Испанец сжимал мою руку вывернутой за спиной и смотрел мне в глаза. И я не понимала, что чувствую в этот момент. Как будто до этого никогда мужчины на меня не смотрели, или я не знала, как они умеют смотреть. А он смотрел изучая, сканируя каждую черту моего лица. И я, словно заколдованная, замерла под этим взглядом. И чувствовала, как яростно пульсирует кровь в венах. Сумасводящая знойная красота, и в то же время в чертах проскальзывает животная жесткость и резкость.
– Чего тебе надо? Денег?
Сдавил руку еще больнее и почти прижал к своему телу. Слово «деньги» ворвались в воспаленный мозг, и я дёрнулась в его руках, понимая, что это никак не объятия. Этот мужчина считает меня воровкой и своей чокнутой фанаткой. Или еще хуже – мошенницей.
– Мне от вас ничего не надо! Это моя работа! Работаю я здесь и кошелек ваш просто уронила.
– Кто тебе поверит? Вошла, пока я спал, и под видом уборки решила обокрасть. – опустил вз
Я изловчилась, потянулась рукой к вазе, стоящей на стеклянном столе, и пока ублюдок возился с ширинкой, схватилась за узкое горлышко и изо всех сил ударила его по голове. Ваза разлетелась на осколки, рассыпалась вдребезги, а футболист обмяк на мне, уткнувшись лицом в мою грудь. Я силой оттолкнула его от себя и увидела, как он сполз на пол. Некоторые осколки от вазы окрасились в красный цвет, и я от ужаса закрыла рот рукой, пятясь назад, одергивая подол платья и всматриваясь в неподвижные черты испанца. Мне потребовалось время, восстановить дыхание и прийти в себя. Пальцы стали ледяными и непослушными. Я дышала громко и прерывисто. Ступор прошел, и я поняла, что должна немедленно убираться отсюда. Откашлявшись, привстала, опираясь на руки и посмотрела на испанца. Он лежал без сознания. Черные волосы растрепались, и по лбу стекала тонкая струйка крови. И я вдруг испугалась до полуобморока, до панического паралича, и тошнота подкатила к горлу, встала комом. О Боже! Если я его убила?! И
Мысели в маленькой безлюдной кофейне, и от умопомрачительного запаха свелоголодный желудок. Я не помню, когда ела в последний раз. Но аппетита нет и непредвидится совершенно. Все мысли только о Диме, о его лжи, о раненом мноюфутболисте и о деньгах. Да, опроклятых деньгах. Каждую секунду я думаю о них. Нескончаемо, лихорадочно.Когда все в жизни зависит только от них… думать больше не о чем.
Онпосмотрел на часы со сверкающими по кругу циферблата мельчайшими алмазами итихо выругался. Долго везут, ублюдки. Сколько там должно занять времени,схватить эту дрянь и доставить в клуб. У неготрещит голова, и шов слегка кровоточит. Но ему плевать. Тело привыкло к травмам,ударам, переломам. Прошелся по полутемному ВИП помещению с зеркальным потолком,отражающим темно-синий пол из начищенного до блеска мрамора. Бросил взгляд нацветы, стоящие в огромной красной бархатной коробке, и ощутил, как
Дрожащаяот страха, я смотрела на испанца, оглушенная пониманием того, что меня выкралисредь бела дня. И что это сделал именно он… А еще мысль о том, что он жив, и яне убила его. Цел и невредим. Даже больше – решил отомстить, наверное. И толькоэтого мне сейчас и не хватало.
– Выменя преследуете? Это такая игра? Вам скучно?Мне добезумия и хочется, и страшно сесть к нему в машину. Но выбора нет, и я боюсьопоздать на работу. Второго шанса мне точно не дадут. Испанец открывает передомной переднюю дверцу и галантно пропускает вперед. И я вдруг понимаю, что дажене знаю его имени. И у меня адски быстро бьется сердце, очень гулко,болезненно. Последний раз посмотрела ему в глаза… и все же они темные и оченьглубокие, в них нет дна. Только кайма по краю радужки черного цве
Он былне один. В его номере собралась какая-то делегация из шести человек. Все онисидели за столом вместе с Альваресом. И моя злость, моя ярость на то, что онустроил для меня ловушку, на то, что заставил меня работать только у него такимотвратительным шантажом, не могла найти выхода. Я шла сюда с твердым намерениемузнать, какого черта он вытворяет? Он же извинился, он же…он же старалсявтереться мне в доверие, подвозил меня, заботливо укутывал в свою куртку, и всеради того, чтобы через несколько минут меня поставили в известность, что онтаки меня купил? Унизить? Потешить свое испанское эго?
– И… исколько они хотят? Глядяперед собой и вспоминая щекастое личико малыша, и чувствуя, как сдавливаетспазмом горло. Мы уже вернулись в квартиру Ани и Саши, они каждую минутуожидали звонка, и Аня сидела на диване, раскачиваясь из стороны в сторону. Ееглаза опухли от слез, и руки тряслись так сильно, что она не могла ими взятьдаже стакан с водой.
Послеуплаченного аванса нам позволили услышать, как плачет Гоша. На все мольбы Анипоказать его нам, снять хотя бы ручку или ножку, жестоко бросили трубку. – Этоможет быть запись! – подливал масла в огонь Дима, а Аня выла еще громче,хваталась за сотовый, гипнотизировала его опухшими от слез глазами. Смотреть наее страдания было невыносимо. Я шикнула на Диму и укачивала Аню, как ребенка, авнутри все больше росла уверенность, что я поступаю верно. Другого выхода нет.Только этот. Иначе я никогда