ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Что это было?

Мне нужно успокоиться. Ноги сами привели меня к кафе. Тут хорошо сидеть за дальним столиком, пить кофе, нюхая ароматы и слушая музыку.

 Разозлившись на себя за откровенную глупость, я печально обдумывала произошедшее. Ну и пусть! Да, я так думаю, и если бы это случилось вновь, я бы повторила свои слова в еще более резкой форме. Всяким глупцам можно поливать грязью близких, а я не могу даже сказать: «Заткнись! Она мать твоего ребенка и ты ее, в конце концов, сам выбирал!» Хотя подобные типы с кем бы ни жили, всегда находили способ мучить и позорить своих близких. К сожалению, от пола это не зависело, я встречала таких женщин...

Теперь я стала ругать себя, что придаю слишком много значения всяким глупостям. Поужинав, я решила отправиться домой. Настроение улучшилось, особенно при мысли, как я потом вежливо посоветую директору самому искать виновных. Скажу ему: "Нет, это не входит в круг моих обязанностей", а там глядишь и…

Ох, опять эти мои крайности. Вечная любовь к самокопанию, как говорит Юлька. И Даша, как мне нужна Даша, она рассуждает трезво и все расставит по своим местам.

Поднимаясь из-за столика, я столкнулась с этим самым Кириллом Борисовичем.

***

С утра я поехал в соседний город к Максу-старшему, захватив с собой Никиту, который там учился, как он выражался, на "надежду нации", то есть в художественном училище. Скромный наш. Это Тео разболтал молодежь так, что они себя в двадцать лет классиками мнят. При жизни, угу.

 Мне надо было сосредоточиться и обдумать свои дела. А Никитка болтал не умолкая.

 — Тихо! — властно сказал я.

 Олень насторожился, испуганно осматриваясь, затем обиженно выдохнул:

 — Дурак ты, волчара, и шутки у тебя дурацкие.

 — Э-э-э, полегче с вожаком! И вообще... нельзя так со мной разговаривать.

 — Ага, скажи еще, полегче с хищником, — нахально усмехнулся олененок.

 — Ладно, уел, мелюзга, — усмехнулся я. Вот балабол, отвлекал меня всю дорогу, и я не придумал, как лучше до Макса добраться.

 — Говорят, волк-одиночка наконец нашел себе пару? На пляже? — нахально улыбаясь, спросил молокосос.

 — У нас ничего нельзя сохранить в тайне, — деланно возмутился я, протягивая Никите пакет с фисташками. — И не сори с машине, рогатый, а то драить заставлю...

 Я высадил парнишку у вокзала и поехал в район элитных особняков.

 В доме Макса-старшего даже охраны не было, так что я вошел свободно. Сам Макс напоминал сейчас амебу: мятый, опухший, истасканный, опустивший донельзя. И как с таким разговаривать? А я приехал в надежде, что он осадит своих гиен, пока я не вмешался.

 — А, помощничек вожака пожаловал, ну входи, входи... Нравится? — злорадно закудахтал Макс, похлопывая себя по бедру. И не поверишь, что у них с Максом-младшим одна кровь.

 Я нехотя шагнул в замызганную комнату.

 Когда-то это помещение служило хозяевам дома столовой. Прямоугольный зал сообщался через арку с гостиной и через окошко — с кухней. Но сейчас здесь не пойми что, а от величественной столовой остался когда-то великолепный дубовый, а сейчас просто громадный обшарпанный стол.

 Беда... Кого этот приструнить сможет? Потому полосатые и обнаглели...

Черт, еще и Люда рядом со мной засветилась, они ее теперь в покое не оставят. Надо Никитку и прочих нехищных предупредить, что стая Макса, по сути, без контроля.

 — Нравится?! — взвизгнул Макс. Руки его тряслись, глаза слезились, я бы его даже пожалел, если бы слишком хорошо не помнил всех, кто погиб по его милости.

— Не истери, Макс! Нет, не нравится. И хватит ныть! Собирай стаю и живи, как раньше. Не трать силы на жалость к себе.

 — Тебе легко говорить, ни с кем не дрался… Тебе ни за что, стаю по дружбе подарили.

 Я дальше слушать не стал, развернулся и вышел.

 Как же этих визгунов приструнить, и куда пристроить стаю гиен? И Тео выдергивать не хочется, он заслужил отпуск. Опять мне возиться.

Я вошел в свой кабинет, большую светлую комнату с двумя огромными окнами. Одно из них выходила на сосновую аллею, из другого можно было обозревать огромный особняк вожака клана. 

Захотелось придушить Тео. "Тут все работает, как часы, ты только следи!". Ага. Пока все только взрывается! Видно, не руководитель я. Начальник охраны, командир отряда бойцов, техник… Но не руководитель. Как меня все достало...

Сейчас этого урода, лисьего посланца, чуть не убил голыми руками, и Люде ни за что попало. Хотя, ее возмущение было справедливым, но все равно не стоило давать волю гневу. А ведь этому гаду, Эрнану, я и руки не подам!

Я совсем не на нее разозлился, ей с этими рыжими мстительными шавками не стоило связываться. А она обратила внимание этого... тьфу, на себя.

Чуть позже я все высказал Эрнану и приказал не приближаться к семье, пока я не выясню, что он такого натворил, из-за чего жена с маленьким ребенком сбежала из дому.

И чего я добился, обидев Людмилу? Отдал ее собственноручно Максу-младшему — напугал и сделал все, чтобы она сбежала. Вот так, сначала делаю, потом расхлебываю.

Я тяжело поднялся и пошел ее искать.

***

Я уставилась на Кирилла Борисовича, потом засмеялась. Это было слишком нелепо, даже чересчур! Моя психика уходит в отпуск!

— Кирилл Борисович, опять вы? — прозвучало как "Да за что мне это?"

— Я извиниться, — очень мягко сказал он. — Давайте, я вас провожу, или поужинаем здесь.

— Как вы меня нашли? Или попали сюда случайно? — сквозь зубы выдавила я, пальцами стискивая сумку, словно чью-то шею.

— Как я только разобрался с Эрнаном, кинулся искать вас.

Эрнан? Разобрался? О чем это он? Опять дрался? Боже…

Воцарившееся молчание было самым… громким, которое я когда-либо слышала. Мне не хотелось смотреть на него, не то, что обсуждать случившееся.

Нелепость ситуации нарастала, наконец, шеф сказал:

— Я не знаю из-за чего, но с вами я себя не узнаю. Постоянно веду себя как... как не знаю кто. Обычно я не так груб, как сегодня.

— Только не говорите, что обычно вы еще грубее, — с досадой отметила я. — Потому что вы именно еще грубее. Со мной, по крайней мере.

— Зовите меня на "ты", — он устало опустил взгляд. Действительно неловко, или раздражается, что не сразу простила? Нет. Я и знать, и жалеть никого не хочу.

— Честно говоря, мне не нужно ни ваших извинений, ни вашего общества, ни вашего фамильярного "ты".

— Что я могу сделать, чтобы вы меня... — начал было он. Я немедленно перебила, догадавшись, что он скажет:

— Исчезнуть.

— Заслужил, — выдохнул он и отвернулся.

— Несомненно. Но я одного не понимаю, — с горечью сказала я. — Ваши нелестные намеки на мою деловую несостоятельность, даже на предательство… Почему? Чего вы добивались?

Слезы появились сами, и как я ни старалась их скрыть, они упрямо текли, оставляя горячие дорожки.

Меньше всего желая демонстрировать свою слабость, я прошмыгнула мимо Кирилла Борисовича и устремилась к аллее. Он догнал меня и мягко схватил за плечи, пытаясь остановить.

Я гневно вырвалась. Одному Богу известно, откуда у меня взялись силы поднять голову и посмотреть ему в глаза.

— По-вашему, я жду извинений? Разве я просила об этом? Я признала, что не права, — дыхания не хватило. Я замолчала, отвернулась и направилась в сторону небольшой компании молодых мам с колясками.

— Беда не в том, что влезла, а в том, что он гад, и так этого не оставит… а я не могу быть все время рядом, — спокойно пояснил Кирилл.

— Вы что, все тут ненормальные? — я обернулась и резко остановилась так, что случайно попала в его захват. Ну не могу я назвать это объятьями!

— Да, почти все, — серьезно ответил он, не опуская рук.

— Издеваетесь? — я сузила глаза, чувствуя, как во мне закипает гнев.

Так и стукнула бы…И на душе бы сразу та-а-к полегчало. "Ненавистный мужчина. Ненавистный, насмехающийся, отвратительный человек!" — про себя простонала я, сильнее сжимая кулаки.

Он покачал головой.

— Все еще хуже, чем выглядит, — скучным голосом предупредил он.

Это что, он пугает или глупо шутит? Я так же сухо спросила, не понимая, что он вообще имеет в виду:

— В смысле? Он мстительный психопат?

Кирилл улыбнулся, сунув руку в карман элегантных брюк:

— Более точного определения я не слышал.

Его лицо сразу изменилось. Как сильно его меняет улыбка, такая редкая, когда он рядом со мной…

Ладно, он психопат, — неприятную тему следовало закрыть, и я спросила о расследовании.— А что с тем письмом?

Кирилл Борисович заложил руки за спину, приноровился к моему мелкому шагу и доверительно сообщил:

— Там ведь не только письмо… Как вы сразу сказали, на самом деле это натуральный саботаж.

— Мне тоже так показалось, — вздохнула я.

Он кивнул и сообщил:

— Кроме письма и нежелания бригад работать, я столкнулся с отказом подрядчиков. Это в разгар строительного сезона!

— Случайность? — деловым тоном уточнила я.

— Нет, это не случайность, — усмехнулся Кирилл Борисович. — Наши прорабы с горячих участков уволились одновременно.

— Так что, работать некому? — удивилась я.

— Вот именно.

Я замерла на месте:

— Это не все?

— Нет, не все. Подрядчики, изготавливающие окна, нарушили графики выполнения работ.

Я покачала головой и пошла рядом с ним. Беседуя, мы приблизились к высоткам, и тут прямо на нас выскочила машина. Кирилл, схватив меня за плечи, отпрыгнул на газон. Мы помолчали, наблюдая, как серый паркетник, нарушая все правила, промчался мимо.

Ничего себе скорость! Это можно сказать как о Кирилле, так и о машине.

 Я выразительно посмотрела на руки, продолжавшие лежать на моих плечах. Он, нахмурившись, сунул их обратно в карманы.

Надо хоть поблагодарить…

— Спасибо. Похоже, спасать меня уже становится вашей привычкой, — выдохнула я, пытаясь изобразить улыбку. Внезапно обрушились усталость и апатия, ноги подкосились. Хотелось сесть прямо здесь на газонную траву и никого не видеть.

— Все же провожу вас, — сказал Кирилл Борисович.

Спорить сил не было, и я кивнула. Он галантно предложил мне руку, но я невольно поморщилась и отдернула свою, чуть ли не по-детски спрятав ее за спину.

Вечером, чувствуя себя выжатым лимоном, решила не думать о прошедшем, а по-скарлеттовски отложить размышления на утро. Пусть все эмоции утихнут, а там посмотрим. А пока, беспокоясь за пропавшего Макса, я позвонила на его номер, но никто не ответил. Что же с ним произошло?

Медленно подошла к окну. Как узнать, все ли у него в порядке, если я понятия не имею, где он живет и работает? Вернее, он говорил, но я почти не знаю город, и все тогда прослушала.

Во дворе никого не было, ни детей, ни… товарищей постарше. Я посмотрела на электронные часы – ну да, время за полночь. Никого.

Никого?

Фонари тенями нарисовали силуэт. Мужской. Кто-то стоял, прислонившись к высокому дереву, и казалось, будто неизвестный прятался.

 Я выключила свет и вновь посмотрела в окно.

Да, мужчина стоял, явно надеясь, что его скроют ветки дерева, и совсем позабыв о фонарях перед домом. Значит, это мне не пригрезилось. И похож он на нашего исполняющего обязанности...

Он теперь везде мерещиться будет? Ничего себе, уже с ума схожу. Я грустно усмехнулась. Но был ли он, то есть, неизвестный, действительно Кириллом Борисовичем? Если да, то он, наверное, не в себе.

К чему эти глупые мысли?

Надо думать о том, что он вообще тут делает, а не о состоянии его разума печалиться.

Вновь незаметно выглянула, но силуэт исчез. Я еще раз внимательно осмотрела двор — площадка была совершенна пуста.

***

Утром, к моему подъезду приблизился красный внедорожник Кирилла Борисовича. Сердце сильно заколотилось, а волосы чуть ли не встали дыбом. Откуда он здесь? Что еще задумал? Неужели это он караулил? Но зачем?

— Садитесь, Людмила, — одернуть его, что обратился без отчества, или нет? Тут мне стало стыдно. Как я мелочна! Скоро гроссбух заведу, чтобы обиды записывать.

— Спасибо, Кирилл Борисович, — я вежливо кивнула.

— Кевин, пожалуйста, — он улыбнулся и посмотрел на дорогу. Вот как умеет мило беседовать, а я не знала. Точно, что-то от меня надо. Интересно, почему Кевин, а не Кирилл, вроде уже не подросток, чтобы имя на иностранный манер переделывать.

— Не могу по имени, субординация не позволяет, — усмехнулась я, устроившись на сиденье.

Спрашивать, он тут ночью ходил, или нет, я не буду. После темы о собаках он точно решит, что я не в себе.

— Позвольте узнать, как вы здесь оказались, Кирилл Борисович?

— Вас ждал, — он легкомысленно пожал плечами и взглянул на часы, встроенные в панель приборов.

Вот как… а зачем ждал? Я медленно повернулась в его сторону и картинно удивилась, распахнув глаза. Надеюсь, это выглядело саркастично, а не, упаси Боже, кокетливо.

Но долго мне вредничать не дали.

— Это вам… — Кевин положил мне на колени прозрачную коробочку с яркими тропическими цветами, забыла, как они называются. Вспомнила – орхидеи!

— А-а, — я не знала, как реагировать, и взяла коробку с таким трепетом, будто в ней драгоценности. 

Помню, у Герберта Уэллса был рассказ о цветке-убийце. Как он, злодей хлорофилловый, уничтожил профессора, которому его подарили. Высосал кровь.

Ладно, сообщать ему о своих тяжелых ассоциациях с орхидеями я благоразумно не стала, но, подняв на и.о. директора глаза, мягко сказала:

— Очень красивые, спасибо. Но повода, вроде, не было?

— Я вас обидел, примите вместе с извинениями.

Я улыбнулась и весело произнесла:

— Вы меня напугали. Я подумала, ухаживаете, — и действительно расслабилась после его слов, ведь получив такой подарок, даже устрашилась, что... И думать не хочу!

— Че-е-ерт, уже забыл, как это делается. Сто лет не ухаживал за дамами, — сказал он, покачав головой.

Мы ехали в сторону офиса. Я отвернулась, разглядывая полную остановку народа.

Еще бы он не забыл, небось легкомысленные дамы сами вешались гроздьями — здоровый, сильный, умный и на красном «джипе». Ну прямо мечта гламурных и прочих милочек.

Поэтому я резко выдохнула:

— Ничего, вспомните. Это как ездить на велосипеде.

— Это ваше монаршее позволение ухаживать? — поддел он.

Ага, зацепило!

— Нет, сочувствие. Кстати, оно уже прошло, потому что, судя по заигрыванию, вы все уже прекрасно вспомнили.

— Люда, вам не тяжело разговаривать таким вредным тоном?

— Нет, в самый раз,— я развела губы в ехидной улыбке. — Увы, я не забыла, как едва попала на эту работу, вы накинулись на меня, обвиняя в предательстве и связи с врагами. И в дальнейшем сделали все от вас зависящее, чтобы мне жизнь сладкой не казалось. Так что не обессудьте, я не желаю вас видеть!

Взяв цветы, я принялась открывать дверь.

— Так вот в чем дело! Но вы, все же, приняли мои извинения? — спрашивая, он улыбался.

Слишком много улыбок. Обаятельный тип, когда не злится.

— Конечно, приняла, и спасибо за цветы, — я включила все свое обаяние. Пусть почувствует на себе, как сердца приличных женщин до аритмии доводить.

— Вам нужно улыбаться как можно чаще, — мягко, я бы сказала, нежно произнес Кевин и завел машину. Уезжая, он посигналил и снова улыбнулся.

Я ошеломленно посмотрела ему вслед. Что это все-таки было?