Роман «Лиса Его Высочества» отталкивается от знаменитой сказки Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц». Б. С. Гречин заимствует её сюжетную канву или, скорее, её символический протосюжет и создаёт оригинальный текст, в котором история пребывания Маленького принца на Земле не только получает, с одной стороны, реалистическое, а с другой — мистическое истолкование, но и показывается глазами не автора или главного героя, а глазами Лиса, или, как в романе Б. С. Гречина, — Лисы, то есть Лизы, Елизаветы Лисицыной. При этом сказка Экзюпери в «Лисе Его Высочества» соединяется с традициями русской народной сказки: песчано-прозрачный «Маленький принц» оборачивается русской сказкой, вырастающей в трудной и небезопасной российской провинции начала нулевых.
Характер гречинских персонажей выявляется через их связь с каким-либо животным (волком, овцой, медведем), узнаваемым нами, людьми северной культуры. Но, как сказано в романе, эта связь не столько выражение характера, сколько выражение судьбы. Елизавета Лисицына оказывается Лисой не из-за фонетической параллели в имени, не из-за внешнего сходства, не из-за совпадений в психотипе, а потому что лиса — это её духовный портрет, её подлинное лицо. Или иначе: лиса — это её хвост. Из прошлого. Животные находятся на ином эволюционном витке, но люди резонируют с ними в духе. То же касается и других персонажей «Лисы Его Высочества», исключая, вероятно, Артура, Маленького принца. Впрочем, и он в финале становится Змеёй. Равно как и ключом, дверью и открытым пространством и временем.
Как сказал у Экзюпери Лис Маленькому принцу: «твоя походка позовёт меня, точно музыка». Артур у Б. С. Гречина — музыкант, как и Елизавета Лисицына, ставшая его преподавательницей, хотя и не знающая, чему учить своего глубокого и талантливого ученика. Вообще в романе много музыки, её звучания, её интерпретаций, её настроений и даже фрагментов нотных записей. «Лиса Его Высочества», как и «Маленький принц», расширяет понятие текста и включает в повествование визуальные и аудиальные коды. Но, в отличие от Экзюпери, у Гречина это текст не упрощает, а напротив, повышает планку требований к читателю. Ему нужно хотя бы чуть-чуть быть на волне с академической музыкой, иначе этот пласт романа окажется читателю недоступен.
Помимо музыки, в «Лисе Его Высочества» много литературы. Экзюпери и русская сказка очевидны, отсылки с сюжетам, образам, стилям русской классической литературы — не всегда. Так, например, в новелле «Мастер» присутствуют образы «Попрыгуньи» А. П. Чехова, в новелле «Звеня» — стиль «Записок охотника» И. С. Тургенева, в «Невестке» — проблематика повестей В. Ф. Тендрякова. Литература в романе, как и музыка, становится камертоном рассказываемых историй, но эти истории не повторяют уже сказанное: Б. С. Гречин пишет про другое. В широком смысле все его произведения, включая это, религиозны: поступок любого героя — это его шаг от освобождения или к освобождению.
Когда читаешь Б. С. Гречина, думаешь, что так не говорят. Речь обитателей детского дома, или священнослужителей, или сотрудников прокуратуры так тщательно стилизована, что кажется неестественной. Но это не проблема писателя, это другая проблема: различные языковые потоки сегодня не просто перемешались, но стёрлись. Все говорят одинаково и одинаково бедно, грубо, серо. А многоцветная «Лиса Его Высочества» и в отношении языка оказывается норой во времени, в которой сокрыты и древности, и драгоценности.
Б. С. Гречин сводит главных героев, Артура и Елизавету Лисицыну, отправившихся к Змее, с разными людьми. Их истории — это вставные новеллы «Лисы Его Высочества». Каждая из них — это человеческий опыт, чаще — отрицательный, опыт духовных поражений, который персонажам нужно переосмыслить. Как говорит Елизавета Лисицына: «Что есть ум? Память о боли». Но новеллы — это также и разговор о сложных проблемах русской жизни. Например, о национализме в многонациональной стране, о сосуществовании языческого и христианского мировоззрений, о воздействии на человека государственного комплекса, об обезволивающем влиянии науки, о сопротивлении своей судьбе, о выборе между большим и меньшим злом и о многом другом.
Однако то, что для персонажей «Лисы Его Высочества» — опыт, когда жизнь открылась им в глубину, опыт, который может стать возможностью, то для Артура — прощание с земным бытием. Каждая история, рассказанная им самим или другими, это развязывание узлов, это приближение к развязке. Люди идут в одну сторону — в сторону развития мужества или иных качеств и за земной мечтой, Маленький принц — в другую, в сторону невозможного. Маленький принц Артур учит тех, кого встречает, благородству, то есть умению забывать себя ради других. Именно поэтому он принц, а не потому что его род восходит к польским королям. Принц — это его духовный портрет, в ореоле шопеновской музыки.
Маленький принц возвращается домой, в открытое пространство и время, а приручённая Лиса вновь переживает прощанье, оставаясь одна, по эту сторону стеклянной стены, что растёт до неба. Антуан де Сент-Экзюпери оставляет Лиса на Земле, плачущим по Принцу, Б. С. Гречин даёт Лисе, поступившей против своей природы, против разумности, шанс отправиться вслед за Принцем, верным спутником которого она была. И Лиса это, разумеется, заслужила — тем, что она умела любить, умела быть верной не только живым, но и памяти об умерших, тем, что обуздала хвост своей хитрости, тем, что она сумела забыть саму себя под взглядом мудрой и строгой Змеи.
Л. В. Дубаков
Я буду плакать о тебе, – сказал Лис.– Ты сам виноват, – ответил Маленький принц. – Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил…– Да, конечно, – сказал Лис.– Но ты будешь плакать!– Да, конечно.– Значит, тебе от этого плохо.– Нет, – возразил Лис, – мне хорошо.(Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»)ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ХАЛДЕЕВО1Лиса – не имя, хотя зовут меня Лиза и фамилия моя Лисицына. Не я выбирала их. Случайны ли имена? Не название рода: человек я. Или всё же название? Бывают ведь люди-зайцы, люди-волки, и люди-лягушки бывают тоже. Не в смысле оборотничества. В смысле характера человека. Ли
2Я выросла в Интернате для детей-сирот и детей, оставшихся для попечения родителей, села Семёновское Ярославской области. Село это всего лишь в десяти километрах от областного центра. Родителей своих я не только не помню, но даже не знаю их имён. Более того, я не знаю, настоящие ли мои фамилия, отчество, или придумали их воспитатели.С детства я привыкла к тому, к чему привыкает любой лисёнок: к недоеданию, к скудости жизни, к чувству того, что ни одна вещь тебе не принадлежит и любая может быть отнята, к недоверию, к страху, к неожиданной жестокости.Наш детский дом не был образцово-показательным, но и не думаю, чтобы самым худшим. Нет, обычным! Маленькой безрадостной моделью заурядного чистилища. (Ещё не ада, нет. На этом месте нужно улыбнуться. Но не нахожу сил улыбнуться.) Учителя сельской школы к нам не были жестокими, только равнодушными. На нас глядели, как путник глядит на болото, которое нужно перейти вброд. Большинство воспитателей были
3С тоской и страхом я приближалась к моим четырнадцати годам. Зеркало говорило мне, что я расцветаю. Лицо и фигура очерчивались из детской неопределённости, я чувствовала, что буду красавицей. Только для вольной девушки красота – источник счастья. Я всякий раз, как чужой похотливый взгляд измерял меня с головы до ног, желала себе уродства. Подруги, притворно жалея, а внутри завидуя, тоже предрекали мне судьбу общедоступной девушки. Слишком много охотников на нашу шкурку!Впрочем, настоящих подруг у меня не было. С моей единственной близкой подругой, Таней, я крупно поссорилась, когда та украла у меня кофточку. Нужно сказать, что в детском доме кража вообще не считается преступлением, только разве «мелкой шалостью». Но я по этим правилам жить не хотела, не хотела! С Таней мы помирились, но с тех пор друг к другу охладели. Прочие девушки мне завидовали, а если и не завидовали, не любили меня многие. Лисе тяжело расти в волчьей стае, где в
4Тимур не пришёл ни той ночью, ни следующей. Более того, уже полтора месяца прошло со дня объявления нашего «брака», а он даже не подходил ко мне, ставя меня в странное и нелепое положение «жены капитана дальнего плавания». Впрочем, нет. Однажды я шла по коридору, а Тамерлан – мне навстречу. Я склонила голову, силясь произнести ему приветствие; сердце вновь заколотилось. Я не успела и словечка выдавить из себя.– Стой! – приказал он. Подойдя вплотную, он взял мою голову в ладони, прижав волосы к ушам, и слегка приподнял её. С удивлением я увидела, что он улыбается. Так мы стояли. Моё зашедшееся сердце медленно успокаивалось.– Лисицу видел прошлым летом, – заговорил он негромко, странно, умилённо. – Точь-в-точь. Малая, мордочка острая, зубы мелкие, белые, зенки блестят, пушистая вся, гладкая. Людей шарахается. Ай, рыжая! Рыжей тя буду звать. Топай уже, ну, – прибавил он, отпус
5Одной майской ночью, уже за полночь, в окно нашей комнаты постучали. Я тут же проснулась, села на кровати, встревоженная.Маша, моя соседка по комнате, подошла к окну.– Тебя т в о й вызывает, – сообщила она, передёрнувшись от холода.Вот оно! Значит, сегодня.Я проворно оделась, вздрагивая от касаний своих собственных похолодевших пальцев, раскрыла окно.– Дура, – тревожно прошептала Машка мне в спину. – Одеяло возьми! Одеяло!И правда. Я высвободила старое шерстяное одеяло из пододеяльника, скатала его дрожащими руками, перекинула через плечо. Прихватила заранее приготовленное полотенце: кровь ведь не отстирывается. Порча казённого имущества… Шагнула на подоконник, спрыгнула на землю.– Кимала, что ль? – усмехнулся Тимур; в темноте я не видела ясно его лица. – А это что?– Одеяло, – выдавила я из себя.– По кой х
6Я стала следить за своей внешностью. У девушки-подростка в детском доме мало возможностей делать это. Одежду или косметику она покупать не может, а если и купит, лучшую кофточку всё равно «позаимствуют». Но я тщательно мыла и расчёсывала свои густые чёрные, в самом деле пушистые волосы, длиною до плеч. (Это для девочек в детском доме было максимальной разрешённой длиной.) Я начала делать маникюр. Как делать маникюр без пилочки для ногтей? Куском штукатурки. Ногти ещё и блестели, будто лаком покрытые.Большого толку не было от моего прихорашивания. Тимка приходил за мной ночью, когда сложно разглядеть, какие у девушки ногти. (Да и не каждую ночь приходил.) Я на всякий случай брала одеяло: ночи были холодными. И… смущать своих соседок вопиющим отклонением от нормы мне не хотелось. Пусть уж думают, что думают. Так я и ходила с этим одеялом на плечах, словно курсистка девятнадцатого века с пледом. Мы гуляли по территории, иногда перебирал
7Под самый конец учебного года случилось небольшое происшествие.Во время обеда в тот день дали пирожки с капустой, что, честно говоря, бывало очень нечасто. Я уже съела первое, как в столовой появился Саня-Череп: он опоздал. Повариха на раздатке выдала ему суп, второе и развела руками: пирожки закончились.– Ну, тётя Лена-а! – обидчиво заканючил Череп. – Э-эх! – выдохнул он с досадой.Отнёс свой поднос к столу, рядом с моим, поставил его и обернувшись ко мне, спросил скороговоркой:– Рыжая, пирожок хошь?(Теперь, с лёгкой руки Тамерлана, у меня была новая кличка, а до того меня звали Лизкой, иногда Лизкой-Подлизкой, Лизкой-Сосиской и так далее, у кого на сколько фантазии хватало. Как хотите, а «Рыжая» лучше.)Я недоумённо воззрилась на него. Какой он мне пирожок предлагает, если у него ничего нет?– Так хошь или нет? – допытывался Череп.– Нет, &
8Тимка постучал в окно той же ночью. Я спрыгнула, не взяв одеяла: ночь была хорошей, тёплой.А вот его настроение – скверней некуда. Он даже не поприветствовал меня, не сказал ни слова.Мы пошли рядом и всё молчали.– Ты что молчишь? – прошептала я.– А что баландить? – отозвался он равнодушно.– Обидела я тебя?– Нет, Рыжая. Ты при чём? С-суки! – произнёс он смачно. – Все – суки!– Кто, Тима?– Все! – закричал он в полный голос. Я по-настоящему испугалась. Гневным я его ещё не видела. – Все суки! Все в хезне [дерьме] своей утонут, пидарасы!Тамерлан поднял камень и запустил его почти вертикально в небо.– И ты – главная сука! – продолжал он кричать. – И нету тебя! Нету ни х*ра!!Он обернулся ко мне.– Нету его, Лизка! Нету вашего сраного Бога! Когда нормаль