Ваня смотрит прямо, не моргает, не улыбается, взгляд гнетущий. Думаю, это можно считать за «да». Вздыхаю тяжело и поджимаю губы. Вот и отгадка.
— Интересно, значит, некто знал, что на самом деле произошло, но в то время не стали выводить преступника на чистую воду. Интересно почему? — Ваня, конечно, молчит. — А теперь вдруг решили поиграть в рыбака и рыбалку? И как же ты «договорился» с Мершиковым, если он был наживкой?
— Я защищал Мершикова, Нина, — наконец говорит Ваня. — Это было моё задание. Рассказать об этом никому не мог, так как был под присягой. И ослушаться не в силах. Помнишь, я легко и незаметно пробрался к вам в суд? И даже стереть видеозаписи с…
— Стой-стой, — перебиваю его. — То есть Фёдор Петрович служил приманкой добровольно? — Нервно хохотнув, качаю головой.— Эта гнида, зная, что его защищает государство, решил воспользоваться тем, что вы подтё
Просыпаюсь и вижу, что Ваня ещё рядом. Лежит на самом краешке, мило сложив губы трубочкой, посапывает. Боже, совсем как мальчик! Но жизнь продемонстрировала, кто из нас большийребёнок. Я, казалось, уже давно взрослая, вела себя по-детски. Переживала, что скажут люди, когда увидят нас вместе, ждала чьего-то одобрения, слов «хорошая девочка», которых никогда не последует.Улыбаясь, пропускаю сквозь пальцы гладкие пряди мягких волос Вани, а он усмехается и, прищурившись, смотрит на меня. Шепчет:— Доброе утро, любимая.У меня перехватывает дыхание, щёки горят, по груди растекается лава, а на глаза наворачиваются слёзы. Отворачиваюсь и бормочу:— Да что же такое?! Слёзы словно сами текут. — Вытираю мокрые щёки и, всхлипнув, тихо прошу: — Можешь подняться? Мне нужно…Ваня вскакивает и осторожно помогает мне встать с кровати. Иду в туалет, умываюсь и смотрю на себя в зеркало. Почему я то смущаюсь, то набра
Жадно прижимается к моему рту. Нетерпеливо раздвигает губы, проникает языком и, переплетая его с моим, со стоном закрывает глаза. Ощущаю, как тут же наливается и твердеет его мужское естество, упирается мне в низ живота, и не сдерживаю ответного стона. В крови словно закипает лава, по коже пробегает волна сладкой дрожи.— Как представлю, что ты кормишь младенца, перед глазамиот желаниятемнеет, — шепчет Ваня.Его горячая ладонь сжимает мою грудь сильно, собственнически, пальцы задевают отвердевший сосок. Я выгибаюсь от ласки, перед глазами вспыхивают искры, низ живота обхватывает огонь, между ног становится влажно. Двигаю бёдрами, трусь промежностью о его каменный член…— Кх! — Мы вздрагиваем и смотрим в сторону, откуда раздался звук. У двери стоит медсестра с подносом и иронично рассматривает нас. — Даже не знаю, кому укол делать. Вроде по списку женщина, но подставил пятую точку совершенно иной гражданин!
Слышу топот за спиной, крик:— Умоляю! Стойте! Вам нужно знать… Погодите! Дайте сказать!Спотыкаюсь, едва не падаю в куст и тут вижу впереди искомуюдыру в заборе, которую не заметила с самого начала и прошла мимо. Пробираюсь к ней, высовываюсь и, завидев машину, ору в отчаянии:— Помогите! Миша!Вываливаюсь с другойстороны и, взвизгнув от страха, подскакиваю при виде приближающегося одноглазого. Тот кричит:— Мершикова не нанимала меня! — Застываю на месте и поворачиваюсь. Одноглазый, приникнув к забору, выдыхает: — Это…Раздаётся хлопок, и тело мужчины вздрагивает. Распахнутый на полуслове рот на помертвевшем лице пугает, стекленеющий глаз, казалось, и сейчас пронизывает меня. Отшатываюсь и натыкаюсь спиной на каменное тело, оборачиваюсь. Миша смотрит настороженно:— С вами всё в порядке? Не ранены?— Нет, — мотаю головой и, наблюдая, как тело одноглазог
Когда-то я проходила обязательные курсы владения оружием, посещала тир. Но смогу ли я выстрелить в человека? Нет, вопрос неправильный. Сумею ли я схватить пистолет достаточно быстро, чтобы приказать остановить машину? А что потом? Вокруг лес. Может, стоит подождать до населённого пункта и, вынудив похитителя остановить, позвать на помощь? Опасно. Во-первых, он может придавить кого-нибудь, когда я наставлю пистолет. А во-вторых, я не уверена, что этот самый населённый пункт нам встретится.Лучше потребовать, чтобы мужчина покинул машину, а самой вернуться на ней. Риск огромный, но всё же меньше, чем то, что ждёт меня в конце нашего путешествия. Возможно, Рогов решит просто сбросить путающуюся под ногами судью в какой-нибудь овраг. И никто никогда не найдёт моё тело.Дождавшись, когда Миша отвлёкся на поворот, резко перегибаюсь через сидение и, схватив оружие, наставляю на похитителя:— Немедленно останови!Он косится и лишь ухмыляется. Мельком смотрю
Прижимаю ладонь ко лбу, настороженно смотрю на человека, а узнав его, покрываюсь холодным потом. Это же Евгений Георгиевич, «врач», который «погиб» от руки Рогова! В ушах звенит, мысли путаются, я спотыкаюсь. Одно дело — размышлять о преступлении, другое — видеть подтверждение своих догадок. Неясным остаётся только моё участие в этом деле: почему Рогов так рьяно вцепился в меня? Неужели думает, что Мершиков влюбилсяв судью? Это глупо. Стоит только вспомнить, как депутат удирал, сверкая пятками, бросив меня на произвол судьбы, так всё сразу ясно. Мне. Но не Степану Деомаровичу.Мужчина хватает меня за локоть и нетерпеливо тащит в сторону второго дома, чуть больше и новее, чем тот, в котором держали меня. Я оборачиваюсь, но Светланы на крыльце не вижу. Впрочем, что ей здесь делать? Возможно, она и при моём появлении там стояла лишь для того, что убедиться — птичка в клетке. И доложить тому, ради кого предала мужа и себя. Ведь судя
Холодею при мысли, что мне на самом деле очень повезло. Что могло помешать оперативнику, например, «случайно» задеть меня пулей так, что я бы за несколько минут истекла кровью? Уверена, для опытного оперативника не составило бы труда это сделать. Я была в двух шагах!— Иван отличный парень, — неожиданно меняет тему Василий. — Веришь ли, как увидел его в военкомате, сразу узнал. У меня сердце кольнуло, хотя никогда не жаловался на эту мышцу. — Вздохнул и тихо продолжил: — Будто на себя в молодости посмотрел. Поговорил с кем надо, чтобы ему один хороший человек предложил особую службу.— Подождите, — хмурюсь я. — Говорите, что впервые увидели Ваню в военкомате?— Да, — отвечает Василий. — В тот день я приехал в ваш город, чтобы встретиться с Мершиковым, но столкнулся с этим парнем. — Он замолкает на мгновение, слышу вздох. — Словно в зеркало посмотрел и не смог снова отвернут
Ругаю себя, что так опрометчиво доверяла оборотню в погонах. Идеальная репутация и нарочитая неподкупность восхищали меня. Сейчас же, думая об этом, поражаюсь, как могла не замечать очевидного? Нет идеальных людей! Их не существует. А если ты встречаешь такого, то стоит насторожиться: человек, который играет в доброго супергероя — отличный актёр,и только. Но Степан Деомарович, судя по рассказу Василия, долгие годы оттачивал своё мастерство, неудивительно, что я поддалась очарованию «защитника». А защищал Рогов лишь свои интересы, сейчас я это осознаю.Иду медленно, опускаюсь на тот самый продавленный диван, поднимаю взгляд на расположившегося напротив оперативника. Степан Деомарович смотрит своими тёмными блестящими глазами — такими обманчиво добрыми и честными! — и улыбается. А у меня мороз по коже ползёт, и волосы на затылке льдом стягивает. Не выбраться нам отсюда! Точно не выбраться!— Что-то хотите мне сказать, Нина Иванов
Рогов замирает, в распахнутых глазах его замечаюудивление, по моим пальцам струится горячая кровь. Лжедоктор не видит гвоздя, принимая хрипы раненого за любовные стоны, продолжает лыбиться. Я тихо выдыхаю, радуясь, что помню лекции по самообороне и не промахнулась с ударом, нашариваю у Рогова пистолет. Надеясь, что преступник не заметит, взвожу курок.Но звук получается слишком громким, а тело Рогова сползает с дивана. Лжедоктор напрягает руку, и я, понимая, что не успею выстрелить первой, замираю на миг. Звук выстрела, и я недоумеваю — боли нет. Преступник же, прижав руку к груди, падает, а в окна и вдверь врываются люди в масках. Я недоумённосмотрю на подбегающего ко мне Ваню, роняю пистолет и, прижав руки к губам, сдерживаю рыдание.Ваня падает передо мной на колени, быстро ощупывает.— Нина, Нина! — кричит. — Ты не ранена?— Смотри, — шепчу немеющими губами. — Он убит. Это твой отец…