Марианнеказалось, что прошла целая вечность с тех пор, как ее бросили в каменный мешок.За все долгие часы только лекарь Берита приходил, чтобы смазать бальзамом еераны. Но она даже не пошевелилась. Устала. Ей очень хотелось спать. И безумнонравилось это чувство, давно забытое человеческое желание просто поспать. Илиэто зелье Ибрагима запоздало подействовало на нее. Бальзам лекаря облегчилболь, и Марианна закрыла глаза. Ее встревожил лязг замков и топот ног. Безпредупреждения, стражи в черных одеждах вошли в помещение и подхватили ее подруки, поставили на колени. Пленница с ужасом понимала
Явспоминаю, как переступила порог своего дома и радостно закричала. Меняпереполняли дикие чувства восторга и счастья. Я еще по наивности и незнаниюпредполагала, что меня здесь ждали, что мне рады. Я даже не предполагала, какойкошмар меня здесь ждет, что я попала в свой личный, персональный ад. Я ещерадовалась жизни и вопила как ребенок. В доме было поразительно тихо. Слугиизбегали меня, а Криштоф шел по пятам как пес. Он даже начал меня раздражать.Когда я захотела пойти к себе в комнату, он преградил мне путь и сказал, чтоотныне я буду жить в левом крыле дома. Я рассмеялась ему в лицо. Мн
Я незнаю, сколько времени прошло, я сидела на полу и смотрела в одну точку. Моесердце обливалось кровью. Я оплакивала Самуила. Не себя, не мою разбитуювдребезги любовь, а того, кто всегда был для меня примером мужества и верности,примером вечной любви. А еще я знала, что меня подставили, меня не простоподставили, а швырнули в мясорубку. Кто-то, дьявольским образом похожий наменя. И вдруг я вспомнила, как в замедленной пленке, вспомнила того типа –Романа. Он ведь принял облик моего отца. Как их назвала Настя? Хамелеоны. СлугиАонэса. И эта тварь, из-за которой мои кости все еще ломит от бол
Вечервыдался настолько пасмурным и снежным, что из моего маленького окошка было невидно даже подъездную дорожку. Я слышала, что в доме происходит странная суета,все бегают, звенит посуда на кухне. Я прислушивалась ко всем звукам в доме ипоняла, что у нас гости и, наверное, очень важные. Наверняка партнеры Ника изЛондона. Сейчас я уже не часть его жизни и вскоре и вовсе не буду знать, чемзанимается мой муж. Раньше он посвящал меня во все дела. Он говорил, что любит,когда рядом с ним умная женщина, а не разодетая кукла. Полноценный партнер,который при надобности может и его заменить, и дать
Ялежала в сене и чувствовала себя опустошенной, вывернутой наизнанку и политойгрязью. Все, что Ник мне сейчас сказал, резало сильнее, чем нож, больнее, чемплети. Я не знаю, как эта без
Никввалился в спальню, окровавленный, обезумевший он зарычал, глядя на любовницу.Его облик напоминал зверя после кровавого пиршества. Его взгляд обезумел. Онразрезал вену и посыпал в нее красный порошок, а потом разнес все в комнате вщепки. Любовница смотрела на него в полном недоумении, приподняв тонкие бровки,она как раз подпиливала ногти возле зеркала. Николас упал возле постели изакричал. Громко, как смертельно раненный зверь, снова порезал вену уже надругой руке и высыпал целый пакетик.
Владосторожно, как хрупкую стеклянную статуэтку, взял Марианну из рук Криштофа. Егобольшие сильные руки тряслись, лицо исказила боль, слезы текли по щекам.Безвольная рука дочери свисала, как у сломанной куклы, на ней виднелись синякии ссадины. Влад закрыл глаза и сжал челюсти. Он внес Марианну в салон самолетаи прижал к себе.
Я задыхаюсь в мраке боли,Я задыхаюсь в бездне лжи.
Яприходила в себя долго и мучительно, рваными кусками. Я слышала голоса, а потомснова закрывала глаза и погружалась в свой кокон боли. Нет, не физической, мояболь была похожа на черную дыру, она засасывала меня глубоко вовнутрь изакрывалась, погружая меня в свою пучину. А потом снова эти голоса, навязчивыеи резкие, они мешали мне прятаться, они мешали мне в моем коконе, они постояннозвали меня наружу. И наконец-то я открыла глаза, голоса стихли. Больспряталась, затаилась, как хищный зверь, но я знала, что она рядом. Я еечувствовала, ею пропахло все вокруг. Я не понимала, где нахожусь, и м