа понимал, что превращение толчков в полноценное душетрясение целиком зависит от его инициативы, но ему нравилось держать столик у окна на расстоянии, ибо вывод любых отношений из вялотекущих орбит нес за собой риски, на которые Турбинин не был готов. А так всполохи-протуберанцы держали нашего героя в тонусе, достаточном для периодического посещения спортзала и некого подобия слежения за собственным гардеробом. Раз в полгода он покупал новые трусы и носки, а из нечастых командировок привозил сорочки и джинсы. И крайне редко позволял себе хорошие штиблеты, которые бы не портила благородная потертость, возникающая от аккуратной, но ежедневной носки. В принципе, вся эта история началась именно из-за Сережиной обуви, а точнее из-за каблука, который однажды решил отвалиться.

Это был дождливый весенний день. И кажется вторник. Дождь в будни начисто лишен созерцательно-экзистенциальной основы и в нем романтизма столько же, сколько в дверях какого-нибудь чиновничьего учреждения. Т.е. мало. Т.е. совсем нет. Просто мокро, противно и грустно. И грустно совсем не так как в выходной, когда никуда не нужно спешить и можно долго стоять у окна, наблюдая за миром в растущих лужах. Будничная грусть – это тоска, и она всегда такого буро-зеленого цвета: вроде как весна, но нужно на работу и предстоит сделать кучу дел, никак не связанных со стремлением к счастью. И вся жизнь безусловно проходит. Ее затягивает равнодушный пылесос, гребущий годы, крошки и мечты. А тут еще каблук…

Турбинин споткнулся и ощутил в своей поступи что-то неправильное. Пришлось обернуться и обнаружить застрявший в пасмурной слякоти каблук, похожий на оставленную частичку себя. Обидно, что как раз во вторник нельзя было опаздывать – утром намечалась важная встреча, и к ней еще хотелось подготовиться. Вернее, совсем не хотелось, но как бы требовалось… Тем не менее, топать еще метров 500 до офиса в покалеченном ботинке, Сережа не собирался. Благо, за углом на улице обычно сидел сапожник-китаец… вот и сегодня он, нахохлившись, расположился на скамейке со всеми своими нехитрыми приспособлениями для обуви, попавшей в беду.

- Ни хао! – вежливо поздоровался Турбинин и протянул китайцу каблук.

- Привет! – почти без акцента ответил сапожник.

- Вот… - Турбинин снял увечный штиблет и хмуро устроился на скамейке, держа ногу в носке на весу.

Китаец кивнул, оценивающе посмотрел на подошву.

- Набойка нада?

- Нет, только каблук. И мне нужно быстро. Я опаздываю.

- Хоросо. Двести рубли...

- Да, да, только прошу побыстрее.

- Хоросо.

Странно, но пауза в маршруте вдруг перестала нервировать Сережу. В конце концов, что случится, если он немного опоздает. Все реки останутся в руслах, а небо - в небе. Дождь когда-нибудь закончится. И жизнь она ведь сейчас, здесь… в этом мокнущем носке, в деловитых манипуляциях гостя из Поднебесной, в девушке под вишневым зонтиком, куда-то бегущей, в чашке капучино, сделанном в соседнем кафе… Мышцы на спине вдруг расслабились, Сережа сделал полный вдох и осторожно выдохнул, боясь потерять ощущение этого сиюминутного бытия. И оно не пропало. Оно по прежнему вилось вокруг скамейки-пристанища под тихое мурлыкающее пение сапожника. Под запах сваренного кофе, под шелест дождя, под «цок, цок, цок» девушки под вишневым зонтиком, куда-то спешащей…

- Здравствуйте, Сергей Алексеевич!

Турбинин вздрогнул вместе с сиюминутностью и почти увидел, как ощущение мистической близости с жизнью вдруг вспыхнуло и бездымно исчезло.

Летящая сквозь дождь девушка под вишневым парусом остановилась совсем рядом и превратилась в ту самую, сидящую за столиком у окна в соседнем отделе. Ее медовые волосы слегка потемнели от влажности, а глаза словно умыла непогода - в них всполохами искрились ясность и вопиющая беззастенчивая сопричастность. Промокший носок был немедленно спрятан за ногу, спину овеяла напряженность, внутри завыла сирена.

-Здравствуйте, Елена…э…

- Вы не поверите, я тоже Алексеевна, - сиятельно улыбнулась она. – Только можно для вас я буду просто Леной…

- Нет уж, - как то интуитивно нашелся Турбинин. – Просто Леной вы для меня не будете. Будете особенной Леной.

Боже, что я несу… Какие дешевые банальности.

- Хорошо, - так же сиятельно и легко согласилась она. – А что это вы тут делаете?

- Да вот, неприятность с ботинком. Каблук потерял. – Турбинин кивнул на китайца, который продолжал невозмутимо заниматься профессиональными обязанностями.

- Вы уверены, что это неприятность? – ее сиятельность, наконец, полностью разогнала тучи, и дождь сделал свое последнее «кап-кап».

- Уже нет, - не соврал Сережа – Вы что-то сотворили с погодой, не заметили?

Она опустила зонтик и посмотрела в небо.

- Неужели это я?

- Определенно.

Сапожник протянул ботинок.

-Все. Двести рубли.

- Спасибо.

Каблук выглядел как новенький. Турбинин суетливо обулся, распрямился и с удовольствием посмотрел на девушку.

- Знаете, сегодня кажется прекрасный день!

- И правда, - улыбнулась она, и тут же выглянуло солнце. Робкое и невыспавшееся. Оно еще ничего не согрело, но от его обещания стать теплым уже перестало быть холодно.

- Нам же по пути, - сказал Сережа и смело подставил локоть.

Лена благодарно взяла его под руку, и они, не торопясь, пошли вверх по улице.