Но смех мой быстро тает, тело окутывает истома, кровь по жилам бежит всё стремительнее. И всё, что я вижу, возбуждает ещё сильнее: и приоткрытые губы Вани, и его потемневший взгляд, и напряжённые мышцы. В плечо так и хочется впиться зубами, чтобы ещё сильнее погрузиться в хищный и сладостный танец вечной жизни, соперничество страсти. Не сдерживаюсь, и Ваня громко стонет, но не от боли: ему нравится! Очень нравится, когда я то покусываю его солоноватую кожу, то провинившейся кошкой зализываю розовые следы от своих зубов.
А мне безумно нравится, как он стонет! Я рассыпаюсь угольками от каждого звука, и внутри нарастает такой жар, что, кажется, я сейчас извергнусь, взорвусь, превращусь в расплавленную лаву. А человека Нины просто не станет, растает в огне, сгинет в искрах безумной страсти. Слышу свой крик и на грани яркого оргазма едва не теряю сознание. Крик перерастает в грохот, мир взрывается, рушатся стены…
Не сразу понимаю, что происходит. Тело после пика едва
Я сижу в кабинете Рогова и мрачно наблюдаю, как он барабанит пальцами по столу и буравит тяжёлым взглядом Ваню. Тот молчит и, скрестив руки на груди, смотрит на оперативника исподлобья.— То есть вы сбежали из своей части, нашли на дороге папку с этими, — постучал по стопке бумаг, — доказательствами и решили передать их Нине Ивановне? Я правильно понимаю?— Всё так, — спокойно произносит Ваня и указывает взглядом на папку: — Или я должен её был Мершикову отнести?— Нет, конечно, — строго отвечает Рогов. — Но не кажется вам, что передавать данные по уголовному делу судье по гражданским делам не совсем правильно? Точнее, совсем неправильно. Чего вы этим хотели добиться?— Ничего, — спокойно говорит Ваня. — Я нашёл папку и отнёс той судье, которую знаю. Думал, что Нина… Ивановна найдёт, кому её передать. Это всё.— Всё? — ухмыляется Степан Деомарович. — Ил
Отрываюсь от своих мыслей и поднимаю глаза на гостя. Он тихо переговаривается с Роговым, я не разбираю ни слова. Ваня сидит прямо, на отца не смотрит и ничем не выдаёт того, что знает его. Может, всё же не знает? Я могу спросить и увидеть в его глазах ответ, но… Вздыхаю и перевожу взгляд на Василия. Что мне известно? Имя, место службы в далёком прошлом и намёки. Рассматриваю мужчину, невольно пытаюсь найти схожесть с сыном.— Хорошо, — поднимается Рогов. — Забирайте своего парня.Вздрагиваю:— Своего парня?Перевожу взгляд на Ваню и хмурюсь. Он улыбается мне, даже подмигивает. Знает?— Ермолаев служит в его части, — приподнимает брови Рогов.Смотрю, как встаёт Ваня, отец выводит его из кабинета. Оба ведут себя так, словно чужие. Игра ли это? Но волнение за Ваню проходит. Что бы там ни было, парень не пострадает. Поворачиваюсь к Рогову:— Вы так просто его отпустили. А намекали на какую-
Звонит телефон. Не отрываясь от дела, прижимаю трубку к уху:— Нин, — обиженно говорит сестра, — ты обещала не опаздывать на мой день рождения!— Что? — рассеянно переспрашиваю и, вздрогнув, едва не роняю трубку: — День рождения?Смотрю на дату и холодею: так оно же сегодня!— Скоро буду, — обещаю, но понимаю, что уже ничего не успеваю.Собираюсь торопливо, зову Люду, помощница появляется в дверях, приваливается к косяку. За последние несколько дней из активной, пышущей здоровьем девушки даже она превратилась в слабое подобие человека. Вчера вышла судья после больничного, завтра ждём возвращения другой из отпуска, будет полегче. Всё ещё ужасно, но чуточку проще. Можно будет спать не четыре часа в сутки, а целых пять! Неслыханная роскошь, особенно если при этом успеемдобраться до кровати.— Собирайся домой.От моих слов на её лице появляется тень надежды, я же поднимаюсь из-за
Возвращаюсь за стол, игнорирую хитрые взгляды сестры. Какая беременность? С чего она это взяла? Я даже расхохоталась после её предположения. Из-за того, что затошнило от бокала вина? Так это усталость и пить не стоило на пустой желудок. И то нападение наверняка всё ещё аукается, не говоря о пережитом потрясении.Смотрю на Ваню и тут же отвожу взгляд: щёки горят, сердце стучит, кажется, в висках. Беременность бы всё усложнила. После ужина я собираюсь поговорить с парнем и прекратить эти отношения. Присаживаюсь за стол, а Леська остаётся стоять. Поднимает бокал и произносит:— Предлагаю тост. За родителей! — Поворачивается к папе и продолжает: — Если бы не было вас с мамой, не было бы и меня. Спасибо, что вырастили и воспитали! Всегда вместе, словно неразлучники — милые попугайчики. Даже если один из них больше ворчит, а вторая молчит, главное, что вы всегда вместе!— Леся, — перебивает насторожившаяся мама, — я уже достат
Раздаётся звонок, беру сотовый.— Нина Ивановна? — слышу отрывистый голос Рогова.— Что случилось? — настораживаюсь.До этого Степан Деомарович никогда не позволял себе позвонить по личному телефону вне рабочего времени, даже зная, что я ещё в суде.— Простите, что так поздно, — так же отрывисто, будто лающе, говорит Рогов. — Хотел сообщить, что уладил вопрос с чрезмерной самообороной…— Что? — непонимающе переспрашиваю я и выдыхаю: — Ах да…Я же нападающего без глаза оставила. Пришлось бы несладко, подай он на меня заявление. Возможно, менялишили быпремии, если не места. Рогов мне действительно очень помог, а я упустила этот важный вопрос из виду. Говорю:— Спасибо.— Не за что, — хмыкает он иронично, — считайте это ответным жестом на предоставление очень ценных сведений. Знаете, в этой папке действительно есть крючок
Сердце моё бьётся сильно и размеренно. Внизу живота всё горит, напряжённые бутоны розовых сосков торчат из белоснежной пены. Я послушно опускаю веки и задерживаю дыхание. Слушая хрипловатый голос Вани, провожу кончиками пальцев по своей коже.— Я касаюсь мочки твоего уха мягко-мягко, — шепчет Ваня, — будто задеваю случайно, но ты знаешь, что это не так. Я опускаюсь к шее и провожу языком по тонкой пульсирующей жилке. Приникаю жадно к ямочке у ключицы… Целую немного болезненно, хочу оставить след на твоей алебастровой коже…Я судорожно вдыхаю, а те места, о которых говорит Ваня, горят огнём, словно он и правда рядом, будто я действительно ощущаю прикосновение.— Скажи, тебе нравится? — спрашивает Ваня.Я задыхаюсь от желания рассказать, как на меня действует он сам и его игры, но не могу выдавить ни слова. Собираюсь с мыслями, говорю немного скованно:— Твой голос очень приятен, но мне немного неловк
Всё же осторожно высвобождаюсь, поправляю халат и беспокойно осматриваю тёмную лестницу. Даже так поздно кто-то мог нас увидеть. Я совсем потеряла голову, раз веду себя, как заигравшийся подросток с бушующими гормонами.— Нам нельзя больше встречаться, — не глядя на Ваню, говорю я. — Мы слишком разные, между нами пропасть. Пусть всё будет как раньше.— Нет, Нина. — В голосе Вани звенит сталь, и это настолько неожиданно, что я невольно поднимаю голову. — Обратного пути нет. Я долго колебался, прежде чем признаться. И мне было нестерпимо больно видеть тебя с другим мужчиной. Я знаю, что тебя гложет разница в возрасте, но для меня её нет, Нина. Я не чувствую между нами той пропасти, о которой ты говоришь. Она — лишь плод твоего воображения.— Этот плод документально подтверждён, — перебиваю я и вздыхаю: — Вань, ты удивительный! Мне действительно нравится с тобой… быть. Но подумай сам! Через десять л
Утром, умываясь, размышляю, не сменить ли зубную пасту. И как раньше не замечала, какая она противная? Просто ужасная! Не выдержав, выплёвываю пену и быстро прополаскиваю рот. Даже затошнило от этой гадости! Смотрю срок годности: вроде нормальный. Может, хранение неправильное? Иду на кухню, бросаю тюбик в мусорное ведро.— Доброе утро! — суетится мама. — Паста закончилась?— Испортилась, — отвечаю. — Как бы кто не отравился. Новую куплю.— Кофе будешь? — не отвлекаясь от сковородки, спрашивает она.— Ага, — киваю и опускаюсь на стул.Разминаю виски: голова гудит. До кофе я считаюсь лишь условно проснувшейся. Мама ставит передо мной дымящуюся чашку и замечает:— Ты очень бледная. Уверена, что не нужно показаться врачу? Позвонить Симону Лазаревичу?— Зачем ему звонить? — заходит на кухню отец.Целует маму и меня, опускается рядом. Я улыбаюсь:&md
Я смотрю, как Костя покачивается, как блестят его глаза, и понимаю, что сделала очередную глупость. Надевая туфлю, спрашиваю:— Когда вы ели в последний раз?— Вчера, — охотно отвечает он. — Утром выполнял поручения, чтобы отпустили в увольнительную, в обед бегал, искал командира… Надо было подписать бумагу. А ужин… — Он бросает жадный взгляд на стол: — Надеялсяперекуситьна свадьбе.— Горе луковое, — тащу его за руку к столу и усаживаю. Быстро накладываю в первую попавшуюся тарелку всё подряд, пихаю в руку мужчины. — Закусывайте быстрее! И побольше! — Он начинает жевать, а я сажусь напротив и, подперев рукой голову, смеюсь: — Не думала, что такой мускулистый и крупный мужчина «поедет» с одной маленькой туфельки…— Туфелька не такая уж маленькая, — жуя, замечает Костя.— Тридцать седьмой размер! — возмущаюсь я.
Ухмыляюсь: это он зря. Я лишь хотела наказать его, а теперь ещё и поиздеваюсь. Шанса не упущу и отыграюсь за испорченные новенькие туфли, в которых совсем не планировала ходить по гальке, чтобы нести молодым шампанское в роще невест. Это была работа свидетеля! Как и ещё сотня дел, которые мне пришлось переделать за Костика.Коварно улыбнувшись, нахожу фонограмму забытой песни, которую в юности обожала моя сестра. Свидетель наверняка и не слышал о такой. Протягиваю Косте один из двух микрофонов, а сама поворачиваюсь к гостям.— Как вы знаете, почти у каждой пары есть особенная песня, — с нежностью глядя на сестру, говорю я. — И у наших молодожёнов она, конечно же, тоже. Я приглашаю жениха и невесту на первый танец!Конечно, я рассчитывала сделать это гораздо позже, даже договорилась с певцом, что он исполнит эту композицию, но… Не считая того, что я сейчас повеселюсь, наблюдая за Костей, как он будет пытаться коверкать английские слова и
Сюрприз для ОлесиЯ смотрю на Нину, и сердце сжимается от любви. Какая же сестра красивая! Ангел… Ну ладно, очень строгий ангел с мечом правосудия в руках. Это платье ей так идёт! Невзирая на то, что молодые совершенно наглым образом устроили первую свадебную ночь в дороге, всё равно Нина — само совершенство! После того как я, матерясь, поправила макияж и причёску. И теперь, сидя за свадебным столом, я молча наслаждаюсь происходящим.Ваня нежно смотрит на жену, держит её руку, не отпуская ни на секунду. Даже в туалет водил сам, благо согласился постоять у двери. Я умильно качаю головой: совершенно непробиваемый парень. И да… Я чуточку завидую сестре. Её счастью, её удаче. В неё влюбился такой замечательный человек. Уверенный, сильный, настойчивый. Он и раньше был таким, а после армии эти черты ещё и усилились. Узнав, что Ваня родной сын уважаемого офицера, я не удивилась. Стало понятно, в кого у парня такое стремление
Я просыпаюсь и, зевая, сладко потягиваюсь. В комнате темно и тихо, лишь тикают часы. Приподнимаюсь и оглядываю пустую кровать, вколыбельке дочки тоже нет. Улыбаюсь и, сунув стопы в тапочки, топаю в другую комнату. Так и есть!Муж, развалившись на диване, похрапывает, а дочка, раскинув ручки и ножки, тихонечко посапывает на его животе. Прислоняюсь к косяку и любуюсь идиллией. Ваня, словно почувствовав мой взгляд, просыпается и, щурясь, смотрит на меня.— Доброе и очень раннее утро, любимая. Танька ночью проснулась, я её покачал тут, чтобы тебя не будить. И она меня усыпила.Голос его спросонок звучит чуточку хрипло, и это очень заводит. По телу моему будто молния пробегает, между ног становится жарко и влажно, дыхание сбивается. Я прислоняю указательный палец к губам и тихонькокрадусь к сладкой парочке, осторожно беру ребёнка на руки и несу в спальню, укладываю в колыбельку и, убедившись, что дочкакрепко спит, возвращаюсь.На ходу с
Моей жених смеётся и подхватывает меня на руки:— Не понравилось? А я слышал, ты мечтала о стриптизёре-пожарном!— Ты что делаешь? — ахаю я и стягиваю ворот халата на шее. — Плохая приметаувидеть невесту до свадьбы!— Правда? — искреннеудивляется Ваня. — Мне кажется, плохая примета не видеть ту, на ком собираешься жениться. Мало ли коговстретишьу алтаря! Сюрприза можно и не пережить.— Да я не о том, — смущаюсь я. — Нельзя видеть наряд невесты.— Наряд? — Ваня перестаёт улыбаться, взгляд его темнеет. Шепчет: — Ты собралась замуж выходить в этом? Весьма необычно! И уж точно незабываемо.Кивает на виднеющуюся подвязку. Я одёргиваю халатик и мотаю головой.— Нет, конечно. То есть да, но будет ещёиплатье.Поглядываю на шкаф, который, хвала всем богам, закрыт. Ваня опускает меняи, удерживая за талию одной рук
В комнату влетает растрёпанная фурия, и я вздрагиваю:— Кто ты? И куда дела мою сестру?— Очень смешно! — фыркает Олеся и пытается пригладить взъерошенные от волнения и нервных метаний волосы. Окидывает меня возмущённым взглядом: — Ты ещё не одета?!— Это как посмотреть, — ухмыляюсь я и бросаю горделивый взглядв большое зеркало. — Бельё, которое подарила мне сестрёнка, такое красивое, что я думаю — может, мне так к жениху выйти?— Издеваешься? — Олеся запускает пальцы в свои волосы, и мне становится ясно, что с причёской у неё будет бардак, пока я не выйду из дома. — Там выкуп уже вовсю идёт! Девчонки продержат сватов как можно дольше, нет проблем! Но ты же не хочешь опоздать на регистрацию? Или передумала замуж выходить?— Хм, — глажу чуточку выступающий животик. — Тут без вариантов, если тебе дорог друг детства. Папа до сих пор на Ваню волком смотрит, как ви
Рогов замирает, в распахнутых глазах его замечаюудивление, по моим пальцам струится горячая кровь. Лжедоктор не видит гвоздя, принимая хрипы раненого за любовные стоны, продолжает лыбиться. Я тихо выдыхаю, радуясь, что помню лекции по самообороне и не промахнулась с ударом, нашариваю у Рогова пистолет. Надеясь, что преступник не заметит, взвожу курок.Но звук получается слишком громким, а тело Рогова сползает с дивана. Лжедоктор напрягает руку, и я, понимая, что не успею выстрелить первой, замираю на миг. Звук выстрела, и я недоумеваю — боли нет. Преступник же, прижав руку к груди, падает, а в окна и вдверь врываются люди в масках. Я недоумённосмотрю на подбегающего ко мне Ваню, роняю пистолет и, прижав руки к губам, сдерживаю рыдание.Ваня падает передо мной на колени, быстро ощупывает.— Нина, Нина! — кричит. — Ты не ранена?— Смотри, — шепчу немеющими губами. — Он убит. Это твой отец…
Ругаю себя, что так опрометчиво доверяла оборотню в погонах. Идеальная репутация и нарочитая неподкупность восхищали меня. Сейчас же, думая об этом, поражаюсь, как могла не замечать очевидного? Нет идеальных людей! Их не существует. А если ты встречаешь такого, то стоит насторожиться: человек, который играет в доброго супергероя — отличный актёр,и только. Но Степан Деомарович, судя по рассказу Василия, долгие годы оттачивал своё мастерство, неудивительно, что я поддалась очарованию «защитника». А защищал Рогов лишь свои интересы, сейчас я это осознаю.Иду медленно, опускаюсь на тот самый продавленный диван, поднимаю взгляд на расположившегося напротив оперативника. Степан Деомарович смотрит своими тёмными блестящими глазами — такими обманчиво добрыми и честными! — и улыбается. А у меня мороз по коже ползёт, и волосы на затылке льдом стягивает. Не выбраться нам отсюда! Точно не выбраться!— Что-то хотите мне сказать, Нина Иванов
Холодею при мысли, что мне на самом деле очень повезло. Что могло помешать оперативнику, например, «случайно» задеть меня пулей так, что я бы за несколько минут истекла кровью? Уверена, для опытного оперативника не составило бы труда это сделать. Я была в двух шагах!— Иван отличный парень, — неожиданно меняет тему Василий. — Веришь ли, как увидел его в военкомате, сразу узнал. У меня сердце кольнуло, хотя никогда не жаловался на эту мышцу. — Вздохнул и тихо продолжил: — Будто на себя в молодости посмотрел. Поговорил с кем надо, чтобы ему один хороший человек предложил особую службу.— Подождите, — хмурюсь я. — Говорите, что впервые увидели Ваню в военкомате?— Да, — отвечает Василий. — В тот день я приехал в ваш город, чтобы встретиться с Мершиковым, но столкнулся с этим парнем. — Он замолкает на мгновение, слышу вздох. — Словно в зеркало посмотрел и не смог снова отвернут