–Как смел ты, презренный суккуб, прятать ее от меня так долго?
– Вызвали меня, Повелитель?Лилиявошла в покои Берита и покорно опустила глаза. Она не отважилась смотреть надемона в его нынешнем состоянии. Таким разъяренным она не видела его уж
Марианнеказалось, что прошла целая вечность с тех пор, как ее бросили в каменный мешок.За все долгие часы только лекарь Берита приходил, чтобы смазать бальзамом еераны. Но она даже не пошевелилась. Устала. Ей очень хотелось спать. И безумнонравилось это чувство, давно забытое человеческое желание просто поспать. Илиэто зелье Ибрагима запоздало подействовало на нее. Бальзам лекаря облегчилболь, и Марианна закрыла глаза. Ее встревожил лязг замков и топот ног. Безпредупреждения, стражи в черных одеждах вошли в помещение и подхватили ее подруки, поставили на колени. Пленница с ужасом понимала
Явспоминаю, как переступила порог своего дома и радостно закричала. Меняпереполняли дикие чувства восторга и счастья. Я еще по наивности и незнаниюпредполагала, что меня здесь ждали, что мне рады. Я даже не предполагала, какойкошмар меня здесь ждет, что я попала в свой личный, персональный ад. Я ещерадовалась жизни и вопила как ребенок. В доме было поразительно тихо. Слугиизбегали меня, а Криштоф шел по пятам как пес. Он даже начал меня раздражать.Когда я захотела пойти к себе в комнату, он преградил мне путь и сказал, чтоотныне я буду жить в левом крыле дома. Я рассмеялась ему в лицо. Мн
Я незнаю, сколько времени прошло, я сидела на полу и смотрела в одну точку. Моесердце обливалось кровью. Я оплакивала Самуила. Не себя, не мою разбитуювдребезги любовь, а того, кто всегда был для меня примером мужества и верности,примером вечной любви. А еще я знала, что меня подставили, меня не простоподставили, а швырнули в мясорубку. Кто-то, дьявольским образом похожий наменя. И вдруг я вспомнила, как в замедленной пленке, вспомнила того типа –Романа. Он ведь принял облик моего отца. Как их назвала Настя? Хамелеоны. СлугиАонэса. И эта тварь, из-за которой мои кости все еще ломит от бол
Вечервыдался настолько пасмурным и снежным, что из моего маленького окошка было невидно даже подъездную дорожку. Я слышала, что в доме происходит странная суета,все бегают, звенит посуда на кухне. Я прислушивалась ко всем звукам в доме ипоняла, что у нас гости и, наверное, очень важные. Наверняка партнеры Ника изЛондона. Сейчас я уже не часть его жизни и вскоре и вовсе не буду знать, чемзанимается мой муж. Раньше он посвящал меня во все дела. Он говорил, что любит,когда рядом с ним умная женщина, а не разодетая кукла. Полноценный партнер,который при надобности может и его заменить, и дать
Ялежала в сене и чувствовала себя опустошенной, вывернутой наизнанку и политойгрязью. Все, что Ник мне сейчас сказал, резало сильнее, чем нож, больнее, чемплети. Я не знаю, как эта без
Никввалился в спальню, окровавленный, обезумевший он зарычал, глядя на любовницу.Его облик напоминал зверя после кровавого пиршества. Его взгляд обезумел. Онразрезал вену и посыпал в нее красный порошок, а потом разнес все в комнате вщепки. Любовница смотрела на него в полном недоумении, приподняв тонкие бровки,она как раз подпиливала ногти возле зеркала. Николас упал возле постели изакричал. Громко, как смертельно раненный зверь, снова порезал вену уже надругой руке и высыпал целый пакетик.
Владосторожно, как хрупкую стеклянную статуэтку, взял Марианну из рук Криштофа. Егобольшие сильные руки тряслись, лицо исказила боль, слезы текли по щекам.Безвольная рука дочери свисала, как у сломанной куклы, на ней виднелись синякии ссадины. Влад закрыл глаза и сжал челюсти. Он внес Марианну в салон самолетаи прижал к себе.
Сейчас,сжигая в камине листы своего дневника, я заново переживала все, что с намипроизошло, и понимала, что это было неизбежно для нас с мужем. Мы научилисьжить совсем по-другому, мы научились любить, а не гореть от страсти. Теперь ямогла верить в вечность с ним рядом, а он больше не сомневался в моих чувствах.Мы никогда не вспоминали о прошлом, но помнили о нем всегда. И это укреплялонашу любовь. Ник изменился, нет, он не перестал быть негодяем, он не стал вдругслишком нежным и покладистым, он просто изменился, ради меня, ради Сэми. Длянас он стал заботливым, любящим мужем и отцом, а для
КогдаМарианна вышла, Ник отшвырнул телефон и снова жадно ощупал каждое вырезанное еюслово, он словно боялся, что пропустил что-то, не заметил. Ничего, толькослова. Нащупывая каждую царапину, Ник улыбался, он вспомнил как когда-то давно,по дороге в Лондон, они играли в похожую игру. Марианна переводила фразы наразных языках. Тогда все только начиналось, и он воспринимал ее, как угловатогоподростка, который стопудовой гирей висел у него на ногах и мешал заниматьсясерьезными делами. Как быстро она превратилась в его вселенную, заменила емуцелый мир и стала самой желанной женщиной из всех, чт
Сегодняприезжал профессор, и я уже воочию видела Сэми. Точнее, его изображение наэкране. Он показался мне безумно красивым. Доктор говорил, что Сэми вот-вотпоявится на свет, что остались считанные недели, и поэтому мне стоитвнимательно следить за своим состоянием и при любых изменениях немедленнопосылать ему сообщение. Ник впервые присутствовал при осмотре, и я видела, какменяется его выражение лица, когда врач говорит о ребенке. В уголках его губпрячется гордая улыбка. Как я могла сомневаться в том, что этот страшный хищникможет любить ребенка. Своего ребенка. Ник открывался мне еще с од
Каждыйшаг давался мне с огромным трудом, словно на ногах стопудовые гири. Всего-то –переступить порог дома. Чужого дома. Напомнила я себе. И я тут незваная гостья.Наш дом мой муж продал, не поинтересовавшись моим мнением. Теперь у него своежилье, своя крепость, в которой он спрятался, как зверь, зализывая раны. Я незнала, что меня ждет за этим порогом, и иллюзий уже не питала. Когда-то я сними распрощалась, вот так же переступив порог собственной тюрьмы. Меняраздирали противоречивые чувства – с одной стороны, я мечтала его увидеть, и отпредвкушения этой встречи у меня тряслись руки, а с д
Яслышала их голоса, но словно впала в некую прострацию. На меня надвигалосьнечто чудовищное, нечто огромное, удушающее своей силой. Я чувствовала, как этачернота поглощает меня всю. Я словно, видела себя со стороны. Себя и его. Какбудто внутри меня все перевернулось. Пазл сложился, все вернулось и выстроилосьв новую картину. Печальную, мрачную, но уже настоящую. Вот она, правда иистина. Нет, Ник не изменился, он изменил меня. Он заставил меня стать другой,не самой собой, он вывернул мою душу наизнанку, и я перестала его понимать ичувствовать как раньше. Словно, выбил у меня почву из-под н
Онасидела перед зеркалом и медленно подводила глаза ярко зеленым карандашом.Оранжевое и зеленое. Разве не прекрасное сочетание? В особенности с еекороткими рыжими волосами. Кем она станет для своего любовника сегодня?Блондинистой дурочкой, которую он привел в свой дом вот уже третий раз иносится с ней, как с хрустальной вазой? Или падшей, в которую демон заставлялее обращаться снова и снова. Почему он никогда не хочет, чтобы она была самойсобой? Разве она не красива? У нее идеальное тело. У нее шикарные волосы, и онаего любит, желает, сгорает от страсти. Почему он больше не хочет Лилию?
Желаниенапиться до беспамятства становилось невыносимым по ночам, когда стихали голосаи движение на дорогах. Когда он лихорадочно продумывал каждый свой шаг. Этопомогало отвлечься и забыться. Месть. Она грела душу. Он вынашивал еезаботливо, как мать носит под сердцем любимое дитя.
– Яне понимаю, зачем это нужно тебе, князь Мокану? Лючианоткинулся в кресле, поглаживая набалдашник трости и попивая из золотого кубкаконьяк. Демон любил вычурность и излишества в
Никшел пешком, такую машину как у него слишком легко заметить в таком маленькомгородке. Люди и так глазели на него с повышенным вниманием. Темные очки,дорогая одежда. Лоск видно за версту. Он нервничал, он нервничал так, что унего тряслись руки и подгибались колени. Несколько раз он даже порывалсяброситься обратно к машине и рвануть в аэропорт. Но на другую встречу временине будет. Или сегодня или уже никогда. Ник прислушался к собственным ощущениям,он искал ее запах среди множества других, и он нашел. Только тонкий аромат недоносился оттуда, откуда Ник ожидал его почувствовать. Он нахмур