Сердце моё бьётся сильно и размеренно. Внизу живота всё горит, напряжённые бутоны розовых сосков торчат из белоснежной пены. Я послушно опускаю веки и задерживаю дыхание. Слушая хрипловатый голос Вани, провожу кончиками пальцев по своей коже.
— Я касаюсь мочки твоего уха мягко-мягко, — шепчет Ваня, — будто задеваю случайно, но ты знаешь, что это не так. Я опускаюсь к шее и провожу языком по тонкой пульсирующей жилке. Приникаю жадно к ямочке у ключицы… Целую немного болезненно, хочу оставить след на твоей алебастровой коже…
Я судорожно вдыхаю, а те места, о которых говорит Ваня, горят огнём, словно он и правда рядом, будто я действительно ощущаю прикосновение.
— Скажи, тебе нравится? — спрашивает Ваня.
Я задыхаюсь от желания рассказать, как на меня действует он сам и его игры, но не могу выдавить ни слова. Собираюсь с мыслями, говорю немного скованно:
— Твой голос очень приятен, но мне немного неловк
Всё же осторожно высвобождаюсь, поправляю халат и беспокойно осматриваю тёмную лестницу. Даже так поздно кто-то мог нас увидеть. Я совсем потеряла голову, раз веду себя, как заигравшийся подросток с бушующими гормонами.— Нам нельзя больше встречаться, — не глядя на Ваню, говорю я. — Мы слишком разные, между нами пропасть. Пусть всё будет как раньше.— Нет, Нина. — В голосе Вани звенит сталь, и это настолько неожиданно, что я невольно поднимаю голову. — Обратного пути нет. Я долго колебался, прежде чем признаться. И мне было нестерпимо больно видеть тебя с другим мужчиной. Я знаю, что тебя гложет разница в возрасте, но для меня её нет, Нина. Я не чувствую между нами той пропасти, о которой ты говоришь. Она — лишь плод твоего воображения.— Этот плод документально подтверждён, — перебиваю я и вздыхаю: — Вань, ты удивительный! Мне действительно нравится с тобой… быть. Но подумай сам! Через десять л
Утром, умываясь, размышляю, не сменить ли зубную пасту. И как раньше не замечала, какая она противная? Просто ужасная! Не выдержав, выплёвываю пену и быстро прополаскиваю рот. Даже затошнило от этой гадости! Смотрю срок годности: вроде нормальный. Может, хранение неправильное? Иду на кухню, бросаю тюбик в мусорное ведро.— Доброе утро! — суетится мама. — Паста закончилась?— Испортилась, — отвечаю. — Как бы кто не отравился. Новую куплю.— Кофе будешь? — не отвлекаясь от сковородки, спрашивает она.— Ага, — киваю и опускаюсь на стул.Разминаю виски: голова гудит. До кофе я считаюсь лишь условно проснувшейся. Мама ставит передо мной дымящуюся чашку и замечает:— Ты очень бледная. Уверена, что не нужно показаться врачу? Позвонить Симону Лазаревичу?— Зачем ему звонить? — заходит на кухню отец.Целует маму и меня, опускается рядом. Я улыбаюсь:&md
Отвлекаюсь на стук в дверь.— Нина Ивановна, к вам Ермолаева.— Пусть заходит, — набивая текст, отвечаю машинально.Отписываю дело, но думаю об информации, которую щедро вывалил на меня Рогов. Надо бы навестить Светлану. Кажется, она искренне меня ненавидит, только не понимаю за что: я Мершиковой помогала и поддерживала столько, сколько мы знакомы. Она же, прикрываясь мандатом мужа, попыталась скрыть наркотики на заводе. Понятно, что Мершиков оформил предприятие на жену, чтобы официально не иметь активов, но был ли он замешан в деле с самими наркотиками, следователи не уверены.По документам, которые принёс мне Иван, следователи нашли свидетелей, и всплыли новые факты. Похоже, то страшное происшествие —злая насмешка судьбы. Кладовщик принёс со склада не ту коробку. Случайно среди сотен других выбрал именно ту, что за безобидной накладной скрывала наркотики. Возможно, кто-то «помог» опасному веществу попасть в руки кладо
Сбегаю по лестнице в нетерпении: права ли я в своих предположениях? Сердце бьётся так, будто я не со второго этажа спустилась, а поднялась на десятый. Киваю охраннику, который приглянулся Женьке, и выскакиваю из здания. У дверей какое-то столпотворение, я с трудом просачиваюсь сквозь толпу. Времени на разговор с Ваней мало, но я мгновенно забываю об этом при виде его самого.Высокий, длинноногий и широкоплечий, он великолепно смотрится в любой одежде, но я не могла и представить, как ему идёт строгий костюм-тройка. Белоснежная рубашка и идеально завязанный галстук, который можно увидеть лишь на успешном бизнесмене, но передо мной стоит соседский парень Ваня. Протягивает мне букет алых роз и улыбается так нежно, что сердце замирает. Машинально беру цветы, смотрю на парня недоумённо:— Зачем это?— Просто захотелось тебя порадовать, — отвечает он и, поцеловав меня в щёку, уходит.— Эй! — возмущаюсь я. — А обещание?
Неторопливо опускаюсь, запрокидываю голову, неотрывно глядя в его глаза. Руки мои касаются пряжки ремня на брюках. Ваня судорожно втягивает воздух. Уголки губ его подрагивают, кадык дёргается. Парню явно нравится эта игра, и я смелее расстёгиваю ремень. Медленно вытягиваю его из шлёвок и шутливо несильно хлопаю Ваню по бедру:— Придётся тебя наказать.Ваня сжимается, глаза его темнеют, а брюки у моего лица оттопыриваются так сильно, что я не сдерживаю довольной улыбки. До сих пор он доминировал в постели, но сегодня я хочу иного.Слегка наклоняю голову набок и лукаво смотрю исподлобья. Медленно приоткрываю рот и, почти касаясь губами ткани брюк, шепчу:— Какое же наказание придумать?Ваня не сдерживает стона, прожигает жадным взглядом, рычит:— Нина…Я качаю пальчиком и прикасаюсь имк своим губам:— Тсс. Я не разрешала тебе говорить.Поднимаюсь медленно, прижимаясь к Ване, провожу гру
Симон Лазаревич с улыбкой смотрит на меня, снимает старинный, видавший виды тонометр, затем хитро косится на Ваню:— А этот молодой человек ваш…— Сосед, — говорю.— Мужчина, — одновременно произносит Ваня.Скриплю зубами и чувствую, как опалило щёки. Доктор понимающе усмехается и продолжает:— Мне кажется, я знаю причину недомогания, но подождём результата анализов. Придётся вам провести ночь здесь.— Хорошо, — киваю.Ваня отвечает на звонок и отходит в сторону. Слышу его приглушённое:— Да, звонил. Ниночке нехорошо стало, я отвёз её в больницу. Будь другом, потуши свечи в квартире родителей. Я кое-что погасил, но там ещё много. Как бы пожара не случилось. Да, я сильно испугался, Нина была такая бледная.Я с трудом отвожу взгляд от его спины и хмурюсь.— Семён Лазаревич, не слишком ли долго я не могу избавиться от последствий отравления хлором? Я
Ваня смотрит прямо, не моргает, не улыбается, взгляд гнетущий. Думаю, это можно считать за «да». Вздыхаю тяжело и поджимаю губы. Вот и отгадка.— Интересно, значит, некто знал, что на самом деле произошло, но в то время не стали выводить преступника на чистую воду. Интересно почему? — Ваня, конечно, молчит. — А теперь вдруг решили поиграть в рыбака и рыбалку? И как же ты «договорился» с Мершиковым, если он был наживкой?— Я защищал Мершикова, Нина, — наконецговорит Ваня. — Это было моё задание. Рассказать об этом никому не мог, так как был под присягой. И ослушаться не в силах. Помнишь, я легко и незаметно пробрался к вам в суд? И даже стереть видеозаписи с…— Стой-стой, — перебиваю его. — То есть Фёдор Петрович служил приманкой добровольно? — Нервно хохотнув, качаю головой.— Эта гнида, зная, что его защищает государство, решил воспользоваться тем, что вы подтё
Просыпаюсь и вижу, что Ваня ещё рядом. Лежит на самом краешке, мило сложив губы трубочкой, посапывает. Боже, совсем как мальчик! Но жизнь продемонстрировала, кто из нас большийребёнок. Я, казалось, уже давно взрослая, вела себя по-детски. Переживала, что скажут люди, когда увидят нас вместе, ждала чьего-то одобрения, слов «хорошая девочка», которых никогда не последует.Улыбаясь, пропускаю сквозь пальцы гладкие пряди мягких волос Вани, а он усмехается и, прищурившись, смотрит на меня. Шепчет:— Доброе утро, любимая.У меня перехватывает дыхание, щёки горят, по груди растекается лава, а на глаза наворачиваются слёзы. Отворачиваюсь и бормочу:— Да что же такое?! Слёзы словно сами текут. — Вытираю мокрые щёки и, всхлипнув, тихо прошу: — Можешь подняться? Мне нужно…Ваня вскакивает и осторожно помогает мне встать с кровати. Иду в туалет, умываюсь и смотрю на себя в зеркало. Почему я то смущаюсь, то набра
Я смотрю, как Костя покачивается, как блестят его глаза, и понимаю, что сделала очередную глупость. Надевая туфлю, спрашиваю:— Когда вы ели в последний раз?— Вчера, — охотно отвечает он. — Утром выполнял поручения, чтобы отпустили в увольнительную, в обед бегал, искал командира… Надо было подписать бумагу. А ужин… — Он бросает жадный взгляд на стол: — Надеялсяперекуситьна свадьбе.— Горе луковое, — тащу его за руку к столу и усаживаю. Быстро накладываю в первую попавшуюся тарелку всё подряд, пихаю в руку мужчины. — Закусывайте быстрее! И побольше! — Он начинает жевать, а я сажусь напротив и, подперев рукой голову, смеюсь: — Не думала, что такой мускулистый и крупный мужчина «поедет» с одной маленькой туфельки…— Туфелька не такая уж маленькая, — жуя, замечает Костя.— Тридцать седьмой размер! — возмущаюсь я.
Ухмыляюсь: это он зря. Я лишь хотела наказать его, а теперь ещё и поиздеваюсь. Шанса не упущу и отыграюсь за испорченные новенькие туфли, в которых совсем не планировала ходить по гальке, чтобы нести молодым шампанское в роще невест. Это была работа свидетеля! Как и ещё сотня дел, которые мне пришлось переделать за Костика.Коварно улыбнувшись, нахожу фонограмму забытой песни, которую в юности обожала моя сестра. Свидетель наверняка и не слышал о такой. Протягиваю Косте один из двух микрофонов, а сама поворачиваюсь к гостям.— Как вы знаете, почти у каждой пары есть особенная песня, — с нежностью глядя на сестру, говорю я. — И у наших молодожёнов она, конечно же, тоже. Я приглашаю жениха и невесту на первый танец!Конечно, я рассчитывала сделать это гораздо позже, даже договорилась с певцом, что он исполнит эту композицию, но… Не считая того, что я сейчас повеселюсь, наблюдая за Костей, как он будет пытаться коверкать английские слова и
Сюрприз для ОлесиЯ смотрю на Нину, и сердце сжимается от любви. Какая же сестра красивая! Ангел… Ну ладно, очень строгий ангел с мечом правосудия в руках. Это платье ей так идёт! Невзирая на то, что молодые совершенно наглым образом устроили первую свадебную ночь в дороге, всё равно Нина — само совершенство! После того как я, матерясь, поправила макияж и причёску. И теперь, сидя за свадебным столом, я молча наслаждаюсь происходящим.Ваня нежно смотрит на жену, держит её руку, не отпуская ни на секунду. Даже в туалет водил сам, благо согласился постоять у двери. Я умильно качаю головой: совершенно непробиваемый парень. И да… Я чуточку завидую сестре. Её счастью, её удаче. В неё влюбился такой замечательный человек. Уверенный, сильный, настойчивый. Он и раньше был таким, а после армии эти черты ещё и усилились. Узнав, что Ваня родной сын уважаемого офицера, я не удивилась. Стало понятно, в кого у парня такое стремление
Я просыпаюсь и, зевая, сладко потягиваюсь. В комнате темно и тихо, лишь тикают часы. Приподнимаюсь и оглядываю пустую кровать, вколыбельке дочки тоже нет. Улыбаюсь и, сунув стопы в тапочки, топаю в другую комнату. Так и есть!Муж, развалившись на диване, похрапывает, а дочка, раскинув ручки и ножки, тихонечко посапывает на его животе. Прислоняюсь к косяку и любуюсь идиллией. Ваня, словно почувствовав мой взгляд, просыпается и, щурясь, смотрит на меня.— Доброе и очень раннее утро, любимая. Танька ночью проснулась, я её покачал тут, чтобы тебя не будить. И она меня усыпила.Голос его спросонок звучит чуточку хрипло, и это очень заводит. По телу моему будто молния пробегает, между ног становится жарко и влажно, дыхание сбивается. Я прислоняю указательный палец к губам и тихонькокрадусь к сладкой парочке, осторожно беру ребёнка на руки и несу в спальню, укладываю в колыбельку и, убедившись, что дочкакрепко спит, возвращаюсь.На ходу с
Моей жених смеётся и подхватывает меня на руки:— Не понравилось? А я слышал, ты мечтала о стриптизёре-пожарном!— Ты что делаешь? — ахаю я и стягиваю ворот халата на шее. — Плохая приметаувидеть невесту до свадьбы!— Правда? — искреннеудивляется Ваня. — Мне кажется, плохая примета не видеть ту, на ком собираешься жениться. Мало ли коговстретишьу алтаря! Сюрприза можно и не пережить.— Да я не о том, — смущаюсь я. — Нельзя видеть наряд невесты.— Наряд? — Ваня перестаёт улыбаться, взгляд его темнеет. Шепчет: — Ты собралась замуж выходить в этом? Весьма необычно! И уж точно незабываемо.Кивает на виднеющуюся подвязку. Я одёргиваю халатик и мотаю головой.— Нет, конечно. То есть да, но будет ещёиплатье.Поглядываю на шкаф, который, хвала всем богам, закрыт. Ваня опускает меняи, удерживая за талию одной рук
В комнату влетает растрёпанная фурия, и я вздрагиваю:— Кто ты? И куда дела мою сестру?— Очень смешно! — фыркает Олеся и пытается пригладить взъерошенные от волнения и нервных метаний волосы. Окидывает меня возмущённым взглядом: — Ты ещё не одета?!— Это как посмотреть, — ухмыляюсь я и бросаю горделивый взглядв большое зеркало. — Бельё, которое подарила мне сестрёнка, такое красивое, что я думаю — может, мне так к жениху выйти?— Издеваешься? — Олеся запускает пальцы в свои волосы, и мне становится ясно, что с причёской у неё будет бардак, пока я не выйду из дома. — Там выкуп уже вовсю идёт! Девчонки продержат сватов как можно дольше, нет проблем! Но ты же не хочешь опоздать на регистрацию? Или передумала замуж выходить?— Хм, — глажу чуточку выступающий животик. — Тут без вариантов, если тебе дорог друг детства. Папа до сих пор на Ваню волком смотрит, как ви
Рогов замирает, в распахнутых глазах его замечаюудивление, по моим пальцам струится горячая кровь. Лжедоктор не видит гвоздя, принимая хрипы раненого за любовные стоны, продолжает лыбиться. Я тихо выдыхаю, радуясь, что помню лекции по самообороне и не промахнулась с ударом, нашариваю у Рогова пистолет. Надеясь, что преступник не заметит, взвожу курок.Но звук получается слишком громким, а тело Рогова сползает с дивана. Лжедоктор напрягает руку, и я, понимая, что не успею выстрелить первой, замираю на миг. Звук выстрела, и я недоумеваю — боли нет. Преступник же, прижав руку к груди, падает, а в окна и вдверь врываются люди в масках. Я недоумённосмотрю на подбегающего ко мне Ваню, роняю пистолет и, прижав руки к губам, сдерживаю рыдание.Ваня падает передо мной на колени, быстро ощупывает.— Нина, Нина! — кричит. — Ты не ранена?— Смотри, — шепчу немеющими губами. — Он убит. Это твой отец…
Ругаю себя, что так опрометчиво доверяла оборотню в погонах. Идеальная репутация и нарочитая неподкупность восхищали меня. Сейчас же, думая об этом, поражаюсь, как могла не замечать очевидного? Нет идеальных людей! Их не существует. А если ты встречаешь такого, то стоит насторожиться: человек, который играет в доброго супергероя — отличный актёр,и только. Но Степан Деомарович, судя по рассказу Василия, долгие годы оттачивал своё мастерство, неудивительно, что я поддалась очарованию «защитника». А защищал Рогов лишь свои интересы, сейчас я это осознаю.Иду медленно, опускаюсь на тот самый продавленный диван, поднимаю взгляд на расположившегося напротив оперативника. Степан Деомарович смотрит своими тёмными блестящими глазами — такими обманчиво добрыми и честными! — и улыбается. А у меня мороз по коже ползёт, и волосы на затылке льдом стягивает. Не выбраться нам отсюда! Точно не выбраться!— Что-то хотите мне сказать, Нина Иванов
Холодею при мысли, что мне на самом деле очень повезло. Что могло помешать оперативнику, например, «случайно» задеть меня пулей так, что я бы за несколько минут истекла кровью? Уверена, для опытного оперативника не составило бы труда это сделать. Я была в двух шагах!— Иван отличный парень, — неожиданно меняет тему Василий. — Веришь ли, как увидел его в военкомате, сразу узнал. У меня сердце кольнуло, хотя никогда не жаловался на эту мышцу. — Вздохнул и тихо продолжил: — Будто на себя в молодости посмотрел. Поговорил с кем надо, чтобы ему один хороший человек предложил особую службу.— Подождите, — хмурюсь я. — Говорите, что впервые увидели Ваню в военкомате?— Да, — отвечает Василий. — В тот день я приехал в ваш город, чтобы встретиться с Мершиковым, но столкнулся с этим парнем. — Он замолкает на мгновение, слышу вздох. — Словно в зеркало посмотрел и не смог снова отвернут