Июль 1842 г. В Петергофе полным ходом шла подготовка ко дню рождения императрицы, и пока карета княжны Репниной въезжала во дворец, её хозяйка, затаив дыхание, наблюдала за суетой, царящей вокруг. Вдалеке слуги под бдительным руководством француза Мерсье устанавливали иллюминацию, а дальше сооружали пьедестал, где должна была расположиться царская семья. Суетились все: садовники, приводящие в порядок кусты; повара, проверяющие жаровни, что собирали под открытым небом; офицеры, следящие за безопасностью… Натали смотрела во все глаза, с острым сожалением думая о том, что жизнь продолжала бить ключом, невзирая на её отъезд, в то время как для неё на этот год время остановилось, замерло, застыло вдали от двора и человека, которого она тщетно пыталась забыть все эти долгие двенадцать месяцев.
Натали могла признаться только самой себе в том, что чувство, которое она так силилась заглушить, в разлуке стало только сильнее, разъедая сердце ядом. Но честь и достоинство кричали, что следует держаться от дворца как можно дальше, и если бы не искреннее, полное мольбы письмо принцессы Марии, всё осталось бы по-прежнему… Натали страшилась возвращаться ко двору. Страшилась разговора с императрицей. Но больше всего страшилась встретиться лицом к лицу со своим личным демоном, которого с трудом загнала в преисподнюю, где ему самое место. Потому что любовь к цесаревичу была искушением дьявола, и в жизни её не имела места.
Натали честно пыталась забыть. Пыталась скорбеть по потерянному навсегда жениху, делать вид, что она — соломенная невеста, в один миг лишившаяся всего: и любви, и мужа. Но эта роль претила честной душе настолько, насколько вообще это было возможно. Натали пыталась уговорить себя, что письмо принцессы не стало той весточкой из внешнего мира, которой она не могла бы противиться. Пыталась заставить саму себя не дрожать от предвкушения, возвращаясь в Петербург, но сердце, будь оно неладно, не желало мириться с разумом, с каждой новой верстой ускоряя свой бег.
Взгляд Александра, полный тоски и сожаления, всё ещё стоял перед глазами, отдаваясь болью в груди, но тогда принятое решение было единственно верным. Теперь же, подъезжая к летней резиденции монархов, она замирала, боясь встретиться со своими страхами лицом к лицу. Слишком много времени утекло с последней встречи, и Александр давно не свободен, и сама она слишком много переосмыслила, чтобы вновь быть просто легкомысленной фрейлиной. Слёзы вскипали на глазах, от страха сжимало горло, но Натали, упрямо вздёрнув подбородок, подала руку слуге, выходя из кареты и поднимая взор к дворцовым окнам. Там, где-то в глубине, находился Александр, и впервые их отделяло всего несколько десятков метров, а не вёрсты и границы чужих государств…
— Мадмуазель Репнина, — её встречал один из чопорных камергеров её величества, имени которого Натали так и не смогла запомнить, — вас ждёт Её Величество.
— У меня есть возможность привести себя в порядок после дороги? — с достоинством спросила Натали, хотя сердце уже плясало в горле, заставляя голос дрожать.
— Императрица ждёт вас через полчаса, — ответил камергер. — Вас проводят в отведённые вам покои.
Коридоры, наполненные светом, суета и весёлый гомон, удивлённые взгляды и добродушные возгласы — всё это проходило мимо, не задевая, пока Натали шла за слугой, а в голове билась одна мысль: прогонят или позволят остаться? Сейчас, не видя Александра, но чувствуя его присутствие в каждом повороте коридора, в каждом солнечном блике на стекле, она готова была умолять, лишь бы позволили остаться. И, наскоро ополоснув лицо, даже не разглядев как следует отведённые ей комнаты, Натали поспешила к императрице, стараясь не сминать так сильно подол синего дорожного платья. Перед дверьми в императорские покои она остановилась, сделала глубокий вдох, расправила плечи и вошла с безмятежной улыбкой, сразу замечая Александру Фёдоровну, стоявшую у окна.
— Ваше величество, — присела в глубоком реверансе Натали, страшась поднять голову.
— Я рада видеть тебя, — раздался мягкий голос, и она поднялась, встречаясь глазами с той, кем искренне восхищалась долгие годы. — Надеюсь, твоя скорбь стала меньше, раз ты решила вновь украсить наш двор своим присутствием.
— Признаться, моя скорбь давно утихла, — осторожно ответила Натали, распрямляясь. — Но лишь письмо принцессы Марии напомнило, что моё место при дворе.
— Твоё место всегда было здесь, и ты прекрасно это знаешь, — сказала императрица, пристально глядя в смятённое лицо. — А твоё сердце… Покидало ли оно дворец?
Натали вздрогнула и подняла прямой и честный взгляд на Александру Фёдоровну, но та смотрела с безмятежной улыбкой, застывшей на прекрасном лице.
— Моё сердце, ваше величество, не имеет власти над моим разумом. А мой разум удерживал меня вдали от дворца весь этот год.
— Достойный ответ, — кивнула императрица, вновь обращая взгляд в окно. — Нам всем тебя не хватало.
— Смею надеяться, что мой отъезд не повлёк за собой ничьих разочарований, — тихо сказала Натали.
— Ты знаешь, что это не так, — откликнулась Александра Фёдоровна. — Но скажи мне одно, и, замечу сразу, от твоего ответа зависит твоё пребывание во дворце: с какой целью ты вернулась?
— Я вернулась по просьбе принцессы Марии, — твёрдо ответила Натали, вздёрнув подбородок. — Ежели вы скажете, что моё пребывание здесь нежелательно, я тотчас покину Петергоф, чтобы никогда более не появляться при дворе.
— Молодость слишком категорична, — с грустной улыбкой заметила императрица, оборачиваясь к Натали и пристально разглядывая яркий румянец, вспыхнувший на щеках, и блестящие от непролитых слёз глаза. — Скажи мне честно, Натали, чтобы более мы не возвращались к этому разговору: ты усмирила чувства, которые могут помешать выполнять свои обязанности?
— Мой разум полностью мне подвластен, — смиренно опустила голову Натали, ощущая, как в груди ширится и растёт пустота, поглощая надежду.
— А сердце? — тихо спросила Александра Фёдоровна.
— А сердцу я не в силах приказать, — прошептала Натали в смятении.
— Я лишь надеюсь, — спокойно отозвалась императрица, подходя ближе и беря холодные ладони Натали в свои, — что ты сумеешь усмирить свои эмоции.
— Я никогда не причиню боль принцессе Марии, — с затаённой горечью прошептала Натали, — и сделаю всё, что в моей власти, чтобы обуздать зов сердца.
— Ты всегда была благоразумна. — Александра Фёдоровна слегка сжала её руки, заставляя взглянуть прямо в глаза. — Я надеюсь на твоё благоразумие и сейчас.
— Конечно, ваше величество, — прошептала Натали, пытаясь сдержать отчаяние, рвущееся наружу.
— Мы очень рады, что ты вернулась, Натали, — мягко сказала императрица, давая понять, что аудиенция окончена.
— Спасибо, ваше величество, — пробормотала Натали, приседая и выходя из покоев. И только оказавшись в коридоре, она смогла перевести дух, поняв, что всё это время дышала вполсилы. До своих покоев Натали шла, словно в тумане, машинально кивая на приветствия и улыбаясь, видя знакомые лица. Она почти дошла до двери, когда услышала роковое и изумлённое:
— Натали!
Внутри всё замерло, отказываясь поверить, и Натали с трудом обернулась, не поднимая глаз, видя приближающуюся к ней до боли знакомую фигуру в мундире Преображенского полка. Присела в реверансе, медленно выпрямилась и только тогда позволила себе посмотреть в лицо, что являлось во снах каждую ночь.
Александр ничуть не изменился: тот же взгляд, ищущий, тревожащий, та же улыбка, искренняя, светлая, и тот же твёрдый разворот плеч.
— Вы ли это? — спросил он хриплым, отчаянным голосом.
— Я так изменилась за год, ваше высочество, что вы меня не узнаёте? — попыталась она пошутить, хотя комок, вставший в горле, мешал внятно говорить.
Александр потянулся было к её руке, но застыл в нерешительности в нескольких сантиметрах. Натали грустно улыбнулась, надеясь, что глаза не выдадут то, что бушует сейчас в душе.
— Я рада вас видеть, — наконец вымолвила она, вновь приседая. — А теперь прошу меня извинить: мне надо готовиться к вечеру, а я до сих пор в дорожном платье.
— Я буду рад вас видеть на балу, — склонил голову Александр. — Без вас двор был пуст.
— Рада это слышать, ваше высочество, — ответила Натали. — Смею заметить, моя жизнь не отличалась разнообразием вдали от дома.
— Моя жизнь тоже была лишена красок последний год, — голос цесаревича мягко вибрировал, задевая потаённые струны в её душе.
— Простите, ваше высочество, — поспешила ответить Натали, чувствуя, что не в силах слушать продолжение желанного признания, — но мне действительно пора готовиться к вечеру.
— Не смею вас задерживать, — склонил он голову, провожая долгим задумчивым взглядом.
Но был ещё один визит, который просто обязана была нанести фрейлина Репнина до бала. И к новой двери она подходила со смешанными чувствами. Принцесса Мария действительно была той, кого она считала своей подругой и искренне жаждала встречи. Вот только сама Натали считала, что предаёт эту дружбу одним своим присутствием, и ничего с этим чувством поделать не могла. Поэтому она глубоко вздохнула, прежде чем войти в покои принцессы, хотя, стоило увидеть её горящий взгляд и искреннюю улыбку, как все сомнения тут же развеялись.
— Натали! Как я рада тебя видеть! Мой Бог!
Мария подлетела к Репниной, заключая её руки в свои и окидывая взволнованным взглядом. За прошедший год фигура Марии приобрела приятную округлость, а лицо словно озарилось внутренним светом, свойственным замужним женщинам. И все эти изменения Натали с затаённым сожалением отметила, чувствуя, как прибавляется на сердце шрамов. Нет, она желала подруге счастья, но, быть может, подспудно мечтала о том, чтобы та была так же несчастна. В этом постыдном желании она с трудом признавалась сама себе, корила себя за него, но даже на исповеди не смогла бы покаяться.
— Я так рада видеть тебя! — повторила Мария, светясь от счастья. — Без тебя мне было так тяжело, никто не любит, не понимает, не чувствует меня так, как ты!
Мария увлекла Натали к банкетке, усадила и принялась расспрашивать о жизни за границей и о том, как прошёл этот год. И только видя, что Натали устало кивает, спохватилась, поднимаясь.
— Я совсем заболтала тебя, — сокрушённо сказала Мария, — а ведь ты до сих пор не переоделась! Иди, готовься, вечером я сообщу все-все сплетни за последний год, и мы вместе посмеёмся!
К себе Натали возвращалась, почти не чуя ног. Слишком много встреч, разговоров, слухов и мыслей поселилось в голове. До бала оставалось шесть часов, и она, не помня себя от усталости, едва позволила себя раздеть и упала в постель, забывшись беспокойным сном. Проснувшись с лёгкой головной болью, Натали поначалу не могла понять, где находится, вглядываясь в балдахин, терявшийся в полумраке. Постепенно голоса слуг в коридоре вернули к реальности, а следом пришло воспоминание о мимолётной встрече с Александром. В груди сладко заныло — стоило представить, что сегодня удастся увидеть его, услышать его голос, находиться так близко, но в то же время так далеко. Она обещала императрице, что эмоции не возьмут верх. Она ценила дружбу принцессы Марии. И конечно, могла взять себя в руки!
Спустя два часа Натали поняла, что никогда ещё так жестоко не ошибалась. Бал, вылившийся в сады Петергофа, набирал обороты. Пары прогуливались между фонтанов, а в распахнутых настежь дверях то и дело мелькали силуэты танцующих. Яркие фонтаны шутих, фейерверков, иллюминаций вспыхивали в разных углах обширного парка, то и дело заставляя останавливаться и замирать в восхищении. Натали и Мария стояли на ступеньках, обмахиваясь веерами, — после духоты бального зала на обнажённые плечи опустилась долгожданная прохлада.
— Как красиво! — прошептала принцесса, не сводя глаз с распускавшихся в небе цветов. — Фейерверки на день рождения её величества всегда прекрасны. Правда же?
— Да, — улыбнулась Натали задумчиво. — Два года назад, по крайней мере, было так же так красочно.
— Ох, ты же пропустила прошлогодний праздник! Прости, ведь в это время ты была в трауре, а я, глупая, как всегда говорю что-то невпопад.
— Ваш русский стал почти идеальным, — с улыбкой ответила Натали, уходя от скользкой темы. — Кто же был вашим учителем?
— О, — мило смутилась Мария, — Александр Николаевич охотно давал мне уроки.
— Правда? — улыбка разом задеревенела. — Вижу, он отличный учитель.
— Вы знаете, — принцесса склонилась к Натали, прячась за веером, — если бы его высочество был хотя бы вполовину меньше занят, я осилила бы язык быстрее. Но теперь у меня есть вы! И вы поправите пробелы в моём образовании!
— О каких пробелах идёт речь? — От звука его голоса по позвоночнику вниз устремились колючие мурашки. Натали надеялась, что выглядит безмятежно и спокойно, хотя внутри бушевал ураган. Она кожей ощущала, как он обходит их и берёт руку Марии в свои, поднося к губам.
— Я рассказывала княжне о том, как вы помогаете мне выучить язык. — При виде супруга Мария расцвела, не сводя с него нежного, светящегося любовью взгляда.
— Но между тем, — неспешно повернулся к Натали Александр, — вы говорите о пробелах.
Она протянула руку буквально через силу, заставляя думать себя о чём угодно, только не о том, как его губы прожигают пальцы сквозь атлас перчатки.
— Вы слишком много работаете, — капризно вздохнула Мария, и тут же непосредственно улыбнулась. — Теперь ваше место займёт Натали!
— Ваше высочество, боюсь, я никогда не смогу занять место Александра Николаевича, — с трудом разлепила пересохшие губы Натали, осторожно освобождая ладонь из руки цесаревича, который задержал её на мгновение дольше, чем требовалось.
— Я опять сказала что-то не то, — удручённо покачала головой Мария. — Простите меня.
— Ну, что вы! — воскликнула Натали. — Это я, возможно, придаю слишком много значения смыслу слов, когда можно ограничиться тем, что лежит на поверхности.
— Жемчуг можно найти только на глубине, — заметил Александр.
— А можно и утонуть, ныряя за ним, — небрежно пожала плечами княжна, равнодушно отворачиваясь. Сердце было готово выскочить из груди, и каждый новый вдох давался тяжелее предыдущего. В этот момент раздался оглушительный грохот, и всеобщее «Ах-х-х!» разнеслось по парку. Мария захлопала в ладоши и взяла за руку Александра, едва-едва коснувшись виском его плеча. Но в этом жесте было столько интимного, нежного, что Натали задохнулась, поднимая в небо слезящиеся глаза.
— Я, наверное, никогда не устану восхищаться этой красотой! Дома никогда такого не было видно. Ох, совсем забыла! Я же обещала вальс Жуковскому!
— Уверен, он вас простит, — улыбнулся Александр. Но, стоило Марии опустить голову, раскрывая карнэ[1], как его взгляд нашёл Натали, словно пытаясь без слов рассказать обо всём, что творилось на душе.
— Нет-нет! — вздохнула Мария счастливо. — Я же точно помню, что он просил станцевать с ним, ведь ему скоро уезжать к невесте.
— К невесте? — удивилась Натали.
— Да, — хмыкнул Александр, — наш Василий Андреевич решил остепениться.
— Ну, пойдём же, Натали, — потянула за руку Мария, — Василий Андреевич уже заждался, точно!
— И вы оставите княжну в одиночестве? — с притворным негодованием спросил Александр. Мария остановилась и нахмурилась.
— Ну, что за ерунда! — фальшиво рассмеялась Натали. — Я найду кого-то из знакомых и совершенно не буду скучать, пока вы танцуете, уверяю вас!
— Я знаю выход! — хитро улыбнулась Мария. — Александр Николаевич пригласит вас на вальс.
— Не стоит утруждать цесаревича, — сделала последнюю попытку отказаться Натали, обречённо понимая, что само провидение толкает сегодня её в его руки.
— Поверьте, я буду только рад скрасить ваше одиночество, — учтиво заявил Александр, улыбнувшись уголком губ. Принцесса кивнула:
— Ну вот, что я вам говорила? А теперь поспешим, я не хочу заставлять Василия Андреевича ждать.